И я уже начала прибухивать самостоятельно, без Гениного предложения. Единственное, что тогда показывало, что я еще не потеряна для общества, это две приметы. Я не начала еще пить в одиночку, и утром не опохмелялась. При любой вечерней дозе, мне было утром комфортно. Никаких похмельных синдромов еще не присутствовало. А тяга к напитку, который стал любимым, появилась. Это было печально, но я этого не осознавала.
А потом был развод. Я сама побежала разводится, я не могла это больше терпеть. В статусе жены я не понимала измен, и присутствия посторонних дам. От этого, душа не только рвалась на куски, но просто медленно выгорала. Внутри было больно, там постоянно пекло. Помогал алкоголь. Хорошо хоть в то время дозы были мизерные, мне хватало для облегчения буквально чуть-чуть, и я успокаивалась.
Отойдя от Геннадия, и снова оказавшись свободной от каких бы то ни было обязательств, я не сильно себя сдерживала. Я не отказывала себе ни в чем. Ни в мужчинах, ни в алкоголе. Я не знаю, что чувствовали советские молодые люди, ложась в койку с посторонней дамой, а я в таких случаях чувствовала стыд. Меня же мама не предупреждала о том, что гендерные отношения, это просто жизнь.
В моей молоденькой головушке засел девиз- один на всю жизнь. Я чувствовала себя виноватой в том, что развелась, в том, что люблю делить койку с мужчиной, и в том, что эти мужчины меняются в этой койке периодически. Поэтому общение с мужчинами обязательно сопровождалось спиртным. Да парням тоже было стыдно. Но им скорее всего было стыдно за то, что они вообще в этой койке ничего не умели. Поэтому они принимали для смелости.
Ну конечно это было не каждый день, но однозначно присутствовало в жизни. Поэтому мозг не успевал забыть про мгновенный кайф. Сам он его тогда не требовал, но если маячила перспектива, то очень радовался, заранее. Отвлекала от алкоголя учеба. Она меня местами поглощала, как болото. Любила я погрузится в пучину неизвестной мне информации. Но я была не одна в этом мире.
И периодически откуда-то выскакивали вечеринки, междусобойчики, посиделки. А если вдруг организовывалась влюбленность и какое-то совместное существование, там однозначно присутствовал алкоголь. Я думаю, что он избавлял от страха. Молодые люди боялись реакции друзей и знакомых на меня, а я боялась того, что меня бросят. Хотя рано или поздно, все равно бросали, потому что муж жену любит здоровую.
Разрывы я тоже запивала. Больно, когда тебе семь раз на дню клянутся в вечной любви, а потом раз, и пропадают навсегда. Ну и особой болью были слова, которые говорили вокруг меня. Говорили так, чтобы я услышала. Про чужих не буду говорить. Моя двоюродная сестра в тот момент сказала моей маме: "И кому она такая нужна?". Это сейчас она мне боится лишнее слово сказать, а тогда, говори не хочу.
Но кроме сестры были соседи, приятели, просто люди, слова из которых лились рекой и ни одного доброго. Бывали периоды, когда запивала просто каждое слово. Не было у меня сил это терпеть. Ну и благодаря тому, что одной пить было не очень, вокруг меня присутствовали особи, которые были готовы выпить всегда. Или такие же несчастные, как я, у которых душа была хронически больна, или напрочь растерзана. Мы друг у друга были, как спасатели.
В тот момент я не свалилась в бездну только по одной причине, было то, что держало меня на плаву. Во-первых, это учеба, а во вторых, все таки надежда на то, что жизнь наладится. Но все-таки я уже свернула с хорошей асфальтированной дороги. Поэтому могла прибухивать неделю подряд. Нет не с утра до ночи, так я еще не научилась. Утром я жила трезвую жизнь, делала какие-то дела, а вечером прямо нажиралась. Мне не надо было много.
Мама моя многострадальная все это видела. Мой путь в никуда. А она была мудрой женщиной, и жизнь прожила интересную. Чем чреват алкоголизм она знала. Ей не надо было доказывать, что это болезнь, много в своей жизни она видела хороших и талантливых людей, которых сгубила эта зараза. Поэтому, глядя на меня, она понимала все, что со мной сейчас происходит, и что меня ждет в ближайшем будущем. Это сильно ее волновало. Какая никакая, а дочь.
Я не знаю, то ли к наркологам она обратилась, то ли кто то дал совет, то ли вообще левая информация была. Но информация была. И название таблеточек было "Тетурам". Ну это она мне после рассказала. А тогда мне было совсем не обязательно знать ни про таблеточки, ни про мамины манипуляции с этими таблеточками. Но для начала их нужно было достать. Потому что они могли отвратить меня от алкоголя.
Она достала. Упертая была женщина. И стала мне их подсыпать в еду. Умора. Я уж не знаю, кто ей дозу рассчитывал, кто советы давал, и как она на это решилась. Ведь последствий предсказать не мог никто. Но она решилась. Ну а я то была не в курсе того что со мной делают. То ли травят, то ли эксперименты ставят, то ли от алкоголизма лечат. Я жила дома. Значит ела и пила тоже дома.
А таблеточки толкли в ступочке, и добавляли во все, что стояло в холодильнике. В молоко, в сметану, в суп, в подлив, в котлеты, в соль. Смешно? Не знаю, но интересно точно. Так же не знаю, какой эффект у этих таблеточек, моментальный или накопительный. В какой момент они начали действовать? Я даже об этом не догадывалась. Я просто жила, и иногда выпивала. И кушала то, что стояло в холодильнике. И мне это не казалось страшным.
Зато реакция на тетурам была страшной. Кровь прилила к лицу, я покрылась красными пятнами, я задыхалась, сердце выпрыгивало из горла. Я испугалась. Со мной никогда такого не было. Но испугалась не только я. Испугалась и мать моя, женщина. Я была бордового цвета, хватала воздух ртом и держалась за сердце. Такого она не ожидала. Наверное думала, что все будет проходить по лёгкому.
Минут через десять ее накрыл этот страх. Она то знала, откуда у всего этого ноги растут. Но не предполагала, что все будет так страшно. И она вызвала скорую. Все-таки родная дочь умирает. Что говорила она врачам, я не знаю, скорее всего правду. Потому что, когда мне поставили укол, я просто заснула богатырским сном, поэтому дальнейшие симптомы действия тетурама прошли мимо меня. До утра я была в параллельной реальности.
Но моя первая реакция на таблетки, не остановила маму. Она сделала глубокий вдох и продолжила, продолжая все это сохранять в секрете. Ну а я то в тот первый раз даже не сопоставила что со мной происходит и от чего. Травма принесла с собой много сбоев в организме. Именно физических. Болезни налетали совсем непонятные и совершенно неожиданно. Поэтому я отнесла этот приступ к этим самым болезням.
Но страшно мне было ужасно. Вообще, когда мне сильно плохо, реально плохо, и я понимаю, что мое состояние не в моей власти, на меня почему-то накатывает страх смерти. Мне кажется, что я умру, прямо сейчас, не успев дожить свою интересную и единственную жизнь. Тогда так было, и два года назад, подцепив новомодную заразу, и лежа в постели, когда уже реально понимала, что надо звать врачей, я боялась умереть. Не хочу умирать, потому что.
И вот, пережив этот страх и приезд скорой, я замерла, просто так, ожидая последствий. И наивно думая, что это какое-нибудь рожистое воспаление, или какая-нибудь очередная пневмония, бутылку я от себя на время отодвинула, потому что отвлекает от наблюдения за собой. А мама перешла на более мелкие дозы тетурама. А сегодня я почему-то пришла к выводу, что у этого самого тетурама накопительный эффект.
В следующий раз я рискнула выпить недели через три. Но так как я еще не сопоставила стимул реакцию, и не выявила причинно-следственную связь, манеру пьянки я не меняла. Пила, как всегда, портвейн, по полстакашки, через полчаса. А куда торопиться то. Я же пью для удовольствия. Надо почувствовать тепло в желудке, потом, как это тепло разливается по всему телу, а потом уловить момент, как накатывает свобода.
В этот раз я не почувствовала ничего. Ни жжения в желудке, ни тепла, ни свободы. Сердце уже не стучало, как в прошлый раз, но красные пятна по телу пошли. В прошлый раз я не заметила какого они размера, а в этот раз у меня было время разглядеть. Пятнышки были крупными, лицо, например, краснело целиком, нога, от ступни до колена, живот по кругу. И все эти пятна горели, я это чувствовала.
