Утром же, как только кофейня открылась, на пороге появился Ичиро Вада, в простой одежде и с ящиком столярных инструментов. Он поздоровался и прямиком направился к хозяйке.

– Я приношу свои извинения, госпожа. Мои товарищи разошлись не в меру и попортили ваше имущество. Позвольте частично компенсировать ущерб.

Он протянул ей тощий кошель, затем, не обращая внимания на застывшую от изумления Ханну, подошёл к ближайшему столу со сломанной ножкой, перевернул его и задумчиво почесал подбородок. Повторил действия со всей остальной мебелью и кивнул на Анрира.

– Госпожа, позвольте взять вашего слугу, мне будет непросто дотащить все необходимое с рынка.

Ошарашенная Ханна махнула рукой и удалилась в каморку, заменяющую ей кабинет. Анрир же послушно потащился вслед за Ичиро, не переставая изумляться происходящему. Княжеский гвардеец добрался до рынка, нашел ряды со древесиной и брусами разной толщины и размера, долго и упорно торговался, затем нагрузил Анрира тяжёлой толстой связкой и потопал обратно к кофейне. За все это время он ни разу не обернулся и не заговорил, будто в самом деле шел со слугой. Но в первой же подворотне, когда они вышли из толпы, забрал себе ровно половину ноши и, все с той же королевской спесью, взвалил на плечи.

– Как поживают ваши брат и матушка? – Анрир заговорил первым, все равно идти было невероятно скучно. Да и боязно. Его браслет, выданный Мо с наказом не показывать никому близко, был не той вещью, с которой стоит расхаживать по городу.

– Благодарю за участие, они в полном здравии.

– Приятно слышать. Надеюсь, вчера вы все же смогли достойно отпраздновать это событие.

– Мы с приятелями прикончили немало спирта, пока их латал дворцовый медик. Вы, господин, были так любезны, что сломали каждому из них не более чем по три кости, – в его скучающем, великосветском тоне стали проскальзывать смешливые нотки, но злости Анрир не чувствовал.

– Не хотелось омрачать ваш праздник. Признаться, я не имею единокровных братьев или сестер, но был бы несказанно рад, решись родители завести ещё детей. Могу узнать имя вашего брата?

– Хиро. Отец намедни прислал письмо, в котором рассказывал, насколько громко кричит мой брат и как жадно присосался к материнской груди. Ему видится в этом знак, что Хиро вырастет славным воином и пылким любовником. А ещё братец успел дважды промочить рубашку и брюки отца, что свидетельствует о его непростом нраве. Кажется, были строки и о сне, срыгивание и пускании газов, но мой разум отказался воспринимать все приметы.

– Ничего, – Анрир все же хлопнул Ичиро по плечу, хотя и опасался, что двуликий воспримет это как угрозу, – при личной встрече вам продемонстрируют все умения младенца.

– В данной ситуации меня тревожит только то, что, возможно, кто-то однажды получал подобное письмо и обо мне.

Закончил фразу он уже в дверях кофейни, уверенно зашёл внутрь, разложил бруски и разметил их, чтобы обточить точно под размер ножек и сломанных перекладин.

– Я бы даже не сомневался, – Анрир сел рядом с Ичиро и по мере сил помогал двуликому. – У отца был специальный журнал, где отмечались все мои достижения. В том числе – первая ночь без конфузов в виде промокшей простыни.

– Занимательно, я бы прочёл.

Работал парень быстро и уверенно, будто всю жизнь столярничал. Если он хоть вполовину столь же ловок с мечом – стоит порадоваться, что вчера они не подрались.

– Увы, однажды я ненароком замочил журнал вместе со скатертью, буквы расплылись, а хроники моего становления погибли.

– Немыслимая потеря. Думаю, что письмо постигнет схожая участь.

***

За несколько дней Ичиро закончил с мебелью, помог заменить скрипящие доски в полу, очаровал абсолютно всех работниц и саму Ханну. И, кажется, нисколько не переживал по поводу того, что княжеский гвардеец исполняет обязанности столяра и плотника.

После его ухода Ханна несколько дней ходила сама не своя, пока рано утром не собрала вещи Анрира и не поставила их рядом с дверью спальни. Затем добавила сверху кошель, пускай и тощий, но не пустой.

– Завтра середина весны, а мы договаривались насчет зимы. Тебе пора.

В глаза она не смотрела, в руках мяла какую-то бумагу, и, кажется, совсем недавно плакала. Анрир попытался подойти ближе и обнять, но Ханна не позволила.

– Нет, хватит. Петер предлагал нам пожениться, я обещала подумать. Возможно, соглашусь.

Добродушный пекарь Петер давно уже сватался к Ханне, кажется, еще до появления Анрира, но получал отказы. Почему хозяйка кофейни вдруг решила передумать – кто знает, но при здравом размышлении, Анрир ее поддерживал.

– Соглашайся, он хороший мужчина, объедините с ним кофейню и пекарню, подниметесь на нормальный уровень дохода, детей родите, мальчиков, мальчика-толстяка и мальчика-вороненка, смуглого и темноволосого, шебутного настолько, что никто не сможет уследить.

Бегающие по улице перед кофейней мальчишки представились так живо, будто Анрир видел их своими глазами. Как и потяжелевшую, но все еще красивую Ханну и, напротив, постройневшего Петера, солидного и степенного, но такого же добродушного. Видение оборвалось, сменившись тесной комнатой, мешком вещей и заплаканной женщиной, которая давно приняла решение, но надеялась, что ее станут отговаривать. Анрир не стал. Они хорошо проводили время вместе, но Ханне рядом нужен кто-то солидный и надёжный, а не нищий кот. И он не уверен, что хочет навсегда остаться с этой женщиной. А долго радоваться тому, что рано или поздно закончится, оказалось сложнее, чем думал Анрир.

– Один мой друг преподает в академии искусств, – пробормотала Ханна, – и ему понравились твои работы. Тебя возьмут на первый курс, вольным слушателем, при условии, что будешь выполнять часть обязанностей дворника.

Щедрое предложение для имуса, они, как правило, и лицеи не заканчивали. Анрир никогда всерьез не рассчитывал заняться живописью, это казалось не слишком реальным, но определенно мечтал об этом. Пока он растерянно смотрел на Ханну, она взяла кошель и мешок, выбросила их за дверь и отвернулась.

– Иди! Все, хватит. Не люблю прощальные сопли. Если не сможешь пристроиться – возвращайся, налью тарелку супа и освобожу тюфяк на чердаке.

– Я не вернусь, Ханна. – Он почему-то знал, что говорит правду, они еще встретятся, много позже, но это женщина придет к нему с какой-то просьбой. Даже в самом крайнем случае Анрир не собирался переступать порог кофейни в ближайшие годы и уж тем более селиться на чердаке. Добряк-Петер точно не обрадуется бывшему любовнику жены, а она потеряет всякий покой.

Некоторые привязанности нужно вырывать с корнем, другие же возникают настолько внезапно, что кажутся невозможными.

Оказавшись на улице Анрир недолго побродил, после чего начал приставать к прохожим с вопросом, как пройти на нужную улицу. Та находилась в другой части города, как раз к обеду дойдет, на четырех лапах было бы быстрее, но в городе имусам запрещено было менять облик.

Когда он все же добрался до нужного дома, лучезарное добралось до середины небосклона, и из всех обитателей старого, построенного еще предтечами здания, на месте оказалась только пожилая квартирная хозяйка, злая, как десять сторожевых хвачей.

Пришлось ждать на улице, возле небольшого фонтана. Ичиро появился ближе к вечеру и сам первым подошел к Анриру:

– Развеселой девице я бы обрадовался больше, но сегодня не самый счастливый день. Что случилось?

– Ищу жилье, а со знакомыми у меня не густо.

Ичиро поднял с земли мешок Анрира, взвалил себе на плечо и молча понес, затем также молча прошел мимо квартирной хозяйки, поднялся по ступеням, открыл ключом крохотную комнату и бросил вещи на узкую лавку, стоявшую возле стены, сам сел на подобие кровати и бросил:

– Платим пополам, убираемся по очереди.

Впоследствии, если кто-то решился бы спросить Анрира о самом благополучном, спокойном и весёлом периоде его биографии, то в ответ бы получил рассказ о жизни под одной крышей с Ичиро. Двуликий с утра и до вечера проводил на службе, больше похожей на академию для детей аристократии, после чего по нескольку часов работал в столярной мастерской, чтобы обеспечить себя карманными деньгами, и возвращался домой.