На этот раз вертолёт завис чуть ниже, и из него на палубу спустилась верёвочная лесенка, которую двое офицеров из команды «Армении», стоя внизу, держали в натянутом состоянии. Первым к ней подошёл доктор. Чемоданчик у него взяла американка, а доктор аккуратно, не торопясь, полез вверх. Когда он до брюха вертолёта добрался, оттуда протянулись две руки и помогли ему залезть внутрь. Следом за ним стала подниматься медсестра. И она так ловко, почти бегом, будто всю жизнь в цирке эквилибристкой прослужила, в вертолёте оказалась. Последней к лестнице подошла американка. Держа в одной руке докторский чемоданчик, она двумя ногами встала на нижнюю ступеньку лестницы, уцепившись за неё свободной рукой, и… поехала вверх. В вертолёте, по-видимому, включили мотор, и лестница начала там на что-то наматываться. Пилот не стал дожидаться, когда американка достигнет люка, а резко набрал высоту, и вертолёт помчался в сторону с болтающейся под ним женской фигуркой. Он казался нам уже совсем маленьким, когда эта фигурка наконец исчезла внутри.
Капитан с офицерами ушли, как только вертолёт с доктором улетел. Надежда же осталась стоять около борта. К ней и ринулась вся толпа туристов, собравшаяся на палубе. Чтобы не упустить что-нибудь интересное, мы тоже подошли поближе. И вот что нам рассказала наша вожатая:
– На каком-то итальянском рыболовецком судёнышке у одного из членов экипажа начались сильные боли в животе. На берег они побоялись возвращаться, решили дать сигнал SOS. Ближе всего к ним находился американский крейсер, возвращавший домой после дежурства в Средиземном море. На борту остались только те члены экипажа, которые были необходимы, чтобы корабль благополучно вернулся домой. Остальной экипаж улетел вместе со всей врачебной бригадой, кроме дежурного фельдшера. Когда рыбака подняли на борт крейсера, фельдшер поставил диагноз – аппендицит. Стало ясно: необходима срочная операция. Из всех судов, находящихся поблизости, лишь на «Армении» мог оказаться квалифицированный хирург. Американцы решили не тратить время на переговоры по радиосвязи, а сразу отправили вертолёт. Вот нашему хирургу с медсестрой и пришлось лететь на американский военный корабль, чтобы спасти жизнь итальянскому рыбаку.
Все встретили её рассказ аплодисментами. «Армения» так замедлила свой ход, что практически остановилась. Мы ждали судового врача, который где-то в море, на точно так же замершем американском крейсере боролся за жизнь человека.
Ждать просто так нам не хотелось, и мы сели доигрывать пулю. Правда, играли как-то лениво, по-видимому, у всех в голове крутились совсем другие мысли, поэтому, как только завершили игру, карты убрали и сидели просто так, языками чесали. Солировал Виктор. Он столько различных баек из жизни стоматологов и их окружения на нас вывалил, что мы от смеха не знали куда деться. Вокруг нас чуть ли не весь теплоход собрался, и все дружно смеялись, заглушая слова рассказчика, так что тому некоторые хохмы пришлось по два-три раза повторять. И снова я удивлялся его способности рассказывать смешные вещи с абсолютно серьёзным, каким-то даже безучастным видом. Как будто он нам по телевизору прогноз погоды на завтра докладывал.
Знаете, как это у них бывает: говорит, а самому любопытно – неужели всё именно так случится?
Уже перед самым ужином в море появился катер под американским флагом. Доктор со своим излюбленным чемоданчиком молча прошёл мимо нас. На вопросы без устали отвечала медсестра. Причём, что любопытно, вопрос фактически был один: «Ну как там дела?» – а вот отвечать она умудрялась настолько разнообразно, что я даже решил начать считать, сколько различных ответов на один и тот же вопрос можно придумать, но в результате сбился со счёта. Вот только некоторые: «Нормально», «Всё в порядке», «Вовремя успели», «Не волнуйтесь, будет жить», «Дело мастера боится», – и так до бесконечности.
Сидеть в музсалоне после ужина и смотреть «Соломенную шляпку» никто из нас не захотел. Несмотря на великолепную игру Андрея Миронова, фильм не произвёл на нас никакого впечатления. Стояли на корме и вели несвойственные нам разговоры на политические темы. Нас к этому подстегнуло происшествие с итальянским рыбаком – ведь можем же мы совместными усилиями решать проблемы. Денег на пьянку уже не было, занимать неизвестно где не хотелось, назанимали полно, а ведь потом отдавать придётся, поэтому решили разбежаться – завтра ранний подъём.
Я проснулся, когда в каюте было совсем темно. Мне показалось, что где-то рядом пожар. Почему именно такая мысль пришла мне в голову, я понял, как только оторвал голову от подушки и бросил взгляд в иллюминатор – там всё было красным-красно. Быстро одевшись, я бросился на палубу. Народа там было, пожалуй, не меньше, чем днём. Всё вокруг было окрашено в красноватый цвет. Вдали с левого борта творилось непонятно что. Луна висела высоко в безоблачном небе. Она была не совсем полная – ущербная, как про такую говорят, где-то процентов двадцать её было закрыто тенью Земли, но и оставшегося хватало, чтобы лунная дорожка, пробежав мимо «Армении», упёрлась в тёмную громаду какого-то острова, покрытого ярко светящейся малиновой шапкой.
– Стромболи, Стромболи, – слышалось вокруг, и я вспомнил, что уже несколько дней поговаривали, что мы будем проходить мимо этого уникального, постоянно извергающегося в течение многих столетий итальянского вулкана. «Надо наших разбудить», – решил я и побежал в каюту.
– Как же я проспал? – причитал Виталий Петрович, натягивая на себя брюки. – Ведь знал, что около двух ночи мы к нему подойдём, всем знакомым об этом сказал, а сам…
Он залез в свой чемодан и достал бинокль.
– Из Москвы эту тяжесть сюда притащил специально, чтобы его получше рассмотреть, и чуть не опростоволосился, – всё говорил и говорил профессор, пока мы с ним поднимались по трапу.
По верхней палубе навстречу мне спешила незнакомая женщина, я машинально посторонился и чуть не врезался в кого-то из экипажа, устанавливающего большую подзорную трубу. Когда я мельком его увидел, мне показалось, что он кого-то напоминает, но было темно, он мелькнул перед моими глазами – и всё. Наверное, я пошёл бы дальше за Виталием Петровичем, но, услышав голос этого офицера, приостановился и присмотрелся. Вот он слегка повернулся, и я увидел знакомый профиль.
– Карин? – тихонько спросил я, скорее даже прошептал, поскольку это была совершенно невозможная мысль.
Но человек услышал и выпрямился, тогда я уже громче спросил:
– Коля?
Он повернулся ко мне и начал в меня вглядываться. Теперь я уже был почти на сто процентов уверен, что не ошибся, но какие-то сомнения мешали мне броситься к нему на шею. Это действительно был Коля Карин Крокодил, или ККК, как его звали все в нашей альпинистской секции. Прозвище «Крокодил» прилипло к нему намертво из-за привычки выдвигать вперёд нижнюю челюсть, что и делало его профиль не то чтобы похожим, но чем-то смутно напоминающим этого представителя животного мира.
Чтобы он лучше мог меня рассмотреть, я сделал пару шагов вперёд и повернулся в сторону луны. Наконец он понял, кто стоит перед ним, и воскликнул:
– Ванька? Елисеев? Ты как здесь оказался?
– Собственной персоной, – откликнулся я. – Ну, как я здесь оказался, очевидно – купил путёвку. А вот ты что тут делаешь? Ты же, мне говорили, после того как из реставраторов ушёл, вроде в монастырь подался?
– Подался, подался… – начал бормотать Коля.
Была у него такая привычка: когда он соображал, что ответить на вопрос, он по нескольку раз повторял последнее услышанное слово.
– Молодой человек, – прохрипел за моей спиной старческий голос, и чья-то рука слегка похлопала меня по спине, – разрешите пройти.
Я машинально сделал шаг вправо, ожидая ответа от ККК.
– Да не сюда, а туда, – опять прохрипел всё тот же голос.
Я сделал шаг назад.
– Вот тупица, – услышал я, – встал как стена и только колышется туда-сюда.
Я искренне возмутился и хотел повернуться и посмотреть на того, кто посмел меня тупицей обозвать, но тут сзади раздалось какое-то хрюканье – явно этот некто с трудом сдерживал смех, а потому я просто протянул руку назад и, ухватившись за чью-то одежду, выволок вперёд ржущего почти в голос Виктора.