Секретно

МВД

Одесского градоначальника

канцелярия

стол секретный

№ 2046

Одесса,

2 июня 1882 года

Господину временному одесскому генерал-губернатору

Состоящий под гласным надзором полиции в Одессе бывший студент Императорского Новороссийского университета мещанин Владимир Хавкин обратился ко мне с просьбой о разрешении ему переехать на жительство в С.-Петербург для поступления в число студентов того университета.

Из имеющихся в моей канцелярии сведений о Хавкине видно, что он в октябре 1879 года привлекался жандармским управлением г. Одессы к дознанию по обвийению в политической неблагонадежности. Дознанием обнаружено, что в квартире Хавкина были сходки молодежи, но для каких целей - неизвестно. Ввиду сего по распоряжению предместника Вашего превосходительства графа Тотлебена над Хавкиным был учрежден гласный надзор полиции без определения срока. Кроме сего, упомянутый Хавкин 4 мая прошлого года задержан полицией во время антиеврейских беспорядков за нанесение побоев дворнику, причем у него тогда же при обыске найден револьвер с зарядами и 10 патронов. Хавкин по этому делу содержался под стражей с 12 по 19 того же мая…

Наконец, тот же Хавкин в мае сего года исключен из числа студентов Новороссийского университета за подписание коллективного письма на имя ректора университета.

…Дело о нем до настоящего времени Особым Совещанием не решено.

Предоставляя об изложенном на благоусмотрение Вашего превосходительства, имею честь покорнейше просить о последующем почтить меня уведомлением.

Градоначальник Еосаговский.

II

Сквозь неплотные створки ставен в кухню протиснулся солнечный луч. Будто стесняясь своего раннего появления, он сначала робко улегся на плите, потом перебрался на выскобленный добела стол, мягко обошел крутобокий глиняный кувшин и замер. Еще через минуту в душной кухонной полутьме свершится то ежедневное чудо, которое так восхищает Адмирала. Кот привстал на лежанке, зорко глядя на золотую полоску. Вот сейчас она сделает совсем маленький шажок по стене, дотронется до висящего на гвоздике медного таза, и тотчас, будто от беззвучного взрыва, брызнут во все стороны сотни дрожащих солнечных зайчиков. Начнется новый день.

Старый Адмирал во всех подробностях знает утренний церемониал квартиры. Сначала заскрипит дверь в хозяйкиной спальне. Обер-офицерской вдове Вере Пантелеймоновне Богац-кой некогда нежиться в постели. Маленькая, толстая, лет пятидесяти женщина, шлепая домашними туфлями, пробормочет на ходу утреннюю молитву, распахнет ставни, резким движением пухлых ручек закрутит на затылке жгут рыжеватых волос и сразу возьмется за метлу и кастрюли. С тех пор как умер господин обер-офицер (не оставив семье ничего, кроме маленькой пенсии и большого, писанного маслом портрета), вдова не держит ни кухарки, ни горничной. Шарканье веником и тарахтенье кастрюлями имеет целью прежде всего разбудить остальных обитателей дома. Обычно это довольно легко удается. Первым подаст о себе знать господин студент, что снимает у Веры Пантелеймоновны комнату. Заслышав шаги молодого человека, вдова деликатно удалится в спальню, а господин студент, скинув рубашку, станет долго и шумно умываться, обдавая водой грудь и плечи.

Последней появится на кухне барышня Оленька. Она выглянет из своей комнаты только после того, как на первом этаже за господином студентом захлопнется парадное. Потом мать и дочь сядут пить кофе, и Вера Пантелеймоновна будет обсуждать те два вопроса, которые единственно представляют ценность в ее глазах: Оленькино будущее и цены на дроьа и уголь. Вслед за тем кот тоже получит свою порцию топленого молока, после чего сможет отправиться на прогулку. Таков неизменный порядок, соблюдаемый всеми обитателями квартиры. Так начинались прежде все дни, сколько их помнил старый Адмирал.

Но сегодня все спуталось, сбилось. Задолго до того, как солнце заглянуло в щель ставен, на кухне появилась Оля. В таком виде поутру Адмирал никогда еще не видел молодую хозяйку. Вместо голубого будничного халатика на ней серое праздничное платье; коса, несмотря на ранний час, туго заплетена. Черный атласный бант подчеркивает золотой отлив длинных Олиных волос. Наступая на пальчики, стараясь избегать скрипучих половиц, Оля спешит к черному ходу. Железный крюк долго не поддается, потом вдруг отскакивает со звоном, Тесс… Девушка испуганно оглядывается. Слава богу, тихо. Маменька будет почивать еще добрый час, не меньше. Можно успеть…

Оля соскальзывает по черной лестнице во двор. В лицо ударяет пряный, острый запах бузины. Двор зарос ею наглухо. Каждую весну маменька грозится вырубить кустарник и насадить во дворе цветы. Но разговоры так и остаются разговорами. Самой ей заниматься садом недосуг, а Оля нарочно сохраняет местечко, где время от времени можно спрятаться от пронзительных маменькиных глаз. Вот и сегодня она пораньше выбралась сюда, чтобы поговорить с Володей. В последнее время им совсем не удается видеть друг друга. Если Володя дома, маменька не велит ей даже показываться на кухне. А о том, чтобы просто заглянуть вечером в бывший папенькин кабинет, где теперь живет господин студент, и помыслить нельзя. «К неженатому мужчине одной…» Ну какой он мужчина? Просто Володя, с которым так хочется поговорить. Особенно после того, что произошло вчера. Ну, что ж он не идет? Она нарочно положила записку в его комнате прямо посреди письменного стола. Выждала, когда маменька прилегла после обеда отдохнуть, и положила тайком. Из кабинета выскочила сама не своя: сердце колотится, руки дрожат. Неужели он так и не заметил ее приглашения?

Оля присела на бревно, теребя кончик косы. Может быть, он просто не хочет с ней видеться? В тесном дворике, зажатом между дощатым серым забором и красными кирпичными стенами, сразу становится душно. Конечно, не хочет. Если бы она была образованная, как, к примеру, невеста Володиного друга Степана, тогда другое дело. Та девушка в Швейцарии на фельдшерицу учится. С ней и побеседовать интересно… С тех пор как Володя поселился у них, Оля тоже о Швейцарии начала думать. А почему бы и нет?

Нынешней весной на выпускном гимназическом балу начальница мадам Карданская, от которой никто не слыхивал доброго слова, сделала Оле своеобразный комплимент:

- То, что вы, Богацкая, миленькая, вам, конечно, не раз говорили и без меня. Я же считаю своим долгом указать вам на ваши безусловные способности к математике. Способности, дорогая моя, - это капитал, и вам следовало бы серьезно подумать, как наилучшим образом поместить его. В принципе я не сторонница высшего образования для девушек. Но ведь вам, дорогая, наверно, придется работать. Университет в Цюрихе мог бы, очевидно, наилучшим образом подготовить вас к этому. Маменька, услышав про Цюрих, только фыркнула:

- В Швейцарии одни анархисты учатся.

Другой раз, когда Володя завел с ней разговор про женское образование, Вера Пантелеймоновна отрезала еще строже:

- Оставьте, господин студент. Про заграничную науку и без того наслышаны: сегодня курсы, а завтра противу особы государя императора злоумышление. Вот выйдет Оленька замуж - так не то что в Швейцарию, хоть в Америку пусть отправляется. А пока при мне - знай сверчок свой шесток!

Замуж… Кому она нужна такая? Ростом мала, Володе только по грудь. Нос, как у маменьки, кверху. Ресницы и брови светлые. Только косы ничего - русые. В Одессе это редкость. Кажется, Володе они нравятся. Но разве он скажет? Бука. Только и может разговаривать что о своих науках. Вот он вылезает наконец, медведь сонный.