Однажды утром я увидел входящего аббата Серапиона. Барбара сообщила ему, что я болел, и он в спешке прибежал. Хотя создавалось впечатление, что он испытывал интерес к моей персоне, его визит не принес мне удовольствия, которое она стремилась мне доставить. Во взгляде аббата Серапиона было что-то пронизывающее и инквизиторское, что меня сконфузило. Я себя чувствовал смущенным и виноватым перед ним. С самого начала он открыл мои внутренние сомнения, и я был удивлен этой проницательностью.

Он стал меня спрашивать о моем здоровье лицемерно-сладким тоном, остановив на мне два желтых львиных глаза, он углублялся, как зондом, в глубину моей души. Потом он меня о чем-то спросил в том же духе, как идет мое лечение, и нравится ли мне, как я провожу время, которое министерство дало мне для досуга, сделал ли я какие-то знакомства среди местных жителей, какие у меня любимые книги и о тысяче других аналогичных деталей. Я отвечал на все как можно короче, и он сам, без внимания к тому, чем я закончу, перешел к другим вещам. Этот разговор, очевидно, не имел никакого отношения к тому, что он хотел сказать. Потом, без каких-либо приготовлений, как об истории, которую он на мгновение вспомнил и боялся вдруг забыть, он мне сказал ясным и дрожащим голосом, звучащим в моем ухе, как труба последнего суда:

«Великая куртизанка Кларимонда недавно внезапно умерла от оргий, которые длились восемь дней и восемь ночей. Это было что-то инфернально великолепное. Рассказывают, в духе мерзостных празднеств Бальтазара и Клеопатры. В каком веке живем мы, мой Бог! Гостей обслуживали смуглые рабы, говорившие на неизвестном языке, настоящие демоны; ливрея меньшего из них могла бы служить праздничным платьем императора», – он все время следовал странной истории о Кларимонде, сообщал о том, что все ее любовники закончили жизнь в нищете или насилии: «Говорят, что это упырь, женский вампир; но я полагаю, что это Вельзевул собственной персоной».

Он так внимательно смотрел на меня, как никогда, словно хотел увидеть эффект, который произвели его слова. Я не мог защититься от звучания имени Кларимонды, и ее смерть, и страдание, которое причинило мне странное совпадение с ночной сценой, коей я был свидетелем, кинули меня в сомнения и испугали; испуг был написан на моем лице, хотя я пытался совладать с собой. Серапион посмотрел на меня взглядом неспокойным и строгим; потом он сказал: «Мой сын, я должен вас предупредить, вы у подножия бездны, остерегитесь упасть. У Сатаны длинные когти, и усыпальницы не всегда надежны. Камень Кларимонды должен быть запечатан тройной печатью; так как неправда то, о чем говорили в первый момент, как она умерла. Бог с вами, Ромуальд!»

После того как Серапион произнес эти слова, он медленно повернулся к двери, и я больше не видел его, потому что почти сразу он пошел к С.

Я полностью выздоровел и возобновил свои прежние обязанности. Память о Кларимонде и слова старого аббата навсегда остались в моем сознании; тем не менее никакие невероятные события не подтвердили мрачный прогноз Серапиона; и я начал верить, что его и мои опасения слишком преувеличены; но ночью я увидел сон. Я испил первые глотки сна, как услышал звуки занавеса над моей постелью и шумное скольжение колец по шарнирам полога; я резко поднялся, опираясь о локоть, и увидел тень стоявшей рядом женщины. Я сразу узнал Кларимонду. Она взяла в руку маленькую лампу той формы, которые обычно помещают в гробницах, свет лампы падал на ее тонкие пальцы, придавая им вид прозрачной розы, которая продолжала бесчувственно увядать в непрозрачной молочной белизне ее обнаженной руки. Ее единственной одеждой был льняной саван, который покрывал ее парадную постель; она держала складки на груди, словно стыдясь такой неубранности, но ее маленькая рука не справлялась; она была белой, так что цвет драпировки соединялся с бледным цветом плоти под тусклыми лучами лампы. Завернутая в тонкую ткань, передававшую все контуры ее тела, она, скорее, напоминала мраморную статую античной купальщицы, чем живую женщину. Смерть или жизнь, статуя или женщина, тень или тело, ее красота была той же самой; только зеленый свет глаз был немного приглушенным, и ее рот, ранее нарумяненный, был не оттенка розы, слабой и нежной, а почти напоминал щеки. Маленькие голубые цветы, которые я заметил в волосах, все высохли и почти потеряли свои листья; это не мешало им быть очаровательными; несмотря на необыкновенность происходящего и невероятность способа, которым она вошла в комнату, я ни на мгновение не почувствовал страха.

Она поставила лампу на стол и села у подножия моей кровати, потом она сказала, наклонившись ко мне, таким серебряным и бархатистым голосом, что я сразу узнал ее:

«Я так долго ждала, мой дорогой Ромуальд, и ты мог предположить, что я тебя забыла. Но я пришла так издалека и прямо оттуда, откуда никто еще не мог вернуться. Нет ни луны, ни солнца в стране, откуда я пришла; это не пространство, ни тень, ни путь, ни тропа, ни точка земли для ноги, ни воздух для крыла; однако вот она я, потому что эта любовь сильнее, чем смерть, и в конечном счете побеждает. Ах! Что за унылые физиономии и ужасные вещи видела я во время моего путешествия! Как болела моя душа, когда летела в этот мир могуществом воли, чтобы вернуться в тело и воплотиться! Какие усилия мне пришлось сделать, прежде чем подняться сквозь плиты, покрывавшие меня! Твоя! Внутри мои бедные руки опочили. Поцелуями исцели их, любовь моя!» – Она положила одну за другой холодные ладони мне на рот; и я в самом деле несколько раз поцеловал их; и она посмотрела на меня с несказанно удовлетворенной улыбкой.

Признаюсь к своему стыду, я абсолютно забыл о предостережении аббата Серапиона и об образе, в который облачился. Я сдался без сопротивления при первой же атаке. Я не пытался отразить искусительницу; свежесть кожи Кларимонды проникала в меня, и я почувствовал, как по моему телу побежали токи желания. Бедный юноша! Несмотря на все, что я видел, мне еще трудно было поверить, что это действия демона; по крайней мере, она не была из воздуха, и никогда Сатана не прятал лучше свои когти и рожки. Она поджала ноги и сидела на краю кровати с видом кокетливой беспечности. Время от времени она проводила своей маленькой рукой по моим волосам и перебирала кудри, как будто хотела сделать мне новую прическу. Я оставался в состоянии беспечности, и она сопровождала это самым очаровательным лепетом. Самое странное, что я не считал удивительным это экстраординарное приключение, и с такой простотой признавал легкую силу самых необычных событий; я не видел в этом ничего, кроме природного совершенства.

– Я любила тебя задолго до того, как мы увиделись, дорогой Ромуальд, и я тебя всюду искала. Ты был моим сном, и я увидела тебя в церкви в роковой час; я сказала сразу: это он! Я кинула на тебя взгляд и в нем отдала всю любовь, которую имела, которую я должна была разделить с тобой; взгляд, проклинающий кардинала, заставляющий коленопреклониться передо мной короля и весь его двор. Ты остался недоступным, и ты предпочел мне твоего Бога.

Ах! Я ревную тебя к Богу, которого ты любишь, и ко всему, что ты любишь больше меня!

Несчастная, несчастная я! У меня никогда не было твоего сердца для меня одной, которую ты воскресил своим поцелуем; Кларимонда умерла там; какие силы говорили с тобой у дверей гроба, кто пришел, чтобы посвятить тебе жизнь, неповторимую, чтобы вернуть тебе счастье!

Все эти слова перемежались жаркими ласками, которые оглушили мои чувства и мой разум до такой степени, что я без опаски смог выговорить утешительные слова страшного кощунства, сказав ей, что любил ее так, как любят Бога.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.