–Сейчас поищем что-нибудь, – сказала она и обратилась к старухе, что сидела и скрюченными руками прижимала к себе узелок: —Женщина, у вас нет какой-нибудь тряпки?
Старуха, очнувшись от забытья, неожиданно оскалилась:
–Чего тебе надо опять? Что ты все высматриваешь тут? Ничего у меня нету, пошла отсюда! – прошипела она. Маргарита покрутила пальцем у виска и отошла в сторону. Выходило, что не только она, но и бабка сохранила зачатки здравых мыслей, вспомнив, как Маргарита пыталась забраться на полку. Какая досада…
У парнишки все еще текла кровь, и, конечно, она могла запросто его бросить. В конце концов, опыт в этой части у нее был внушительный. О, как она умела бросать, так как это делала она, не делал никто, с лисьим проворством и изяществом. Ей ничего не стоило просто исчезнуть, сделав вид, что человека в ее жизни просто не было. Это удавалось всегда.
Почти всегда. В любом деле бывают осечки, и именно из-за такой она села в этот поезд, в занюханный плацкартный вагон, купив билет за двадцать минут до отправления, нервно озираясь по сторонам. Все начиналось вполне безобидно: привычная работа, липкая беседа с намеками, а затем уже более откровенными заявлениями, а затем все то же ускользание с прихваченными деньгами. Кто же знал, что в этот раз шишка, с которым она готовилась кувыркаться в постели, окажется настолько невосприимчив к клофелину? Разве кто-то ожидал, что он схватит ее за руки, когда она будет обшаривать его карманы? Кто его знает, какие возможности были у ее преследователей?
Кровь из мальчишки все текла, прямо как там, в гостиничном номере, когда ее клиент бился ногами в агонии, разбрызгивая на ковер сгустки мозга. Маргарита выбросила эту картину из головы и сосредоточилась на действительности. У нее мелькнула мысль обратиться к попу, что охал и ощупывал себя на предмет повреждений, вон ряса какая длинная, вполне можно кусок оторвать, но у вагона валялись разбросанные вещи, которые вполне годились в качестве временной повязки. Маргарита подобрала какую-то тряпку, оказавшуюся майкой, и вернулась к парню. Перекусив шов, она разорвала майку на полосы и приказала:
–Давай, убирай руку.
Священник, что перестал ощупывать себя, внимательно наблюдал за ее действиями, а затем вмешался:
–Промыть бы рану надо. И спиртом обработать.
–Батюшка, был бы у меня спирт, я б обработала, – огрызнулась Маргарита. – И промыла, только вот нет ничего.
–Все равно так не надо делать. Негигиенично это. Можно инфекцию занести.
–Идите вы, святой отец, со своими сраными советами, – прошептала Маргарита под нос. На ее взгляд, инфекция была сейчас меньшим злом по сравнению с утекающей из раны жизнью. Священник ее не услышал, а вот парень – да. По его лицу проползло слабое подобие улыбки. Приготовившись бинтовать его руку импровизированными повязками, Маргарита увидела три параллельных разреза, излишне ровных для катастрофы, приходящихся как раз на вены. Ее секундное замешательство от парня не укрылось, но она постаралась не подать виду и завязала руку как можно туже. Кровь все просачивалась и просачивалась сквозь ткань, но Маргариту это не волновало. Завязывая тряпку, она как бы невзначай все косилась на старую каракатицу, что вцепилась в узелок и зыркала на мир злобными крысиными глазками.
Что за прелесть хранил этот морщинистый Горлум?
Еще в вагоне Маргарита увидела, как бабка ловким движением закинула узелок на соседнюю полку и всю дорогу бросала на полку обеспокоенные взгляды. Маргарите страх как хотелось узнать, что там, но старуха следила за своим сокровищем, как коршун. То, что она не оставила поклажу при себе, уже говорила о том, что с этим объемистым узелком дело нечисто. Выбегая из вагона вместе с другими пассажирами, Маргарита успела заметить, с каким исступлением старуха цеплялась за поручни, не позволяя выволочь ее, а потом лезла наверх за поклажей. И вот теперь она сидит, как паучиха, прижав узел к сухой груди. Вряд ли там было варенье для любимого внука. Вращаясь в определенных кругах, Маргарита научилась определять людей, нечистых на руку по бегающему взгляду. У старухи был такой. Что-то она везла и не хотела расстаться ни на миг. Деньги? Золото? Наркота?
Узнать этот сейчас было невозможно, и потому она продолжала пеленать руку парня. Маргарите, кажется, удалось унять кровотечение несостоявшегося самоубийцы. Она сделала последний виток и завязала повязку некрасивым бантиком. Усевшись рядом, она ткнула парня в плечо.
–Тебя как зовут-то?
–Сева, – тихо ответил он и тут же поправился: – Всеволод. А тебя?
–Рита. Как думаешь, что случилось?
Сева отрешенным взглядом поглядел на одинокий вагон, над которым вилось туманное облако, оплетающее его, как лоза тонкими струйками влажного испарения.
–Не знаю, – вздохнул он. – У тебя телефон ловит?
–Я его посеяла, – соврала Маргарита. Возможно, телефон и ловил, но у нее не было намерения включать его, чтобы не выдать местоположения. Она уже думала о том, что мужчина, которого она огрела по голове тяжелой вазой, был важной шишкой, так что его кончина вряд ли осталась незамеченной. Отсюда следовал вывод, что ее вполне могли отслеживать. Она пожалела, что не успела купить новый телефон, но теперь деваться было некуда. —А у тебя?
–Не ловит, – вновь вздохнул он и показал телефон, на заставке которого была изображена какая-то синяя рыбина. – Тут какая-то яма что ли, вышки не добивают. Как думаешь, куда пошли эти люди?
Его доверчивость и испуг в голосе внезапно вызвало раздражение. С чего этот сопляк решил, что она превратилась в его мамочку?
–Вероятно, вызывать помощь, – резко ответила Маргарита. – А, может, еще зачем. Я, Сева, если честно не знаю и особо знать не хочу.
–Как-то странно все, – не заметив ее тона, ответил Сева. – Еще и холодно… Чего же так холодно-то? Будто не лето…
Она могла бы ему ответить, что ощущение холода – вполне естественная реакция организма, потерявшего много крови, но не стала. На мгновение, Маргарита пожалела его, попутно подумав, с чего она посчитала его сопляком, если сама – ненамного старше. Оказывается, опекая, ты автоматически становишься старше. Об этом она не думала. Но мысль, что она хотя бы ненадолго может стать чьим-то опекуном, Маргарите понравилась. Она позволила Севе прислониться к ней и положить голову на плечо. Парень явно обессилел и потому не представлял никакой угрозы, хотя в том состоянии, в котором они все находились, было странным опасаться чего-то опаснее того, что уже случилось.
Она не знала, сколько прошло времени, задремав, но затем, внезапно вынырнув из забытья, Маргарита почувствовала, как затекло ее плечо, о которое опирался Сева. Туман все плыл и плыл сверху, падая с рельс на насыпь и, змеясь, уплывая в темноту. Уцелевших пассажиров оказалось не так много. Некоторые безуспешно пытались позвонить, кто-то тихо хныкал, несколько, свернувшись калачиками на мокрой траве, тряслись от холода. Ушедшая в вагон делегация так и не вернулась, и Маргарита подумала, что они наверняка устроились получше, ведь в вагоне можно было лечь не на землю, укрыться одеялом и ждать помощи. Эта мысль показалась ей привлекательной. Она дернула плечом. Сева открыл глаза.
–Что?
–Пойдем. Вернемся в вагон, и там ты ляжешь.
Сева выглядел напуганным. Мысль вернуться туда, в историю недавнего крушения, ему явно не понравилась.
–А можно ли?
–А почему нельзя? Вагон стоит на рельсах, никуда не едет.
–Не знаю. Вдруг, покатится?
–Куда он покатится? – рассердилась Маргарита. —Что ты за чушь несешь?
–Может, там уклон? Передавит всех, кто на рельсах.
–Сева, ты башкой хорошо стукнулся? Кого вагон передавить может?
–Ну, вон же кто-то на путях стоит, – резонно возразил Сева и указал рукой в сторону.
Он был прав. Маргарита оглянулась и действительно увидела силуэт мужчины, что стоял за одиноким вагоном. Точнее, она подумала, что это мужчина. В густом, постоянно движущемся тумане разглядеть его было сложно, но ей показалось, что он очень высокий и худой, в чем-то объемном, вроде тяжелого кожаного плаща. В неверном свете, что окружал вагон, плащ незнакомца отливал зеленоватым и казался мокрым. Мужчина не двигался, и, казалось, наблюдал за пассажирами. Его неподвижность Маргарите показалась подозрительной и немного опасной.
