Да, не совсем научный, конечно же, подход, но так ему было приятнее ожидать возвращения младшего внука.

– Явится как побитый пёс! – хмыкнул дед. – А то поразбежались все… Распустились…

Он осмотрел безукоризненно подобранную мебель кабинета в английском стиле, и ему почему-то показалось, что в доме в последнее время прохладновато, да и лампы какие-то тусклые.

– Марина со своей глупейшей экономией! – прошипел академик, обожавший кольнуть невестку плохим ведением хозяйства. – Вот приедут из Питера, я им всё скажу!

И тут до него дошло, что в доме-то он один! Нет, ему частенько доводилось оставаться в полном одиночестве, и раньше это только радовало – никто не мешает, не пристаёт с глупыми вопросами, не подслушивает под дверью, делая вид, что это так протираются листья фикуса… Только вот после таких моментов все непременно возвращались и кружились на выбранных им, главой семьи, и утверждённых орбитах. А сейчас? Сейчас в углах копилась темнота, тусклый свет ей ничуть не мешает, от окон ощутимо тянет стылой сыростью, хотя окна дорогущие и вроде как ничего пропускать не должны…

Некстати вспомнился разговор с вредной бабой – сотрудницей МИДа, которая приезжала в качестве сопровождения своей внучки – той самой неуместной во всех отношениях невесты, а теперь уже и жены Максима. Прямо как наяву академик услышал сказанные ею слова:

«А вы несчастны. Вы гонитесь за неограниченной властью, отметая все желания ваших близких как несущественные. Рассматриваете их как фигуры на вашей шахматной доске. Этот хорош, его направо, тот похуже – его налево! А они-то люди. Ваши дети, внуки. Самое дорогое, что у вас есть. Да, это именно они, а не формулы, открытия и звания».

– Глупая, ограниченная женщина! – прошипел Вяземский. – Я – счастлив, известен в научных кругах, успешен! Хотя, кое в чём она права! Да, они для меня дороги! Они мне нужны – моё продолжение, моя кровь. И они ко мне вернутся! Уже скоро.

Он постучал сухими пальцами по полировке стола – так помогал себе думать, и метод не подвёл, ответ нашёлся:

– Да, я понял! Вадим всегда работал как проклятый, потому что у него была конкуренция – Максим. Сейчас Максима на горизонте нет, и Вадим расслабился, позволил себе слишком много думать о своей девице, стал невнимательным, а это очень вредит работе!

Игорь Вадимович воодушевлённо встал и зашагал по кабинету, выстраивая планы…

– Макс вернётся очень скоро… Всё-таки он не дурак, а эта его Людка, которая Мила, катастрофически далека от того, что ему на самом деле дорого! Ирина… – академик вспомнил о единственной внучке и решительно кивнул сам себе, – Ирина вполне успешна в Новосибирске, её хвалят, она довольна. Она пусть пока остаётся на месте, а вот София должна поинтересоваться, как там дела у её сыночка ненаглядного и его жены! – злопамятный академик отлично осознавал, что Сергей – его внук от дочери Софии, мало того, что первым вышел из повиновения, но ещё и поддержал Максима в его неуместном увлечении рыжей ветеринаршей.

Игорь Вадимович язвительно прищурился:

– Насколько я помню, жена Сергея – Лена, в положении! Ничто так не выбивает из колеи молодых, полных сил мужчин, как беременность жены – тут и изменение нрава у женщины, и часто невозможность близости, да и внешность у находящейся на сносях жены часто меняется не в лучшую сторону. Короче говоря, вряд ли у них всё безоблачно. А раз так, надо вызвать Сергея! Его и Макса. Пусть они втроём с Вадимом пообщаются, одному будет полезно понять, что он потерял, второму – что он может потерять и получить взамен только свою истерящую, растолстевшую и покрытую пятнами беременную рыжую деревенщину, а Вадиму – посмотреть, что бывает, когда мужчина идёт на поводу у всяких глупостей и слащавой болтовне о чувствах!

Темнота только полнее сгустилась в углах кабинета, стылая сырость поближе подобралась к ногам академика, но они не имели никакого отношения ни к отлично работающему отоплению, ни к яркому свету… Они жили вместе с хозяином дома по правилам, которые он сам создал. Жили в нём.

***

Уставший от ликвидации последствий собако-кошачьей перестановки мебели Константин покосился на исключительно образцово-показательную кучку живности. Кучка возлежала на собачьей лежанке глобальных размеров и УКОРЯЛА хозяина.

Это было заметно невооружённым глазом, хоть и демонстрировалось очень по-разному:

Длинный вислоухий бассет Кусай, для близких – Кусь, сконструировал на морде нечто непередаваемо-тоскливо-унылое, при взгляде на которое хотелось бежать к несчастной собачечке, вымаливать прощение, каяться в грубости и небрежении и закармливать вкусностями. Высоченный, лохматый и похожий на заспанного лешего Хватай, для друзей – Хвать, вздыхал так, что в двух метрах от него нервно трепетала плотная тяжёлая занавеска.

А королева дома и по совместительству серый кардинал, интриганка и первая красавица кошка Василиса работала на всеобщее животное благо, наполняя атмосферу презрительнейшими взглядами, на которые представительницы её племени превеликие мастерицы!

– Да, вот такой я плохой и нехороший, не оценил, понимаете, заботу! – бормотал Костя, слегка утомлённый от выходного дня, визита к матушке и недавнего растягивания по местам кресла, намертво застрявшего в дверях, кучи собачьих сокровищ, кое-где запылённых, а кое-где влажно-обслюнявленных, а также в разгребании случайно найденного подкроватного тайника. – И нечего так смотреть! Сдувать занавески тоже не стоит! И да, Василиса, после моей матушки мне все твои фокусы вообще на один зуб! Я ещё не пришёл в себя после обнаружения битой пепельницы, двух разодранных ботинок от разных пар и моей любимой, памятно-институтской готовальни, о которую кто-то, но точно не я, точил когти!

Сказав про когти, он невольно вспомнил кроваво-красный маникюр бывшей жены, а потом – аккуратные руки его новой знакомой. – Интересно, а что бы она сказала, увидев, что вы тут вытворили? – задался он вопросом и тут же призадумался, а уместно ли будет звонить девушке, с которой только что познакомился, или приличия ради надо подождать пару дней?

Звонок матери Сергея изумил. Он – блудный внук академика Вяземского – никогда и не был желанным гостем в его владениях. Причина проста – отцом не вышел, да талантов не хватило… Отец у Сергея обычный, правда, очень умный парень из деревни, поступивший в университет и подававший большие надежды в науке, в девяностые чётко осознал, что кому-то надо кормить семью. Он ушёл из науки и стал зарабатывать деньги. Зарабатывать так, чтобы хватило и на жену с сыном, и на академическую семейку, которая деньги активно принимала, а вот его самого – не очень… Рылом, стало быть, не вышел. Жена относилась примерно также, и, скорее всего, он бы сделал правильные выводы, но не успел – надорвался, обеспечивая все нужды да требования учёного семейства, и рано умер. Потом, когда начали приносить деньги научные изыскания академика, про отца Сергея и вовсе забыли… забыли все, кроме самого Сергея – он отлично помнил и очень любил его. Как только стало понятно, что сам Сергей вовсе не хватает звёзд с неба, про него в семье стали говорить исключительно в уничижительном тоне и так преуспели, что он чуть было сам не поверил, что он неудачник во всём, чего только не касается! «Любящая матушка» обычно настолько старалась его в этом убедить, что её теперешний звонок вызвал некоторую оторопь.

– Серге…еженька… – София Игоревна – дочь академика Вяземского – с превеликим усилием вспомнила о том, что отец велел Сергея непременно вызвать из его Москвы в дом под Питером, а для этого надо было постараться! По крайней мере изобразить некоторую нежность…

– Да, мам, слушаю! – если бы Сергей был псом, у него вся шерсть стала бы дыбом от предчувствия какого-то подвоха.

– Серёженька, – тут уж София не оплошала, постаралась назвать сына максимально нежно, хотя и была убеждённой противницей всяческого сюсюканья. – У нас намечается семейный праздник, и твой дед приглашает тебя приехать.