Фог слушала его – и земля уходила у неё из-под ног, а мир дрожал, точно готовый рухнуть в любой момент.

«И что теперь?»

А лорга – его-то появление киморта ничуть не удивило – обернулся к ней и с тем же живым любопытством спросил:

– Это правда? Если так, то и впрямь я должен буду выслать тебя в Ишмират, Фогарта Сой-рон. А что до убытков уважаемого Дургена, то, думаю, цех Шимры их охотно возместит.

– Для цеха выделить сундук или два золота не составит никакого труда, – подтвердил Ниаллан, и его хрипловатый, точно надтреснутый голос звучал издевательски. – Или же, если почтенный Дурген, сын Иргена, будет настаивать, эта ученица сама исправит нанесённый ею ущерб. В конце концов, нет ничего дурного в том, чтобы отработать провинность, а юным девам подобает смирение.

Дышать резко стало труднее – совсем как тогда, в Кашиме, в лавке у работорговца. Морт сгустилась настолько, что фитили у свечей начали потрескивать, а пламя сделалось меньше и ярче. В глазах у Фог потемнело, и казалось, что ещё мгновение, и бурлящая сила вырвется наружу, сметая всё на своём пути, как поток в горах по весне – и вековые деревья, и древние города, и…

– Тише, – выдохнул Сидше еле слышно, склонившись к ней. Осторожно прикоснулся к виску, отвёл за ухо непослушный золотисто-рыжий локон – нежно, очень нежно. – Он же того и хочет, затем и злит тебя. В пустыне говорят: кто с ветром бранится, тот ответа не дождётся… Но ветер всё-таки отвечает – как пожелает и когда пожелает.

Его дыхание ласкало мочку уха, как невесомые поцелуи, и оттого тело на мгновение охватила дрожь. Но – на удивление – в голове прояснилось, и гнев отступил.

«Нападать бездумно нельзя, – осознала она, мысленно повторив всё сказанное. – Только не сейчас, если только я хочу понять, как этот напыщенный тхарг в красном связан с Дуэсой и имеет ли он отношение к работорговле кимортами».

При мысли о том, что может быть замешан кто-то из цеха – и не один, не двое даже – стало не по себе.

– В Шимру я не вернусь, – громко и ясно произнесла Фогарта, повернувшись к Ниаллану. Сконцентрированную морт она держала наготове, но теперь не для атаки, а для защиты. – Алаойш Та-ци научил меня всему, что требовалось… Важное и неважное он научил отделять тоже. Не закрывать глаза, когда видишь зло; не отступаться от дела, которое необходимо завершить. У Радхаба не случайно оказалось сразу два раба-киморта, и я найду тех, кто за ним стоит.

У Ниаллана ни одна чёрточка не дрогнула, точно вести о кимортах в рабстве были ему не в новинку.

– Дети… – выдохнул он и посмотрел на неё из-под приопущенных век; широкое его лицо лоснилось и на фоне красных одежд казалось распаренным. – Дети склонны преувеличивать. Ну что же, не беда. Долг цеха – наставлять и направлять в обучении тех, кто сбился с пути.

Фог захотелось закричать – на весь зал, нет, на весь город… нет, ещё громче, чтоб даже небо услышало.

«Если это ваш долг, то где вы были, когда меня пленили в Дабуре? – думала она, стискивая кулаки так, что становилось больно. – Где вы были, когда меня одурманили, раздели, обрядили в белую кисею, как рабыню? Где были ваши наставления и защита, когда я правда сбилась с пути?»

– Тебе нечему меня научить, – тихо ответила она, вкладывая в простые слова угрожающий смысл: ну же, попробуй, оспорь, заставь меня склониться – если сможешь.

– Цех решит – так или нет, – с усмешкой ответил Ниаллан, скрещивая руки на груди, и морт зазмеилась вокруг него, скручиваясь тугими жгутами. – Может, и найдётся киморт-наставник, который признает тебя готовой завершить обучение. Может, и сам Алаойш Та-ци вернётся по такому случаю, чтобы эти слова подтвердить… А пока прояви смирение.

Сказал – как пощёчину отвесил. А Фог медленно поднялась со стула, чувствуя дурноту. Все смотрели на неё сейчас, весь зал; десятки любопытных взглядов – и десятки злорадных, в которых читалось – поделом ей, дурной девке. И тоненько хныкала Садхам; и Онор с Лиурой сидели плечом к плечу, взявшись за руки, согбенные, перекошенные, точно разом рухнули на них всей тяжестью два страшных года в рабстве.

Лорга тоже смотрел – с прищуром, хищно, предвкушая потеху.

«Я должна бросить Ниаллану вызов, – пронеслось в голове, и стало одновременно страшно и легко. – Бросить вызов и победить. Другого выхода нет».

Такой способ был, и цех бы признал победительницу завершившей обучение. Вот только поединки не проводились уже лет двести… да и не сражались киморты друг с другом. Только не после пятидневной войны, навсегда изменившей облик мира.

«А Дуэса бы, наверное, не колебалась».

– Значит, нужен киморт-наставник? – раздался вдруг мужской голос, высокий и чистый, как звук туго натянутой струны. – Тогда, полагаю, и я подойду. Немногое мне известно о деяниях этой женщины, но и того, что я знаю, хватит на дюжину взрослых жизней. Моё слово достаточно веское? Государь Захаир.

Лорга скривился так, словно откусил неспелую ригму – и нечищеную к тому же.

– Телор Кудесник.

Он ещё не договорил – а воздух в зале совершенно переменился. Исчезла затхлая духота, запах прелой соломы и ношеных сапог, как в казарме, и свечной чад, и повеяло вдруг снегом – чистым снегом высоко в горах, и ломкими стеблями, и лесными цветами, блеклыми, но живучими. И тот, кто стоял на пороге зала, под высокой дверной аркой, тоже был увенчан цветами – мелкими лиловыми, и голубоватыми, и белыми. Его волосы, гладкие и светлые, спускались до талии, не сдерживаемые ничем, кроме цветочного ободка, словно бы сделанного детской рукой, и глаза были как весенняя листва на просвет, и вилась зелёная вышивка по рукавам белой рубахи и по высоким голенищами сапог для верховой езды, а на плечах лежал тёмно-зелёный плащ.

Онор вскочила, отбрасывая поддельный вдовий платок:

– Учитель! – и кинулась к нему со всех ног.

И Лиура тоже бросился к учителю, задержавшись лишь на миг – прижал ладони к лицу, резко выдохнул и побежал, как в омут нырнул. А человек в зелёном плаще – Телор, как назвал его лорга – обнял их крепко и посмотрел на Фог.

– Ты завершила то, что я не сумел, и вернула тех, кого я не смог спасти, – произнёс он тихо, но его услышал каждый, кто находился в зале – ибо никто, кажется, и дышать сейчас не смел. – Здесь, при свете дня, при свидетелях, я говорю: ты, Фогарта Сой-рон, давно уже превзошла пределы, отмеренные простой ученице, а тот, кто это отрицает, или глуп, или завистлив. Равной я тебя признаю и как к равной обращаюсь; а если кто хочет оспорить это, то пусть шагнёт вперёд.

Телор умолк, но никто не двинулся с места, даже лорга, у которого лицо сделалось угрюмым и злым.

– А… как же убытки? – пробормотал купец, растерянно оглядываясь по сторонам, точно в поисках поддержки. – Убытки-то мне возместят?

Но Ниаллан Хан-мар, не слушая его, развернулся и вышел, ни проронив ни слова.

После этого даже присутствие лорги не могло удержать поднявшуюся волну. Зал охватило смятение. Точно буря налетела на зимний сад, и ветви, сбросив снежные шапки, затрепетали; точно пламя костра вдруг разгорелось на ветру, а тени пригнулись и заколебались. Шёпоты, поначалу деликатные и робкие, превратились в ропот; застучали по полу каблуки подкованных сапожек, зашелестела тяжёлая парча, и то и дело вспыхивал в полумраке самоцвет в драгоценном перстне на воздетой руке или вышивка серебром на воротнике при повороте головы.

«Как ночной шторм», – подумала Фог.

И ещё подумала, что она очень, очень устала и сил едва хватает на то, чтобы стоять, не горбясь, и позволять себе заплакать, и что если сейчас, сию же минуту её не отпустит, то суд она завершит сама.

Как сумеет.

– Потерпи немного, – тихо сказал Сидше и провёл костяшками пальцев ей по спине, сперва вниз, а затем вверх, так, что пульс участился, а тело сделалось лёгким. – Ты уже победила; вот только позволить тебе этого не могут, а значит, станут напирать. Если выдержишь натиск, то тебе предложат перемирие.

– Но не мир? – еле слышно спросила она.