После суда, долгого ожидания под стенами замка лорги и утомительного путешествия ужин и впрямь пришёлся кстати. Вскоре, утолив голод, кьярчи достали музыкальные инструменты – дудки и бубны; семиструнка Дёрана тоже оказалась к месту. Полилась мелодия, разухабистая и бойкая. Тарри, нисколько не смущаясь, первым бросился в пляс, а потом умудрился как-то вытащить в круг светловолосую всадницу, которая днём везла Рейну на своём гурне, и уговорить потанцевать. Тайра тоже была не прочь сплясать и уже вовсю искала Алара глазами, и он испытал постыдное облегчение, когда к нему подсел Телор с чашей разведённого тёплого вина – и важным разговором.

«Хоть сейчас объясняться не придётся».

Фог нигде не было видно – а ещё Сэрима, и на сердце было неспокойно.

– Послушай, что я скажу, и сразу не отказывайся, подумай, – начал тем временем Телор. В тёплом оранжевом свете костра его волосы выглядели грязноватыми, а глаза – тёмными. – После того, что ты сегодня сказал, лорга тебе покоя не даст. И выхода два. Первый – идти вместе с нами. С Эсхейд, с дружиной, – перечислил он спокойно. И добавил тише: – С моими учениками… и с их спасительницей.

Алар отвернулся к огню. Пламя дрожало, извивалось – а оторваться от обугленной древесины не могло.

– С Фогартой.

– Да, – не стал отрицать Телор. – Потому что мои ученики её от себя отпустить не хотят – пока, по крайней мере, а она их не бросит. Не таков её нрав.

– Не таков, – тихо согласился Алар, не отводя от костра взгляда. – А второй выход?

Телор не стал медлить с ответом.

– Отправиться на юг – и доискаться там до правды. У меня в Кашиме есть верный человек; если б ты нашёл его, то он бы помог разузнать, с которыми из наших купцов связались работорговцы. Одно имя мы знаем – Дурген. Но есть и другие; и кто-то ведь создаёт дурман…

– Я согласен, – быстро ответил Алар, чтоб не передумать. И сразу стало стыдно за свою трусость – и одновременно спокойно. – Только дай мне день или два, нужно с Рейной попрощаться… и с остальными. Наверное.

«Если смелости хватит – у Тайры-то удар и впрямь сильный».

Телор похлопал его по плечу, не то ободряя, не то благодаря:

– Понимаю. Тебя никто не гонит прямо сейчас… Спасибо, что согласился.

Отвечать он не стал – слишком скверно себя чувствовал. Отставил недопитую чашу – и пошёл прочь, в лесную прохладу, в сырой туман.

«Видно, такая у эстры судьба, – билось в висках. – Бросать и забывать, забывать и бросать… Оно и к лучшему. Того-то я и заслуживаю».

Фог появилась перед ним внезапно, выбралась из зарослей, вынимая на ходу паутину и листья из волос, и застыла, до полусмерти перепугавшись, кажется.

– Я… – выдохнула она, прижимая руки к груди, и отступила.

И тут же снова сделала шаг вперёд, навстречу.

Выглядела она бледной, но здоровой, точнее, оставившей боль в прошлом. Глаза смотрели твёрдо и ясно; спина была прямой.

«Сейчас или никогда, – понял Алар. – Если теперь не объяснимся, то, может, больше не встретимся».

Нащупал камень на шнурке сквозь рубаху… и решился.

– Я тебя не помню, – сказал он мягко, как только мог, но всё равно глаза у Фог заблестели. – Прости. И боюсь, что не вспомню никогда. Я не знаю, что значил для тебя Алаойш Та-ци, но он ушёл навсегда.

Она прерывисто вздохнула. Отвела взгляд – и посмотрела снова, в упор.

– Да. Понимаю.

Алар помедлил; дальше было сложнее.

– Я не знаю, что значил Алаойш для тебя, – продолжил он тише. – Но знаю, что ты значила для него. Больше, чем что бы то ни было ещё; настолько много, что его чувства пробиваются даже сквозь забвение, даже сквозь запреты спутника, и я… я ощущаю…

Дышать отчего-то вдруг стало сложно.

Фог смотрела на него широко распахнутыми глазами – а затем осторожно провела пальцами по щеке.

На них осталась влага.

– Ты…

Где-то невероятно далеко, словно в иной жизни, вспыхнул ярче костёр, выбрасывая в небо сноп искр, и кто-то расхохотался. Алар вздрогнул, и Фогарта тоже, и они шагнули друг к другу – и остановились в последний момент.

– Я не смогу заменить тебе того, кого ты потеряла, – произнёс Алар, едва размыкая губы – и тоже коснулся пальцами её лица, как давно хотел, очень давно, с того момента, как увидел её в замке у лорги. – Но мы можем… можем стать друг другу кем-то ещё. Когда… когда переживём это. Ты… ты хочешь?

Фог опустила глаза на мгновение, точно задумавшись, затем кивнула:

– Да. И… можно твою подвеску?

В её руках, окутанных мягким сиянием, растрескавшийся камень снова стал цельным. Вот только знаки с него исчезли – совсем, и гладкая поверхность теперь отражала только звёздное небо да отсветы от костров.

Пела флейта; летел над лесом, над ночью, грустный перебор семиструнки.

– Так лучше, – тихо сказала Фогарта, отпуская кулон. – Что захочешь, то и напишешь. Но я рада буду, если ты меня всё-таки вспомнишь, так что постарайся, пожалуйста, Алаойш… Алар.

Сказала – и ушла к кострам, музыке и песням.

Алар остался один в темноте.

Утром, сразу после рассвета, он разбудил Телора, выслушал всё, что полагалось за неурочную побудку – и то, что требовалось знать о Кашиме, о дороге на юг и об опасностях в пути. Затем собрал дорожную суму – лёгкую, с одной сменой одежды и небольшим запасом воды, нашёл Тайру, спящую бок о бок с Рейной, и положил ей у изголовья пять золотых монет – ровно столько, сколько обещал когда-то давным-давно.

– Прощайте, – шепнул он. – И не сердитесь. Правду ведь говорят, что нет у эстры ни рода, ни дома.

Лагерь он покидал в безмолвии и чувствовал себя не лёгким даже, а невесомым, как птичий пух, как белое облако.

Дунет ветер – и унесёт.

Утро началось с рёва.

«Садхам», – сквозь сон подумала Фог, но это была не она.

Плакала Рейна.

– Ушёл, – заливалась она, пока с одной стороны ей подтирал сопли Сэрим, а с другой дразнил сахарной рыбкой на палочке Иаллам, оба растерянные и несчастные. – У-у-учитель ушёл… Меня бросил!

Солнце успело подняться довольно высоко над горизонтом, и теперь просачивалось наискось между красноватыми стволами-колоннами; рыжеватые пятна света ложились на зеленовато-коричневый мох, тёплые и неровные, и ящерки выползали туда погреться. Пели птицы. Пахло хвоей, дымом от занимающихся костров и хрупкими лесными цветами. Лагерь ожил уже, и кьярчи снимали с кольев высохшие за ночь котлы, обменивались припасами с дружинниками и выясняли, кто пойдёт за водой. Шатёр, где легли спать Онор с Лиурой, стоял ещё закрытый, но их учитель Телор, который ночевал с ними же, проснулся уже и умывался чуть в стороне: большой глиняный кувшин парил рядом с ним в воздухе, изредка наклоняясь над подставленными ладонями.

Алаойша – Алара – нигде не было видно.

«Действительно ушёл», – подумала Фог.

Ощущалось это больно – и в то же время правильно, словно иначе и быть не могло.

С некоторым трудом поднявшись, она поправила одежду, стряхнула сухие иголки и прочий сор – и направилась прямиком к Рейне. Девчонка выглядела чуть старше своих лет – довольно высокая, с широкими плечами, как у многих северянок, кареглазая и темноволосая, с двумя коротковатыми, но пышными косичками. На носу, сейчас покрасневшем от рёва, виднелась россыпь тёмных, мелких веснушек; ногти на руках были округлыми и короткими. Морт крутилась вокруг неё, как лёгкое, зыбкое облачко – на большее сил пока не хватало, и по всему выходило, что девочка из тех кимортов, что своё берут не врождённым талантом, а трудом и упорством.

«Вот какая теперь у него ученица… – Зависть кольнула сердце, жгучая и злая – и исчезла. – Ей, пожалуй, сейчас хуже, чем мне».

– Привет, – сказала Фог, присев на корточки рядом с девчонкой.