Солдат положил письмо в нагрудный карман и пошел.

Спор с Драганом так и не закончился. Совершенно очевидно, что отвечать за безопасность полка — дело нелегкое, но настоящим безумием было бы считать, что ты всегда безоговорочно прав, что всегда сведущ во всех вопросах.

Именно об этом думал Ярослав, застегивая шинель. Прохлада после дождя окутала все его тело — видимо, болезнь сделала его мерзляком. Несмотря на то что под горячими лучами солнца быстро высыхали лужи, он не ощущал тепла, его даже начало лихорадить. Ярослав был подавлен разговором с Драганом и тем, что дела оказались до предела запутанными. А ведь именно в тот момент ему так необходимо было сохранить уверенность.

Ярослав шел на вокзал встречать Драгана, который ездил в Софию, чтобы лично доложить о случившемся. Он видел, как тот, пунцовый, злой на невообразимую сутолоку на платформе, протолкнулся через толпу, собравшуюся перед вагоном, а затем выбрался на перрон.

Драган тоже заметил Ярослава и, нахмурив брови, отчитал его за то, что торчит на вокзале в такую неустойчивую погоду.

В кабинете, где Драган сразу бросил портфель на письменный стол, Ярослав заметил, что он снова обрил голову.

«Прихоть», — подумал Ярослав и тут же спросил, как на все случившееся реагируют в Софии.

Драган долго молчал, потом вытащил из портфеля какие-то бумаги и ответил:

— В болгарской армии не помнят подобного происшествия.

— Это я знаю! А есть ли что-нибудь более существенное?

— Есть. Враги партии распространяют слухи, будто в нашем городе готовится «варфоломеевская ночь», будто похищение замков от четырех орудий — дело наших рук, так как нам нужен козырь, чтобы нанести удар по патриотически настроенному офицерскому корпусу. Они не теряют надежды облить грязью и Велико и, воспользовавшись случаем, свести с ним счеты за его увлечения по женской линии.

— Умно придумано. — Ярослав присел на диван и сдвинул фуражку на затылок. — Так говоришь, «варфоломеевская ночь», а?

— Это их позиция. — Драган закурил сигарету и подошел к печке. — Для партии вопрос ясен — готовится заговор. Скорее всего они готовят координированные удары, стремясь доказать мировой общественности, что новая власть в Болгарии нежелательна. И начали с нас. Мы — лишь первое звено в большом заговоре.

— Значит, объединяют свои усилия. Пришли в себя и сбиваются в кучу, чтобы действовать против нас.

— От нас требуется разорвать эту цепь, в противном случае она задавит всю нашу страну.

— Понимаю.

— И никаких компромиссов. Когда обжигаешься на молоке, приходится дуть и на воду, — грустно улыбнулся Драган. — Наши люди в полку бездействуют потому, что рассчитывают на твой опыт, на твое чутье. Между тем у тебя под носом творятся безобразия, а ты занимаешься педагогикой. Враг — и педагогика! Ясно, что ты один не сможешь справиться.

Драган уставился в какие-то бумаги, словно в них мог найти решение проблемы.

— Для начала возьмем под арест Велико. Да, да, Велико — твоего заместителя. Он совсем отбился от рук, распоясался до предела, никого ни во что не ставит. Крепость предана изнутри, и мы будем беспощадны.

— Ты хочешь продемонстрировать перед праведниками высший класс принципиальности? Показать, что мы не щадим своих, не говоря уже о противнике? — попытался уточнить его мысль Ярослав и вдруг осознал горькую истину: насколько же они отдалились друг от друга.

— Именно это я и хотел сказать, — уже спокойнее продолжал Драган. — Обстановка весьма сложная и внутри страны, и за ее пределами. Оппозиция старается сколотить блок, не брезгуя при этом никакими союзниками, начиная с бывших жандармов и кончая бандитами, чьи руки обагрены кровью. Мы не имеем права отступать.

— Значит, арестовав Велико, мы укрепим свои позиции?

— Продемонстрируем свою силу.

— А не кажется ли тебе, что вся эта история попахивает своего рода предательством?

— Таков приказ из Софии. Там настаивают... — Драган решил прекратить этот спор.

— Они настаивают, но мы должны правильно оценивать события.

— Я тоже все взвесил и считаю, что Велико должен быть устранен; тем самым мы восстановим у людей душевное равновесие.

— Хорошо придумано. Ты всегда был силен в логике. А в Софии не распорядились по поводу того, кому сдать дела?

— Запугиваешь?

— Нет, просто предупреждаю. Не смешивай две вещи: жажду жизни у Велико и его готовность умереть за родину. Если бы Велико захотел урвать в этом мире от жизни больше, чем следует, мы обязаны были бы его осадить. Но нельзя требовать от человека, чтобы он прервал свой полет. Не перебивай меня! Тебе трудно понять это, даже если бы ты очень захотел. У тебя есть все, ты здоров и можешь многого добиться. Думаю, что знаю тебя лучше, чем кто-либо другой.

— Да ты просто поэт! — констатировал Драган.

— Я могу сказать и проще. Не Велико виноват в том, что мы так живем, а обстановка. Если мы будем наносить второстепенные удары, то ничего не выиграем. У нас повсюду свои люди. Беглецы не могут выбраться из нашего района. Они упустили момент. Нам нужно проникнуть в имение, проверить там каждый уголок. Если ничего не найдем, придется обыскать виноградники...

Драган напряженно слушал.

— Да, сложно!.. Все дьявольски сложно!

Ярослав едва заметно улыбнулся. Он хорошо знал Драгана и понял, что тот заинтересовался его словами.

— Ты хорошо знаешь бая Станьо. Во времена подполья он оказал нам немало услуг, — сказал Ярослав.

— А теперь старается увильнуть!

— Но ведь мы к нему не обращались. Я послал в имение нескольких молодых ребят наняться на работу. Он принял их и будет руководить ими. Завтра...

— Бай Станьо... Это хорошо. — Драган встал. Его голос неожиданно зазвучал теплее: — Боюсь я за тебя. И должен откровенно предупредить: как только мы выберемся из этой кутерьмы, я поставлю вопрос о тебе перед партийным руководством. Ты должен немедленно позаботиться о своем здоровье.

— Это не имеет отношения к нашему разговору. — Ярослав нервно втянул голову в плечи. Он не любил, когда говорили о состоянии его здоровья.

— Непокладистый ты человек, но ведь ты дорог нам и должен...

— Насчет Велико мы договорились!

— Ты не убедил меня, но подождем до завтра.

— Хорошо, — вздохнул Ярослав и направился к двери.

«Еще одна ночь, целая ночь... Неужели Драган забыл, сколько нам удавалось сделать за одну ночь?..»

Ярослав не заметил, как оказался на центральной улице. Он даже вздрогнул от шума, поднятого молодежью, вышедшей на вечернее гулянье. Ярослав не пошел в казарму, а направился к своей квартире. Ему захотелось хоть часок побыть там в одиночестве.

В его жизни всегда побеждал разум. Неужели разум покинет его теперь, когда он осознал все свои потери в жизни и понял, что ему осталось жить считанные дни? Неужели он не имеет права радоваться тому, чему радуются другие? Кого хотел усмирить Драган? С кем, по его мнению, он обязан считаться?

Больше не было нужды принимать какие-то решения, и, хотя ему нелегко было идти, Ярослав заторопился к себе домой. Центральная улица будто таяла у него под ногами и оставалась позади, все такая же широкая, все такая же устойчивая и неизменная.

На крыльце в лучах солнца поблескивал выложенный мозаикой пол.

Воздух в комнате был затхлый. Ярослав открыл окно и долго смотрел на горы. На него повеяло запахом сосны.

Кто-то открыл дверь. Ярослав медленно повернулся и увидел полковника Велева. Тот явно колебался, раздумывая, войти или нет, но поборол смущение и зашел.

— Я заметил вас, когда вы проходили по улице, — начал он и сразу же осекся. — Сердце что-то...

Ярослав накапал в стакан лекарство и протянул полковнику:

— Выпейте! Действует успокаивающе.

Велев выпил. Какое-то мгновение он сидел с полузакрытыми глазами, но это не мешало ему все видеть. Или, точнее, все ощущать.