Очевидно, что залезть мне нужно именно в ноутбук из сейфа. Осталось придумать только, как это сделать. Нужно подловить момент, когда отец будет работать за ним и под каким-то предлогом вывести его из кабинета.

Черт, а пароль? Наверняка, на компьютере стоит пароль… Надо будет подумать, как разрешить это препятствие…

В какой-то момент обдумывания этого плана я ловлю себя на мысли, что так быть не должно, что то, что я собираюсь провернуть по отношению к собственному родителю — это ненормально. Нужно просто подойти и всё спросить, иначе для отца мой поступок будет плевком в душу. Конечно, только в том случае, если он окажется не причем.

Но что-то глубоко внутри мне подсказывает, что я всё делаю правильно. Интуиция? Раньше она меня никогда не подводила, поэтому я заталкиваю мысли о невиновности папы и, как следствие, о моей вине перед ним куда подальше. Сначала попробую всё выяснить самостоятельно, а потом уже и буду разгребать последствия.

Время идёт, а мне никак не выпадает шанса залезть в папин ноутбук. Отец как будто что-то заподозрил, стал осторожнее и теперь дома вообще практически не работает. Возможно, он и берёт ноутбук из сейфа с собой, но мне это никак не поможет. Нужно ждать.

Я посещаю занятия в академии, но мои переживания сказываются на моём творчестве. Рисовать я всё-таки продолжаю, но вот работы выходят всё более мрачные. Даже несколько преподавателей отмечают изменения в настроении моих картин, но говорят лишь, что это может пойти на пользу моему стилю в целом.

Ещё одним человеком, который замечает во мне изменения, становится Даня. Мы немного общаемся в академии, пару раз даже вместе обедаем. Мои одногруппницы даже начинают обсуждать моё новообретенное знакомство и сплетничать на сей счёт, но я игнорирую их выпады, потому что сейчас — это, пожалуй, последнее, что меня заботит. Их разговоры сходят на нет.

С Юрой мы практически не видимся, у него выпадают две командировки подряд, поэтому лишь созваниваемся, но он не замечает никаких изменений ни в моей настроении, ни во мне в целом. Меня это радует, потому что делиться своими мыслями с ним я пока не готова, может быть, потом, когда у меня будут конкретные факты и доказательства.

Что я буду делать, если мои подозрения подтвердятся? Так далеко я пока не загадываю, точнее я даже не могу думать о таком, потому что хоть интуиция и трезвонит о правильности суждений, сердце отказывается в них верить и настаивает на обратном до последнего. Приходится обратиться к поговорке — решаем проблемы по мере их поступления. Иначе боюсь сойти с ума.

А потом происходит то, что повергает меня в ещё большую пучину подозрений и заставляет перейти к более решительным действия.

Даня не появляется в академии несколько дней, и я начинаю за него волноваться. Его телефон тоже не отвечает. Тогда в один из дней я решаю наведаться к нему.

Бросаю машину у его дома, не думая о предупреждении Головина насчёт «чистых белых иномарок» в этом районе, и подхожу к подъезду, слишком поздно вспоминая, что я даже не знаю квартиры друга.

В этот раз на лавочке у дома сидят две старушки.

— Простите, — обращаюсь к ним, — а вы не подскажете, в какой квартире проживает Данила Головин?

— Данька-то? — говорит одна старушка. — Хороший парень.

— Тоже на поминки, золотце? — спрашивает другая.

Поминки? Какие поминки? Чьи?

— На поминки, — соглашаюсь я, понимая, что это мой билет в подъезд.

— Четвёртый этаж, сорок третья квартира, — отвечает та же старушка. — Бедовый был парень, но пусть земля ему будет пухом.

— Спасибо, — отвечаю я и захожу подъезд.

Пока поднимаюсь, всё думаю о чьих похоронах идёт речь. Даня ведь не мог умереть? Если бы умер, в университете бы знали и объявили всем, или хотя бы его группе, а тогда бы слух и до всех остальных дошёл.

Нахожу сорок третью квартиру и стучу, но мне никто не открывает, тогда решаю попытать удачу сама — не заперто, дверь поддаётся сразу. Захожу внутрь и слышу сиплый хор пьяных мужчин под медленную трагичную мелодию на гитаре. Песня мне незнакома, но поющие её явно хорошо знают.

Тихонько прохожу, но не могу не обратить внимание на квартиру. Очень старая и потрепанная, обои давно отклеились, на потолке видны последствия затопления и далеко не одного… Если вся квартира в таком же состоянии, в котором и коридор, то она уже давно не пригодна для жилья.

Неужели, Даня в таких условиях живёт?

Грустно усмехаюсь сама себе.

А чего я, собственно, ожидала увидеть в таком месте? Становится стыдно.

Подхожу к кухне и слегка заглядываю внутрь. Несколько молодых парней, пару девушек и одна старушка сидят за столом. Среди них замечаю и Даню. На столе две пустые бутылки водки, третья наполовину полная, а также пару тарелок с закусками. Стопки с алкоголем стоят перед каждым из сидящих за столом, и судя по лицам присутствующих и их расфокусированным взглядам они все глубоко пьяны.

Кроме Дани.

Он замечает меня почти сразу и ошеломленно смотрит, как будто размышляя, не привиделась ли я ему.

Когда один из парней предлагает спеть ещё одну песню, а другой парень с гитарой уже начинает играть, Даня, кратко кинув, что скоро вернётся, выбирается из-за стола и движется ко мне, жестом показывая скрыться в коридоре. Я подчиняюсь.

— Ты что здесь делаешь? — шепотом спрашивает он, но не дожидается ответа. — Пойдёт на балкон, там расскажешь.

Головин надевает легкую курту и ботинки и ведёт меня в общий для жильцов балкон на этаже. На свежем воздухе он повторяет свой вопрос уже в полный голос.

— Тебя не было в академии несколько дней, — объясняю я. — Ты не отвечал на мои звонки. Я начала переживать.

— Переживать? — удивляется Даня, как будто я не волноваться за него начала, а слетала на Луну и вернулась обратно.

— Да, Даня, переживать, — немного раздражаюсь я. — Вообще-то друзья так и поступают, когда один из них на протяжении нескольких дней не выходит на связь.

Он на мгновенье теряется, а затем я вижу раскаяние в его взгляде.

— Да, прости, я должен был позвонить или, как минимум, отправить сообщение.

— Проехали. Что у тебя случилось?

Головин отворачивается от меня и облокачивается локтями о перила.

— Случилось, — глухо произносит он. — Коля умер.

— О господи, — хоть я и знала о поминках, но новость всё равно повергает меня в шок. — Это ведь его я видела в прошлый раз, да?

— Да.

— Мне так жаль, Даня, — подхожу к нему ближе и кладу руку на его плечо, стараясь жестом выразить свою поддержку.

— Мне тоже, — отзывается он.

— Как это произошло? — рискую спросить я.

— Передозировка, черт бы её побрал, — зло выругивается Головин.

Какое-то время мы молчим. Я думаю о том, каким молодым был тот парень. Да, он баловался наркотиками, но никто не заслуживает такую смерть и в таком раннем возрасте. Он не виноват в том, что наркотические средства вызывают зависимость, независимо от того, как именно он подсел на них — заставили ли его употребить, или он начал употреблять сам.

— Я могу как-то тебе помочь? — предлагаю свою поддержку Дане.

— Не думаю, — отказывается он. — Тебе лучше уехать. Я ни в коем случае не хочу показаться негостеприимным, но здесь точно не то место, которое я бы хотел показать своим друзья, и точно не то время. Друзья Коли, тех, которых ты видела на кухне, неплохие, но я бы не хотел, чтобы ты находилась рядом с ними, когда они в таком пьяном виде.

— Хорошо, — сразу соглашаюсь я, но не спешу двигаться к выходу.

— Лисса, — Головин поворачивается ко мне и смотрит прямо в глаза, — спасибо, что приехала и поддержала. Я ценю это.

— Конечно, Дань, я не могу иначе. Если тебе хоть что-то понадобится…

— Не понадобится, но спасибо, — закрывает тему он. — Пойдём.

Молодой человек провожает меня до машины, поздоровавшись со старушками на скамейке. Он осматривает мой автомобиль на наличие каких-то повреждений, но последний оказывается в порядке.