Домой с речки шли молча. Катя неторопливо шагала по узкой, протоптанной в высокой траве тропинке, задевая босыми ногами траву и не поднимала взгляда ни на Вадика, ни на Федю. Когда вышли на поросшую муравой деревенскую улицу и Вадику нужно было сворачивать к своему дому, он незаметно дотронулся кончиками пальцев до Катиного локтя и, глядя на Федю, сказал:

— Ну я пошел. Вечером зайду.

— Иди, — махнул рукой Федя.

Но Катя поняла, что слова Вадика обращены не к брату, а к ней. Сворачивая в переулок, Вадик бросил на нее быстрый взгляд и отвернулся. В этом взгляде было все: и нежность, и ласка, и ожидание скорой встречи. И Катя почувствовала, что у нее снова начинают гореть щеки и сладостно замирать душа. Но к ее удивлению, ей нисколько не было стыдно. Ей было хорошо.

5

Вечером, когда жара спала и из леса потянул освежающий ветерок, Катя пошла поливать огурцы. Вообще-то это было обязанностью Феди. Но его позвал сосед Тима — Косиножка, которому потребовалось завести свой инвалидский «Запорожец». Запуск мотора всегда был событием для всей округи, потому что заводился он только от рукоятки, причем на это иногда уходил целый день. Тиме всегда требовался помощник. Косиножкой Тиму прозвали за хромоту. В молодости он переболел энцефалитом и с тех пор ходил, заплетая ноги и волоча носки ботинок по земле. Отправляясь к соседу, Федя как бы мимоходом обронил:

— Ты полей сегодня… Меня Тимофей зовет мотор завести.

Катя не успела ответить, как Федор исчез. Поливать грядки он тоже не любил.

Зачерпывая очередной раз воду из бочки, Катя увидела около ограды Вадика. Он помахал ей рукой, торопливо открыл калитку и направился к бочке. Катя отпустила лейку. Вадик тут же подхватил ее и пошел к грядке. Катя смотрела на него и улыбалась еле заметной улыбкой. Сердце было таким легким, что, казалось, могло полететь, стоило только пожелать. После смерти матери Катя еще ни разу не чувствовала себя такой счастливой.

Опорожнив лейку, Вадик снова направился к бочке, Катя, отставая всего на шаг, пошла следом. Она ни о чем не думала. Ей хотелось только одного — видеть Вадика, его круглый затылок с коротко остриженными темно-русыми волосами, его спину с выпирающими из-под тонкой клетчатой рубашки лопатками, ощущать запах его горячего сильного тела. Но больше всего ей хотелось прижаться к нему, погладиться щекой о его плечо, хотелось, чтобы он ее обнял. Она находилась в сладостном оцепенении, которого не испытывала раньше. И страшилась встретиться с Вадиком взглядом, боясь, что он разгадает ее желание. Ей было так совестно, словно она задумала что-то нехорошее.

Закончив поливку, Вадик сорвал с грядки зеленый пупырчатый огурец, вытер его о рубаху и протянул Кате. Она взяла его слегка дрожащей рукой. Он был шершавым и холодным. Вадик тут же сорвал другой, также вытер о рубаху и с хрустом откусил. Потом взял Катю за руку, подвел к крыльцу и усадил на ступеньку.

— Ты чего не ешь? — спросил Вадик, удивившись, и снова с хрустом откусил от своего огурца.

Этот вопрос, вернее не вопрос, а голос Вадика успокаивающе подействовал на Катю. Она улыбнулась и тоже откусила от огурца. В лесу переливчато засвистела иволга. Вадик затих, прислушиваясь к птичьему свисту, потом спросил:

— Ты видела ее?

Катя кивнула. Иволга была красивой ярко-желтой птицей с черными крылышками и такой же черной шапочкой на голове. Больше всего иволги любят петь по утрам и Катя часто слушала их, сидя на крыльце.

— Я тоже видел, даже гнездо одно нашел, — сказал Вадик.

Катя посмотрела не него, широко раскрыв глаза. Иволгиного гнезда ей видеть не доводилось.

— Вон там, — Вадик показал рукой в сторону леса. — На березе. Если хочешь, я тебе покажу. Хочешь?

Катя кивнула. Ее глаза радостно заблестели, она легко соскочила с крыльца и остановилась в ожидании. Ее тонкие розовые ноздри подрагивали от каждого вздоха, выдавая нетерпение.

— Пойдем, — сказал Вадик и направился к калитке.

Катя поправила на плече платье, сквозь вырез которого неожиданно высунулась брителька, и направилась за ним.

За огородом было небольшое болотце, поросшее тонкими березами и кустами калины, густо покрытыми белыми мелкими цветами, источавшими густой, дурманящий аромат. На вершине одной из берез сидела и крутила головой сорока. Увидев людей, она с громким стрекотом сорвалась с дерева и, торопливо махая культяпистыми крыльями, шарахнулась в глубь леса.

Сразу за болотом начинался смешанный лес. Высокие белоствольные березы росли вперемешку с соснами, блестевшими на солнце золотистой корой. От них терпко пахло разогретой смолой. В траве валялось много шишек и, когда на них наступали, они хрустели, словно яичная скорлупа. Вадик, насторожившись, остановился. Впереди подала голос иволга. Катя напрягла зрение, стараясь увидеть птицу, сидевшую между ветвей, но ничего не заметила.

Вадик предупреждающе поднял руку, сделал несколько осторожных шагов и снова остановился. Катя старалась не дышать, чтобы не спугнуть птицу. Иволга опять подала голос. На этот раз Вадик увидел ее. Птица сидела высоко на березе, ее ярко-желтая грудка выделялась среди веток и зелени листьев. Вадик замер, не сводя с нее глаз. После первой пробы голоса птица на несколько мгновений замолкла. Потом запрокинула голову и, надувая горлышко, начала выводить мелодии флейты. Вадик сделал знак рукой и Катя на цыпочках, стараясь не наступать на шишки, подошла к нему. Иволга пела, упоенная своим голосом и теплыми лучами клонившегося к горизонту солнца. Так продолжалось долгую минуту. Потом птица замолкла и наклонила голову, словно пыталась уловить блуждающее по лесу эхо своего голоса.

Внезапно вдалеке раздалась флейта другой иволги. Та, за которой наблюдали Вадик с Катей, застыла, словно пораженная тем, что кто-то пытается передразнить ее. Но флейта тут же замерла. Наступила тишина. Она длилась несколько секунд. Иволга на березе снова запрокинула голову и засвистела. Когда она смолкла, ее пение тут же подхватила другая. Завороженные птичьим концертом Вадик с Катей стояли не шевелясь. Но стоять было неудобно, Катя боялась опереться на всю ступню, чтобы не нарушить лесной покой. Наконец, она решила переменить позу, но сделала это так неуклюже, что наступила не только на шишку, но и оказавшуюся рядом с ней сухую ветку. Раздался громкий треск. Иволга тут же сорвалась с ветки и исчезла за деревьями. Вадик укоризненно посмотрел на Катю, но не осудил ее неловкость, а только спросил:

— Слышала?

Катя кивнула. Он дотронулся до ее локтя и сказал:

— Пошли, покажу гнездо. — Вадик потянул Катю за руку.

Через несколько шагов остановился, поднял голову и, вытянув вверх руку, спросил:

— Вон оно, видишь?

Катя проследила взглядом за его рукой, но ничего не увидела.

— Да ты не туда смотришь, — горячо сказал Вадик. — Видишь вон те тонкие ветки? А в развилке между ними — гнездо.

Катя увидела. Гнездо располагалось высоко, почти у самой верхушки на веточках, которые держали его каким-то чудом. Птичье жилье было старым, птенцы давно покинули его.

— На следующий год иволги прилетят сюда снова, — сказал Вадик, словно угадав мысли Кати. — Если хочешь, я тогда достану тебе птенца.

Катя кивнула и неуверенно улыбнулась. Отказать Вадику было неудобно, но она не знала, что делать с птенцом. Ведь для него надо мастерить специальную клетку, иначе его утащит кошка. Катя еще раз посмотрела на гнездо и вдруг изменилась в лице. Что-то удивило девушку до такой степени, что она замерла, подняв голову и отставив в сторону руку. Вадик проследил за ее взглядом, но ничего не увидел. А Катя стояла, как завороженная.

Солнце отходило ко сну, заваливаясь одним боком на верхушки деревьев. Лучи воспламенили макушку березы с птичьим гнездом. Крохотные круглые листья заблестели, словно покрытые лаком. Казалось — дунь ветерок и они отзовутся звоном. Стало так тихо, что Кате показалось, будто она услышала стук собственного сердца. Она недоумевала, почему Вадик не замечает этой красоты. Посмотрев на него, она еще раз показала рукой на верхушку березы, но Вадик только пожал плечами.