- Та самая Рита Рощина, из "Шиповника"? Наслышан, наслышан. И очень рад знакомству.

  - Да-да, я тоже рада, - заверила я, пожимая сухую крепкую ладонь. Доброжелательный Миша мне сразу понравился.

  - Жаль, что обстоятельства, - он помахал свернутым в трубочку листком бумаги, - не способствуют.

  Я не заметила, откуда он взял бумагу? Даже интересно. Из рукава, что ли, вытащил, как фокусник? Миша деликатно взял меня под локоток и отвел к подоконнику:

  - Давайте, устроимся здесь и все оформим. У вас документы с собой, шапочку протокола заполнить?

  - Естественно.

  Я протянула ему паспорт и оглянулась. Я думала Стрешнев немедленно выгонит Гошку, но, по каким-то своим соображениям Володя позволил ему остаться. Только приказал "задвинуться в угол и не отсвечивать".

  Разобравшись с нами, Стрешнев занялся Мариной. В чувство ее привели легко и быстро. Никаких провалов в памяти после обморока у девушки не обнаружилось и дурацких вопросов, типа "где я?", "что со мной?" и "кто вы?" она не задавала. С помощью Володи добрела до кресла, упала в него и залилась слезами. Эксперт, тем временем, занимался телом Саши, а еще трое разбрелись по квартире, осуществляя "осмотр места преступления".

  - Рита! Да что же это, Рита, я с вами разговариваю!

  - А? - ой, как нехорошо. Оказывается, милый Миша пытается задать мне вопрос, а я, вместо того, чтобы его послушать, стою и таращусь по сторонам, как идиотка.

  - Извините! - я вспыхнула и схватила паспорт, который он безуспешно пытался мне вернуть. - Отвлеклась немного. Что вы спросили?

  Признаюсь, через двадцать минут Миша перестал мне казаться милым. Через сорок минут он мне окончательно разонравился, а через час я его почти возненавидела. Может, кто помнит Евгения Васильевича Сухарева? Тот мне и при знакомстве не показался приятным человеком. И я очень рада, что после гадкой истории с неверным мужем и его убитой любовницей нам с Сухаревым больше не пришлось встречаться. Но Евгений Васильевич, по крайней мере, сумел взять у меня показания минут за пятнадцать, не больше. Причем, поверьте, сделал это вполне качественно. Миша же по третьему кругу уныло задавал одни и те же вопросы. Он что, рассчитывает, что рано или поздно я ошибусь, растеряюсь и признаюсь в убийстве? Может, мне окликнуть Володю и поинтересоваться, разумеется, очень вежливо, долго ли этот цирк будет продолжаться? Или меня действительно в чем-то подозревают?

  Увы, Володя был занят, он допрашивал Марину. Она отвечала медленно, всхлипывая, икая и размазывая по щекам смешанную со слезами тушь.

  - И все-таки, - продолжал тянуть из меня жилы Миша, - почему вы не сообщили нам, что друг Марины Котельниковой является соседом Поршнева?

  - Как же не сообщила? Я именно это вам и сообщила.

  - Нет, я имею в виду, сразу, как только вы это поняли, - упорствовал Миша. - Вы же сотрудник детективного агентства, значит, порядок действий должен быть вам известен.

  Господи, как же это я сразу не обратила внимания на то, какой у него противный гнусавый голос! Я сделала глубокий вдох, медленный выдох и ответила:

  - Выводы, которые я сделала из разговора с Мариной, вполне могли оказаться цепочкой нелепых, случайных совпадений. Да, у меня появились подозрения. Но только подозрения, не уверенность. Так о чем я должна была вам сообщать? О подозрениях? Вы только представьте: все сотрудники детективных агентств города звонят вам в отдел, чтобы поделиться всеми пришедшими им в голову мыслями и идеями! Сможете вы работать в такой обстановке?

  - И все-таки...

  - И все-таки, - перебила я, окончательно забыв о вежливости, - то, что покойный Поршнев и бойфренд Марины Котельниковой были соседями, я поняла, точнее, окончательно убедилась, только здесь, в этой комнате, - я ткнула пальцем, указывая на труп хозяина. - И сразу позвонила в милицию. Выполняя порядок действий.

  Миша утомленно улыбнулся:

  - Да что ж вы нервничаете, Рита? Так хорошо держались, просто удовольствие с вами беседовать.

  Это что, комплимент? Оказалось, да. В качестве финального аккорда Миша решил меня немного побаловать. Значит, у меня для него плохая новость: так легко я не покупаюсь и в хорошем настроении. А сейчас, с моим раздражением не справятся даже две, три, четыре дюжины комплиментов!

  Я настолько обозлилась на Мишу, что другой сотрудник, деловито и спокойно проверивший мои сапоги на соответствие следу в коридоре, не вызвал у меня ни малейшего протеста. Марина, которая, несмотря на все старания Володи, постепенно разгонялась на истерику, похоже, просто не заметила, что к ее обуви кто-то проявляет интерес.

  Наконец, Стрешнев подошел к нам.

  - Закончили? - он смахнул со лба пот, потом вытер ладонь о брюки и взял у Миши протокол. Проглядел его наскоро, кивнул: - Что ж, все понятно. Миша, теперь давай, отвези Котельникову домой. А то одну ее отпускать нельзя, еще под машину попадет. И постарайся ее успокоить по дороге.

  - Слушаюсь.

  Миша вежливо раскланялся со мной (я постаралась ответить ему с той же степенью достоверности, но боюсь, получилось у меня плохо) и направился к девушке, которая уже откровенно рыдала, скорчившись в кресле. Что-то тихо приговаривая, он так же, как совсем недавно меня, взял Марину под локоток и повел к двери.

  И на что, собственно, Володя рассчитывает? На то, что щуплый гнусавый Миша сумеет успокоить сорвавшуюся в штопор Марину? Хотя... Кому и попробовать это сделать, как не воплощенному занудству?

  Я подошла к Гошке, чтобы поделиться впечатлениями, но сказать ничего не успела, меня прервал резкий уверенный звонок в дверь.

  - Мы кого-то ждем? - удивился Гоша.

  Володя пожал плечами и молча вышел в прихожую. Отчетливый щелчок отпираемого замка, легкий женский вскрик и Володино громкое: "Куда!"