Уже на крыльце мне пришло в голову, что лучше было бы подождать учителя на улице. Но я не хотел, чтобы меня видели ребята. Мне обязательно нужно было поговорить с Интеном с глазу на глаз.

Я потянул ручку на себя, и дверь открылась. За ней я увидел длинный полутёмный коридор, ведущий в глубину дома. Оттуда вкусно пахло тушёным мясом и свежей выпечкой.

Чёрт, как же я мог забыть про Матильду?

Матильда была экономкой Интена. Муж её умер шесть лет назад, детей у них не было. Одна Матильда не могла справиться с фермой. Вот община и решила пристроить её в экономки к учителю. Работа нетрудная, зато всегда в тепле и кусок хлеба верный.

Справа в коридоре виднелась дверь. Я шмыгнул туда. Ого!

Квадратная комната в два окна была уставлена стеллажами. На всех полках стояли книги. Ничего себе!

Я зачарованно смотрел на корешки. Большинство книг были рукописными. Но попадались и совершенно другие, в плотных обложках. Я вытащил одну из книг.

По ярко-оранжевой, словно цветок апельсинии, обложке вились буквы золотого тиснения. Я прочитал их по складам:

«Марк Твен. Приключения Тома Сойера».

Осторожно открыл книгу. На хрупких пожелтевших страницах ровными рядами теснились аккуратные печатные буквы. Да, это не мои кривые палочки! Сколько же надо труда, чтобы отпечатать хоть один такой томик? Интересно, откуда Интен взял все эти книги? Неужели, с того самого корабля?

Я открыл книгу на первой странице.

«… – Том!

Нет ответа.

– Том!

Нет ответа.

– Куда же он запропастился, этот мальчишка?,, Том!»

Дверь кабинета за моей спиной с грохотом захлопнулась.

Я чуть не выронил книгу, но вовремя спохватился. Быстро поставил её на место и подбежал к двери. Заперто!

Вылезти в окно? Я метнулся к оконному проёму. Створки закрыты на обыкновенные шпингалеты. Выпрыгнуть – пара пустяков! А там опрометью в кусты, и никто меня не поймает.

И куда я побегу? Домой, к папаше?

Я отошёл от окна и с мрачным видом уселся в кресло возле письменного стола. Дождусь Интена, и будь, что будет.

Значит, Матильда услышала, как я вошёл. А может, в окно увидала. Наверняка сейчас бежит звать Интена. Ну, теперь-то он не будет смеяться.

За дверью было тихо. Я подождал минут десять. Потом ещё десять. А потом соскучился. То ли Интен решил, что я непременно сбегу через окно, то ли решил меня помучить. Да и наплевать!

На письменном столе лежал необычный чемоданчик. Полностью металлический с ребристыми блестящими гранями. Он был заперт на два сложных замка.

Такой чемодан не могли сделать на Местрии. В самом деле, не кузнец же его ковал! Зубилом и кувалдой такую штуку не изготовишь, это не подкова.

Я подёргал замки, потом догадался нажать на выступающие кнопки. Замки щёлкнули, и чемоданчик открылся.

Внутри оказалось какое-то непонятное устройство. Ручки, стеклянные окошечки, две угольно-чёрные панели, провода… Я разглядывал их, пытаясь понять назначение.

Вдруг дверь открылась. В комнату вошёл Интен. И первое, что он сделал – расхохотался!

Я мгновенно захлопнул чемоданчик и отскочил за кресло. Интен вытер слёзы и сказал сквозь смех:

– Ал! Ты не мог бы просто ходить в школу, как все нормальные дети?

***

Потом мы пили на кухне травяной чай с булочками. Матильда притворно ворчала и качала головой, а сама подкладывала мне одну булочку за другой.

Конечно, мне пришлось объяснять, почему я украл у Стипа книгу и залез в кабинет. Интен нахмурился.

– Кажется, вышло какое-то недоразумение, – задумчиво сказал он. – Я завтра с утра загляну к вам и поговорю с твоими родителями, Ал. Думаю, тебе обязательно надо учиться! Это хоть небольшой, но шанс, что ты больше ничего не натворишь.

И тут на улице раздался громкий стук. Кто-то барабанил по входной двери кулаками. А затем до ужаса знакомый голос хрипло крикнул:

– Ал! Выходи, мерзавец! Я знаю, что ты здесь.

– Кто это? – удивлённо спросил Интен.

– Это мой отец, – обречённо отозвался я.

Друзья, не забывайте подписываться – это лучший способ не потерять друг друга) И ставьте лайки, если понравилось – мне будет приятно)))

Воскресным утром я сидел в столярке под замком и уныло плёл новую корзину. Вся семья дружно переоделась в праздничные наряды и умотала на ярмарку. А мне папаша придумал наказание – плести корзину взамен утраченной в неравном бою с Брэндонами. И вот ведь добрая душа – разрешил взять с собой в столярку кружку воды и кукурузную лепёшку!

Прутья дикого орешника я нарезал зимой возле замёрзшего ручья. Потом мы с папашей выварили их в соде, очистили от коры и высушили под навесом. От сушки древесина белеет, становится крепкой и не ломается на сгибе.

Орешник, само собой, не настоящий. То есть, орехи на нём растут крупные – просто загляденье! Вот только есть их нельзя. Сперва сломаешь зубы о скорлупу, а потом отравишься. Так и помрёшь беззубым.

А вот ветки у него длинные, гибкие и прямые. Плести из них – сущее удовольствие. Мне такая работа всегда нравилась, и корзины у меня выходили красивые. Во всяком случае, куда лучше, чем у папаши.

Вчера вечером меня спас Интен. Когда он открыл дверь, папаша ворвался в дом, будто дикий зверь. Я уж думал, что мне не поздоровится, но учитель загородил меня спиной и вежливо сказал:

– Добрый вечер, Юлий! Мы с Алом как раз обсуждали его учёбу. Думаю, я погорячился, запросив с тебя полную цену, когда ты приходил ко мне.

Эти слова Интен произнёс с нажимом. А отец разинул рот, словно квакша весной. Интен сокрушённо покачал головой и продолжил:

– Мне очень жаль, что так получилось. Из-за моего отказа мальчик был вынужден украсть книгу. Знаешь, Юлий, я возьмусь учить Ала бесплатно. Это хотя бы отчасти загладит мою вину.

Он говорил так убедительно, что даже я на минуту поверил. А потом до меня дошло! Конечно, папаша вовсе не ходил к Интену. Просто учитель давал ему возможность выкрутиться, чтобы отец не отыгрался на мне.

Мало того! Когда мы отправились домой, Интен пошёл вместе с нами. Всю дорогу он втолковывал папаше, какая польза может быть от учёбы. Вдруг Ал станет агрономом, говорил он. И уж точно сможет по-умному распорядиться фермой Петера и Ирги Сондерсов, когда женится на Лине.

Папаша слушал Интена и ничего не отвечал. Только переступал голенастыми ногами да изредка сглатывал, словно болотная цапля, проглотившая слишком жирную лягушку.

Когда мы подошли к дому, Интен попросил меня позвать маму. Она вышла на крыльцо, заложив руки за фартук. Учитель слово в слово повторил ей всё, что сказал отцу. Он хвалил меня, сожалел о своём отказе и всё время выразительно смотрел на отца. А папаша только молча кивал. Зато утром отыгрался на мне от души.

Конечно, отца тоже можно было понять. Он жутко разозлился на меня за выходку с лестницей. Оказывается, пока он тихо сам с собой распивал на крыше настойку, мама приготовила обед и ушла к соседке, которой надо было помочь раздоить козу. Через пару часов в бутылке показалось дно. Папаша устал и сладко прикорнул на солнышке. А когда проснулся, беззаботная птичья жизнь ему наскучила, и он захотел на твёрдую землю поближе к кухне.

Вот только подать ему лестницу было некому. Я давным-давно убежал к Интену, а мама задержалась у соседки за чаем с булочками и болтовнёй. Так отец и просидел на крыше до самого вечера, пока домой не вернулся Грегор.

Ясное дело, папаша мог бы позвать кого-нибудь из соседей. Но побоялся, видите ли, что его поднимут на смех. Нашим деревенским шутникам только дай повод почесать языки. Поэтому, когда кто-то проходил мимо, папаша сидел тихо, как мышехвост под кукурузной соломой и делал вид, что у него всё в порядке.