Николай Максимович улыбнулся, и не разозлился.

– Отвечу просто. Да, как Вы выразились, маразматик прийти к власти может, и не обязательно в нашей стране, но такой «козырной туз в рукаве» есть только у нас. И насколько мы знаем, Советский Союз никогда ни на кого не нападал первым. Какой смысл развязывать захватническую ядерную войну имея такую огромную территорию, с неисчислимыми природными запасами. А вот уберечь всё это от завистливых соседей – наша прямая обязанность. И ещё. У власти не один человек стоит и всё решает, а Президиум Политбюро ЦК КПСС.

В общем, не о том думаете, Алексей Дмитриевич. Ваша задача: хорошо трудиться, прилично себя вести, соблюдать технику безопасности и беречь себя. Государство дорожит Вами. Ведь сюда попасть скорее исключение, чем правило. Ясно?

– Понятно. Мне здесь нравится больше, чем в могиле. Вот только перспектив никаких.

– Логично. Но о своей судьбе тоже много думать не советую, а то и с ума сойти можно. Вы всегда представляйте, что государство доверило вам всем, допустим, полёт на Юпитер. Естественно, в один конец. Домой вы уже никогда не вернётесь, но зато выполните очень важную миссию.

– Неудачное сравнение, – возразил я. – В Вашем случае – слава, почёт, пенсии родственникам, памятники при жизни. Есть за что помирать. А тут – позор и неизвестность.

– Ну, извините…. Других утешительных идей у меня нет.

– Ясно.

– Если нет вопросов, то на этом – всё. Мой кабинет всегда открыт, вход без стука по любому поводу. Будьте здоровы.

– До свидания.

Беседа продлилась не больше десяти минут. Начальник, и правда, держал всех на расстоянии от себя, не расслаблялся, не вёл задушевных бесед. Всегда создавал вид постоянной занятости, никого подолгу не задерживал. Он, как опытный руководитель понимал, что подобное поведение рождает у подчинённых ещё большее уважение и безоговорочное послушание.

Я вышел во двор и направился в барак искать Ваньку.

Глава 15.

Вечером бригадир выдал мне рюкзак с сухим пайком, с термосом для чая, несколькими парами рабочих рукавиц, наволочкой и строительной каской, пристёгнутой поверх. Большую его часть занимал баллон с воздухом и маска. В отдельных кармашках я заметил фонарь и молоток, вернее кусок металла сантиметров тридцать в длину, явно природного происхождения, как будто вылепленного из пластилина первоклассником, старавшимся повторить в точности оригинал.

– Такие штуки у всех есть, вроде талисмана, да и лопаты отбивать удобно, – пояснил Ванька, заметив моё любопытство к этому предмету. – Он – из «железного льда». Не ломается, не гнётся. Десятитонным прессом давили, ударяли – бесполезно. Лёгкий, отпилишь от молотка кусочек, положишь рядом, и он притянется и прирастёт заново, типа ртути. Их много вокруг станции. Видать после метеорита разбросало. Они всякие разные попадаются, но в виде молоточков больше всего.

– Этот металл вообще обрабатывается? Из него можно что-то выточить? – спросил я.

– Нет. Учёные уже много лет голову ломают над ним и ничего. На токарном станке делаешь, допустим, болт, и через два три часа он сжимается в ровный шарик. Видно, когда метеорит врезался, что-то на уровне атомов случилось с полом, и эти молоточки, кубики, шары остались в неизменном виде. Мистика. Физика здесь не актуальна. А верхний потолок простой, говорят в основном из никеля.

Ночь была бессонной. Я всегда плохо сплю перед какой-нибудь поездкой, в ожидании новизны, неизвестности. А здесь – тем более. Утром в шесть часов всех подняли по радио и громкой связи. Быстрый завтрак и в «трамволёт». Он оказался другим – чисто пассажирским. Спереди длинный метров пятнадцать вагон на сорок человек и за ним цистерна с воздухом. Откидные сидения, очень похожие на самолётные кресла, стояли попарно вдоль окон с проходом посредине. В конце – туалет и что-то вроде кухонного столика. Водители, один за рулём другой рядом на подмену, не отделялись кабиной, а находились со всеми в салоне. Рядом стоял ещё один «трамволёт», но поменьше. На работу выезжали три бригады.

Ванька благородно пропустил меня к окну.

– Спрашивай, чего не понятно будет.

Я кивнул головой, и мы бесшумно тронулись.

Движение «трамволёта» напоминало полёт. Скорость и правда зашкаливала, относительно столбам электропередачи, но не чувствовалась из-за идеально гладкой поверхности и слабого сопротивления азота. Если б не нанесённая разметка, то можно представить, что ты несёшься в космосе. Потолок из-за высоты еле проглядывался, и как говорил Саня, походил на большое сито с отверстиями. Через несколько минут пружина и каркас, сопровождавшие нас чуть поодаль от дороги с моей стороны, закончились, и ощущение фантастически бескрайнего пространства усилилось. Ни бугорка, ни камушка, ничего лишнего не попадалось на пути, как не вглядывайся. «Железный лёд» завораживал.

– Воздухонасосная станция, – толкнул меня Иван в плечо и указал на противоположенную от нас сторону.

Мы проскочили множество цистерн, стоящих в ряд недалеко от дороги.

– Каждые сто километров установлены. Кстати, на протяжении всего трубопровода врезаны краны для воды и для воздуха. Если вдруг, пешком пойдёшь, то всегда можно попить и свой баллон пополнить. Переходной шланг в твоём рюкзаке.

– Вроде как обижусь и пешком домой уйду за десять тысяч километров?

Ванька засмеялся.

– Ну, так, на всякий случай информирую. У нас один из второй бригады плутал неделю. «Крыша поехала», и «свалил» с точки.

– И чего?

– Да ничего. Вернулся потом. Жрать захотел и пришёл. Больше не уходит.

– Наказали?

– Ага. Расстреляли второй раз, – сыронизировал Ванька, – Здесь, Лёха, не наказывают. Если человек не приживается, или не желает работать, его бригадир наверх увозит и с концами. На моей памяти всего один случай такой был. Мужик вены себе вскрыл, тоже «крыша съехала». А в остальном, у нас что-то доказывать и права качать не для кого, мы сами по себе. Тем более ты знал куда шёл и с чем соглашался. Любой проступок, если он затрагивает интересы твоих собратьев, неизбежно влечёт молчаливое общественное порицание, а это намного хуже, чем наказание какой-то там администрации. Усёк?

– Ну, да.

Двадцать часов прошли незаметно. На встречу, с приличным интервалом, пролетели два «трамволёта». Из-за скорости нельзя было определить их состав и форму. Где-то вдалеке я заметил «туру», о которой рассказывал Саня. Огромная и приталенная посредине, она и правда казалась рукотворной, но некоторые изъяны в геометрии линий, всё же оставляли право на её природное происхождение.

Многие читали, кто-то спал, откинув кресло. А я почти не отрывался от окна. Мне думалось, что эгоистичная позиция Советского Союза, присвоить себе огромное пространство подземелья, да ещё использовать в военных целях, не справедлива. Сколько можно было бы сделать открытий, будь оно достоянием всех народов. Построить новую транспортную систему: мировое метро, допустим. Привлечь ещё большие средства для изучения «железного льда», может попробовать пробурить дальше вглубь. Сообща-то легче. А с другой стороны тоже плохо. Поделили бы на территории свои, чужие, провели границы, замусорили всё, стали рыть шахты любыми путями в разных концах земли. И сюда бы гонку вооружения перетащили. Глупые люди! Что ж им не живётся без вражды.

В конце концов, я пришёл к выводу: раз появилась подобная аномалия на нашей территории, значит, пусть она будет только у нас, как сказал Николай Максимович.

– Сейчас «Лондон» будем проезжать, – Ванька толкнул меня в плечо.

Я посмотрел в лобовое стекло водителя. Вдалеке под мощным светом фар «трамволёта», вырисовывалась круглая конструкция, уходящая прямо в потолок. Она исходила из большого прямоугольного ангара высотой около десяти метров, который был обнесён со всех сторон брезентом. Смотрелся этот объект, как огромная военная палатка с трубой посредине. Опять же скорость не позволила запомнить все детали, но мне показалась эта станция темной и заброшенной.