Вытянув шею, разбойник поворачивался то в одну сторону, то в другую, прислушивался, приглядывался, принюхивался, пытаясь понять, кто мы такие. Должно быть, наш способ знакомства с ним просветил его, и, верно желая доказать, что перед нами не дикий зверь, он вдруг принялся читать молитвы: прочел «отче наш», «богородицу» на латинском языке, как положено у католиков. Видя малый их успех, он живо сменил оперение и давай выкрикивать слова военной команды, единственное, что он знал на языке короля нашего, но тут как раз вернулась из Борьеса Финетта, с лицом унылым, грустным.
Весть, принесенная ею, опечалила нас более, чем новые и новые смерти, уже становившиеся в Пустыне привычными. Мы столь потрясены были, что ахнули от ужаса, когда Финетта передала, что Юрбен Панар отрекся от веры перед тем, как его расстреляли на площади Коломбье.
Оказалось, что отряд испанских бандитов добрался до лощины, где пасся скот с Нового хутора, и сперва для забавы перестреляли в стаде коз и овец, а потом схватили старого пастуха и увели его в Женолак.
Бельтреск воскликнул в гневе:
— Эх ты! Лучше помолчи, девка! Я-то ведь знаю Юрбена с Нового хутора. Такие, как он, от своей веры не отрекутся, хоть искроши их на мелкие кусочки.
Финетта в ответ сказала только, что семейство Панаров получило уведомление, чтобы они пришли и взяли тело, и это вовсе не слухи, — она собственными глазами видела труп деда Юрбена с Нового хутора.
И никто уж больше не спорил, всякому известно, что родным выдают прах лишь тех казненных, кои перед смертью обратились в римско-католическую веру.
Старик Поплатятся схватил спою внучку за плечи и, злобно встряхивая ее, крикнул:
— Я ведь тоже знаю Юрбена, знаю! Коли ты его видела мертвым, скажи, что они с ним сделали, раз он пал так низко… да еще на склоне лет!
Вся трепеща, Финетта опустила голову. Маленький Элизе спросил все-таки:
— Финетта, они перебили ему все кости, да? А может быть, обмотали фитилями, пропитанными серой, и сожгли его тело?
Моя любимая отрицательно покачала головой и не промолвила ни слова, не сказала, какой пыткой обратили в католичество старого упрямца Юрбена, но вдруг зарыдала, и рыдания эти были красноречивее слов.
Молча, тяжелым шагом вернулись мы к пленному, обступили его; он обвел пас взглядом, одного за другим, улыбаясь каждому, но, не увидев ни одной ответной улыбки, сразу сник.
Дядюшка Ларгье рассказал нам, как эти бандиты из Руссильона захватили трех мальчиков из Тремежоля и как поступили с ними. Медленно подбирая слова, старик дал нам понять, что негодяи потешили свою похоть, а надругавшись над отроками, зарезали их и в греховном вожделении своем были подобны жителям Содома, возжелавшим познать двух ангелов, посланных к ним господом. Дядюшка Ларгье узнал еще от жителей Феска, что подлые разбойники, не найдя в той деревне детей, совокуплялись с ослицами и с козами.
И тогда коновал Дариус Маргелан схватил пленного, растянул его на камне, служившем для нас столом, сел ему на живот, сорвал с него штаны и вытащил свой нож с трехгранным лезвием.
Гюк простер к небу свои длинные руки, узловатые, как зимние ветви, и возопил, взывая к небу:
— Да угаснет ныне весь род его!
Я отвел Финетту подальше, но пение псалмов не могло заглушить истошных завываний кастрата.
Войска Отступника ушли из Женолака лишь неделю спустя.{80} Они грабили и превращали в развалины хутор за хутором в общинах Виала, Сент-Андеоль-де-Клергемор, Сен- Фрезаль-де-Ванталоп, Колле-де-Дез и других, попадавшихся на их пути.
В тот день, когда мы вновь спустились в Женолак, пленный умер, не переставая до последнего мгновения кричать от боли. Маргелан был несколько смущен, ревнуя о своей славе искусного коновала, не потерявшего за тридцать лет ни одного животного.
ПИСЬМО ГОСПОДИНУ ЖУАНИ,
КОМАНДУЮЩЕМУ ОТРЯДОМ ВОИНОВ ГОСПОДНИХ.
Передать туда, где он окажется, через посредство брата Рамо Пьера,
погонщика мулов, по прозвищу Везделаз.
Писано в Алесе 16 марта 1703 года.
Шли мы с Финеттой всю ночь и благополучно прибыли; остановились у того горожанина, на коего вы нам указали. Увидев наш пропуск, он встретил нас весьма радушно.
Слухи оказались отнюдь не ложными: королем действительно послан против нас маршал Никола-Огюст де ля Бом-Монревель, да еще с каким превосходным снаряжением! Мне удалось собственными глазами увидеть его на большом смотру, происходившем па Соборной площади. Роста он высокого, сложения крепкого, поражает величественной осанкой, пышностью одеяния и великолепием своего облика, таким я и самого короля не мог бы в воображении своем нарисовать. За ним следовали пресловутые Фирмаконские драгуны, морские войска, фузилеры, руссильонские разбойники, отряд ирландцев и артиллерия. Наш хозяин показал мне генералов и других старших офицеров, гарцующих на конях в свите маршала генерал-майора Юлиана, бригадных генералов де Планка и де Префосса, полкового лекаря Капона, полковника де Марсильи, кригс-комиссара капитана Венсьерля и других особ столь же высокого ранга. В ближайшие дни прибудут в распоряжение маршала командующий войсками в Жеводане, Каниллаке, командир Грандвальского драгунского полка и командующий гарнизоном Виллара. Мы видели, как прибыли новые и сильные войска{81} — два батальона из Рояль-Контуа, два батальона из Руэрга, два батальона из Блезуа и батальон из Дофине, пять батальонов старых войск и пять рот Сен-Серненских драгун, Ирландский полк с восьмьюдесятью ирландскими офицерами, двенадцать малых пушек, два смотрителя артиллерии, отряд проводников со своим капитаном, саперная часть и так далее…
Наш хозяин состоит в совете цеховых корпораций и, следовательно, знает, какие и в каком количестве припасы город обязан доставить, он полагает, что в войсках маршала более двадцати тысяч человек. А поглядишь на них, как они гордо выпячивают грудь да выступают, такие богатые, сытые, тащат с собою целое стадо пушек, то уж тут обязательно нужно вспомнить, что наш покров — господь вседержитель, и лишь тогда сохранишь твердость духа.
Наши крестьяне, наверно, сообщили вам, какими ордонансами порадовал нас маршал. Согласно первому из них, за все, что приключится с «давними католиками», в ответе будут «новообращенные», но в наших горах еще не знают, что, применив сей ордонанс, регулярные войска стерли с лица земли городок Марюежоль-ле-Гардон, а за какую вину, про то и самые осведомленные знать не знают.
Паписты и их аббаты повеселели, глядя на марширующие нарядные войска маршала. Его везде и всюду по любому поводу зовут на пиры, и уж там столы ломятся от изысканных яств, там самые тонкие вина льются рекой. Говорят, горожане стараются, чтобы ему попадались на глаза самые красивые в провинции дамы, ибо сей великий военачальник прославился своим распутством. Полагаю, однако, что ему не доставит большой приятности произвести смотр созданному здесь отряду амазонок, я видел сих ханжей, из коих стараниями епископа Мендского составили эскадрон: ежели храбрости у них не больше, чем красоты, нам бояться их нечего.
В последние дни прошел слух, что отряду брата нашего Роланда нанесли тяжелое поражение близ Помпиньяна{82} Фирмаконские драгуны, морская пехота и руссильонские разбойники. Я все же не верю — паписты распускают языки, когда они хвастаются своими победами, но они сразу немеют, когда мы берем верх. Во всяком случае, здешние богатые католики очень довольны красавцем маршалом и собираются построить в Алесе террасу по образцу Версальской и назвать ее Маршальской.
Как было условлено, наш хозяин вручил нам деньги, собранные в городе среди наших братьев, и я тотчас выдал ему расписку. Контрибуцию эту мы распределили и расходовали согласно вашим указаниям. Вместе с настоящим письмом погонщик мулов привезет вам десять пар башмаков и соль, купленные Финеттой, а также два мешка из-под муки, полные пороха отменного качества (с тех пор, как прибыли все эти новые войска, стало даже легче, чем прежде, добывать за деньги или за вино то, что нам нужно, — ведь многие офицеры не столько радеют о славе, сколько о своих прибытках).{83}
