Переходя к более мелким привычкам, мы и тут наталкиваемся на те же печальные последствия.

— Друг мой, — не раз упрекал славный рыцарь Дон Кихот своего оруженосца, — твоя привычка к обжорству погубит тебя…

— Природа дала мне живот, — уклончиво отвечал Санчо Панса, — ия должен его наполнять.

И вот, когда однажды лишняя утка, неудачно поместившись в желудке Санчо Пансы, нарушила равновесие, он слетел с осла, который с целью обидеть его несколько раз ткнул его копытом в мягкую часть тела при сочувственном молчании проходившего мимо стада ослов.

Разве не печально, когда вас обидит какой-нибудь осел, к тому же разрушая вашу репутацию среди других ему подобных.

Лягушка Ивана Андреевича Крылова, которую с чисто деловой точки зрения предупреждали подруги не раздуваться до воловьих размеров, не поддалась их увещеваниям.

Дурная привычка чванства всегда приводит к такому концу.

«Лягушка лопнула и околела», — дает И. А. Крыловчис-то фактический материал, проверенный на местах. Мы не знаем, с какой пышностью прошли гражданские похороны столь неприятно лопнувшей лягушки, но разве ее безвременная кончина не является предостережением для многих, списавших стихи у Тютчева и чувствующих себя Пушкиным?

Если мы к этому добавим еще указание на трагический конец Обломова, привычка к сонливости у которого была верхом человеческого невоздержания, наш очерк не будет страдать обидной неполнотой.

— Проснитесь, Илья, — предупреждали его окружающие, — нужно же что-нибудь делать…

— Вот я и делаю, — отвечал, позевывая, Обломов.

— А что именно?

— Плюю в потолок.

Что же вышло? Он довел себя до того, что, когда в библиотеке современному читателю предлагают «Обломова», он отмахивается и начинает сердиться:

— Не желаю Обломова. Всюду слышу — обломовщина, обломовщина… Газетный материал… Дайте что-нибудь художественное… Гончарова хоть, что ли…

* * *

Мы надеемся, что этих примеров запущенной невоздержанности, склонности к дурным привычкам и печальных последствий, отсюда проистекающих, — совершенно достаточно. Если уж мировая литература не поможет — в какое же учреждение тогда обращаться?

1928

Учитесь плавать

Существует весьма распространенное и не весьма глубокомысленное убеждение, что обучить плаванию легче всего так: столкнуть человека в воду, и все. Так как тонуть не любят даже самые исключительные натуры, обыкновенный столкнутый человек начинает барахтаться, пускать пузыри и, в конце концов, действительно начинает понимать. что только энергичные движения всеми четырьмя конечностями спасают от длительного знакомства с дном… Не хочу скрывать, что подобным же способом обучали и меня, но я не столько времени барахтался в воде, сколько вылезал на берег, извергая из себя, вместе с пресной водой, весь тот запас нехороших и обидных слов, какой у меня к тому времени был скоплен для окружающих. Помню только, что в этот момент с очевидной убедительностью выяснилось, что я очень хорошо могу аттестовать гнусное поведение моих учителей по пребыванию в воде, но плаваю хуже, чем средне.

Такие опыты не для всех проходят бесследно. На моей памяти один случай, когда подгулявшие купцы столкнули с волжского парохода, очевидно тоже с исключительно пе-дагогическими целями, одного своего наиболее тепло одетого и наиболее пьяного собеседника.

Обучаемый не более двух минут тактично продержался на воде, оглашая окрестности неприятным баритоном, но потом решительно переменил темп действий и быстро пошел ко дну. Через два дня его поймали багром. Не знаю, в какой степени он постиг все тайны искусства плавания, но похороны его были многолюдны и торжественны.

Основываясь лишь на этих незначительных примерах, я полагаю, что техника обучения плаванию должна быть коренным образом изменена. Думаю, что многие со мной в этом отношении будут безоговорочно согласны.

Плавать лучше всего учиться, конечно, с соблюдением необходимых предосторожностей, причем мы уже имеем достаточное количество таких проверенных средств, как спасательные пояса, бычачьи пузыри и пробковые набрюшники.

Сразу надевать все это на се^я не стоит, так как получается слишком сильный эффект: молодого и испытанного пловца в этом случае выпирает из воды, как пробку из бутылки с квасом, и он не столько плывет по воде, сколько реет над ней, как голодная жирная чайка после дождя.

Лучше всего применять сложные приборы по спасанию утопающих поодиночке, пополняя их количество лишь по мере надобности.

— Как вы чувствуете себя? — Начните этим вопросом опыт с человеком, опущенным в воду с бычачьими пузырями под мышками.

— Прекрасно, — констатирует тот свое состояние, — только со мной происходит что-то психофизическое: голову у меня-тянет кверху, а ноги болтаются по дну. Сейчас, например, я ясно чувствую, что зацепил левой ногой сильно подержанную консервную банку.

— Чувствуете ли вы опасность?

— Почти никакой. Но, если мне предстоит подмести все речное дно собственными ногами, я боюсь, что мне это не понравится.

— Попробуйте похлопать руками по воде.

— Дружеское спасибо. Я уже полчаса хлопал дугообразными движениями. Получается очень красиво, но я неподвижен, как утюг.

Значит, настал момент для применения другого средства. Вы бросаете вашему ученику спасательный пояс, который он надевает на себя с чувством нескрываемой надежды, и в следующий момент над водой показываются лишь его покрасневшие от холода пятки, а о столь необходимом даже для пловца присутствии головы вы слегка догадываетесь лишь по крупным пузырям, эффектно появляющимся на поверхности.

Приблизительно на девятнадцатом пузыре вы сами опускаетесь с берега в воду и собственноручно придаете обучаемому необходимое для сохранения его жизни равновесие.

— Почему вы пускаете столько пузырей? — ласково звучит ваш голос.

— Что же, я в шахматы играть буду, что ли? — возмущенно отзывается нетерпеливый ученик. — Если у меня ноги черт их знает где, а нос в той же консервной банке на дне.

Я думаю, что плавание при таких условиях лишь с большой натяжкой может рассматриваться как удовольствие…

— Попробуйте, я лучше сделаю это на берегу. Там это как-то веселей выйдет.

— На берегу плавать не учатся.

— Обидно. В воде это более затруднительно.

— Тогда перейдем к пробковому набрюшнику.

— Я уже так наглотался воды, что по мне — хоть динамо-машину привязывай к животу. Человек человеку — волк.

При надевании пробкового набрюшника симметрия спасательного окружения сохраняется в следующем виде: бычачьи пузыри тянут кверху верхнюю половину организма, пробки не дают утонуть животу, а сползающий на ноги пояс неудержимо стремит их в неизвестном направлении к далеким облакам, окрашенным розовой нежной краской заката.

Получается зрелище необычайно эффектное даже для профана, но обучаемый плаванию редко замечает его, потому что сразу же приобретает то особое вращательное состояние, которое напоминает поведение часовой пружины, неожиданно для самой себя вытянутой из механизма перочинным ножом.

— Вы, кажется, ныряете? Это уже большой успех.

— Не приписывайте его моим способностям, — холодно парирует обучаемый, — это меня что-то ныряет.

Действительно, на поверхности воды мелькают только его отдельные части, отнюдь гармонически между собой не связанные. То покажется голова в трогательном соседстве с правой ногой, то часть живота, переместившаяся на спину, то незначительный кусок уха, быстро погружающийся вслед за спасательным плясом.

— Мне кажется, — робко взывает обучаемый, — что я уже научился…

— Плавать?

— Об этом не может быть и разговора. Но мне кажется, на берегу, когда я обсохну, мой опыт выяснится лучше.

— Вы хотите вылезти?

— А что же, по-вашему? Я жить в реке буду? Место здесь себе приищу? Кооперативную квартиру выстрою? Парк культуры и отдыха на дне открою?