- Не попробуем, не узнаем парни, хватит сидеть на месте, пора показать всем, что мы не пустой звук, - постарался я поднять боевой дух в нашей группе, но друзья отреагировали здоровым скепсисом.

  В любом случае, мы попробовали, исполнили одну из недавно написанных песен Бенни, и администратор хоть и выделывался, но разрешил нам выступить. Тогда-то всё и началось.

  В клубе, когда выступали, мы отдавались процессу целиком и полностью, я тогда даже голос немного сорвал, но в итоге получили море оваций. Когда мы с друзьями довольные тем, что хорошо повеселились, и в придачу получили нехилый гонорар собирались уходить, нас нагнал высокий худощавый мужчина, который представился как продюсер Гиббс Грей. Он дал свою визитку и пригласил на прослушивание в Нью-Йорк. Мы естественно согласились и поехали через месяц специально, чтобы нас послушали и дали своё мнение. Там-то я и познакомился с Ричардом Морганом моим нынешним менеджером.

  Мы стали играть в группе под названием "Dark Forest" менять ничего не стали. По мере раскрутки я становился известным, и мне предложили сольную карьеру. Принимать поспешное решение я не собирался. Не думал, что смогу выкрутить один. Но меня уверяли, что моя врождённая харизма поможет. Я стал часто задумываться, с парнями в группе мне становилось всё теснее и теснее. Хотелось свободы. И в конце всё же я принял верное для себя решение. Долго разговаривал с друзьями, пытаясь как можно мягче преподнести новость. Эрл и Кэл вроде поняли сразу, считали, что удерживать меня, смысла нет. Ведь насильно мил не будешь, как говориться. Бенни же воспринял произошедшее как предательство, и долго со мной не разговаривал. Только полтора года назад он стал воспринимать меня нейтрально. Мы выступали бок о бок на каком-то фестивале в Париже, и тот смягчился. Там-то я и познакомился с их новым вокалистом, с которым и пел в дуэте.

  Сольная карьера стала моим сущим адом. Изначально. Мне писали песни (пой, они стрельнут, уверяли) я отказывался, но потом всё равно соглашался. Мне ничего не нравилось. Я никогда не любил петь о чужой жизни, всегда хотел рассказывать свои истории, и стоило мне позвать Моргана ко мне в менеджеры как ситуация выровнялась. Я стал больше влиять на происходящее с моей карьерой. Начал писать музыку, слова, и всем нравилось. Первым моим синглом стали "сломленные крылья", они-то и подарили миру Оберона.

  - Чувак ты не можешь выступать под русским именем, - заявил мне Рич, - никто не станет слушать Ефима Кравцова.

  Я был согласен, но ни один из предложенных мне ранее псевдонимов не понравился. Сплошная чепуха.

  Когда я потерял всякую надежду на нормальное имя, случилось чудо. Однажды я читал пьесу Шекспира (в Америке модно знать этого парня) и наткнулся на персонажа Оберона. "Сон в летнюю ночь" подарил мне псевдоним, и с того дня я стал царём фей и эльфов. Мои же фанаты предпочитали называть меня генерал или господин Оберон.

  В моей жизни появились первые сольные гастроли. Из страны в страну, из города в город. Голова шла кругом. Приходилось как можно чаще выпускать новые треки, чтобы фанаты не заскучали и у меня получалось. Все, что есть в моих альбомах, я написал сам. Все популярные треки мои, права я предпочёл не делить с лейблом, на который работал. Те согласились, им некуда было деваться. Моим условием стало либо я остаюсь и приношу вам миллионы долларов, либо ухожу и приношу те же миллионы, но другим людям. Деньги терять естественно никто не хотел.

  Были в карьере артиста Оберона и падения со скал.

  В темноте ночной, я вижу оскал,

  Ты падал хоть раз, срываясь со скал?

  Там ты встретишь его, своего палача,

  Лес в огне, ты летишь, а потом ты кричишь.

  Получая удар за ударом.

  Я не просто так написал эту песню. У неё есть огромный смысл. Я сочинил ее, когда сам упал. Упал не из-за испорченной репутации или чего-то подобного. Моим падением стал голос. Год назад у меня в карьере случился пятимесячный перерыв. На концерте в Мадриде я сорвал голос. Сильно. Через два дня мне нужно было выступать в Лиссабоне. Рич предлагал отменить концерт или перенести, но я был упёрт. Мне не хотелось подводить поклонников творчества Оберона, поэтому я рискнул. Вышел через два дня на сцену и в первой же песне остался без голоса. Мне было жуть как стыдно перед всеми, но отменить ничего я по понятным причинам уже не мог. Концерт в Лиссабоне - единственный в моей практике, когда я воспользовался фонограммой. Весь остальной тур мне пришлось отменять. Истинную причину разглашать я запретил, нечего болтать о своих проблемах, мне не нужны жалостливые лица. Злостные довольные меня не пугали, а вот сочувствия я не переношу.

  Вначале всё казалось затянувшейся шуткой. Я не мог нормально разговаривать почти неделю, а когда голос вернулся, попытался спеть, но не вышло. Горло словно кошки ободрали, и я закашлялся. Ричу пришлось пригласить лучшего фониатра в Нью-Йорке, который прописал мне длительное молчание и лекарства. Молчать мне совершенно не хотелось, и я постоянно нарушал правила. И тогда когда случился очередной приступ боли, врач мне заявила:

  - Мальчик мой, если ты так и продолжишь играться в певца, то однажды можешь проснуться совсем без голоса. Нет, разговаривать ты сможешь, а вот с твоей блистательной карьерой придётся попрощаться раз и навсегда.

  Прожить день без музыки и вокала означало для меня пытку. Но я вытерпел намного дольше, и не без помощи сестры, которая приезжала на каникулы ко мне. Она помогла мне справиться с проблемой. Иногда мне звонила Алия и мы долго мило беседовали. Считай мои девочки, и вытащили из депрессии. В тишине я нашёл новый плюс: написание новых песен и музыки. Фанаты считали, что Оберон взял перерыв в карьере, на самом же деле я трудился для них, чтобы в будущем, когда голос вернётся удивить их новыми синглами.

  Вышло ровно, так как я и предполагал. Спустя пять месяцев реабилитации, я смог порадовать поклонников десятью новыми треками, которые входили в новый альбом "Падение со скалы" с одноименным заглавным треком. Все строили теории, мол, Оберона бросила девушка и песня посвящена ей, но на деле я посвятил песню самому себе и своему восстановлению. Моя жизнь продолжила кипеть, и докипелась до нового тура. Я объехал несколько стран в Европе, и остановился на России. В честь своего возвращения решил подарить своё выступление своей родине. Да и соскучился я по родным просторам. Оберон захотел стать Ефимом Кравцовым. И слыша, как родные называют меня именем Ефим, я не сразу понимал, что они звали меня. Я сросся с Обероном и стал полноценным.