...руки ему сковали наручниками за спиной, на ноги накрутили цепь. И Вилли семенил мелкими шажками, подталкиваемый в затылок непреклонным стволом автомата патрульной Дайаны. Только сейчас Вилли осознал, что разгуливает голышом посреди снующей по коридору оравы нонок; не считая бинтов, намотанных на голове и верхней половине туловища, пленник был раздет до нитки, даже паршивых тапочек на ноги не обули, раздраженно думал он, обдирая подошвы, шаркая по усеянному всевозможным мусором бетонному полу. Коридор был длинный, и нонка зловредная протолкала пленника в самый его конец, сквозь строй дверей, тянущихся по обеим сторонам. Затем пихнула налево, в новый предлинный коридор. По бокам этого туннеля ряды дверей не тянулись, стены сплошь из стекла оказались сработаны, стекла, перемежаемого опорными железобетонными столбами, и Вилли подумал, что теперь его ведут по чему-то, весьма напоминающему галерею. Переход откуда-то куда-то. Нонка пихала его стволом по оси коридора, и Вилли принялся ненавязчиво смещаться левее, чтоб мельком глянуть вниз, через окно. Дайан злобно пнула его по заднице носком сапога и гаркнула: - Топай по центру, гаденыш собачий!!
Эге, подумал Вилли. Что-то любопытное внизу есть, ежели не позволяет обозреть...
- От кошки драной и слышу, - прохрипел в ответ, чтобы не оставлять последнее слово за нонкой. - Ствол тебе в дырку!..
23. КАН-КУДАЛБ-ШАМАН
- Я посылал тебя за _ч_е_м_? - гневно вопросил Кан-Кудалб ученика. Ты принес мне ни на что не годную шкурку. Пойди и принести изволь то, за чем я тебя посылал.
Ученик жалобно посмотрел на Кан-Кудалба.
Но учитель был неумолим.
- Если ты не научишься отличать то, что нужно, от того, что ни на что не годно, толку не будет. Я тебя прогоню. А теперь иди.
Ученик понуро убрел. Кан-Кудалб улыбнулся.
- Хороший ученик, - сказал, - но туповатый. Впрочем, я сам был такой вначале.
Кан-Кудалб подцепил двумя пальцами принесенную учеником шкурку и брезгливо отбросил в огонь. Вспышка озарила внутренность пещеры, на мгновение вышвырнула тьму прочь, даже из дальних углов и закоулков.
- Никуда не годная шкурка, - прокомментировал Кан-Кудалб. - В такой разве сунешься в пламя?
Он обмакнул кончик пальца в месиво, которое, негромко урча и булькая пузырями, бурлило в небольшом горшке; облизал палец и удовлетворенно почмокал губами.
Отменное зелье, подумал он. Хоть сейчас пропитывай наконечники...
Если бы кто-нибудь из сородичей Кан-Кудалба случайно подсмотрел, как шаман пробует на язык смертельный яд, применяемый на практике лишь с одной-единственной целью, вполне определенной и функциональной, а именно: для сокращения численности врагов, - такой счастливчик не сходя с места вывихнул бы челюсть, отвесив оную: не имело бы границ изумление, которое он испытал бы при виде того, как Кан-Кудалб запросто лижет отраву, малюсенькой капельки коей вполне достаточно для отправки к праотцам здорового крепкого воина. Духи любят, обожают шамана, это всем известно, но не до такой же степени!..
Но Кан-Кудалбу показалось мало, и он позволил себе добавку: зачерпнув горстью, хлебнул. Кипящая отрава не обожгла его кожу, и не отправила к праотцам его самого. Потому-то Кан-Кудалб и был шаман, однако. Духи его любили. Он один знал, до какой степени.
Все сородичи неукоснительно считались с мнением шамана. Человек, любимый духами - очень полезный человек.
Напившись отравы, Кан-Кудалб закусил сушеными червями, вкусными такими, хрустящими на зубах, отлично провяленными на солнышке, и неторопливо поднялся на ноги. Убрел в глубину пещеры, долго там возился, перекладывая с места на место какие-то предметы; вернулся к очагу, сжимая в правой руке нож устрашающих размеров, с широченным таким лезвием, остро-остро наточенный. Осмотрев лезвие, приблизив его к огню очага, чтобы лучше видеть, Кан-Кудалб хмыкнул довольно так, и сунул нож в огонь. Подержал; вытащил. Делая надрез на левом предплечье, бормотал витиеватые заклинания неразборчиво, бегущим шепотком: духи любили Кан-Кудалба, и он пользовался их благорасположением без стеснения, однако знал, что подстраховаться никогда не мешает. Осторожность прежде всего, учил когда-то мальчика Кудалба наставник, посылая за шкурками, и заветы Учителя Кан-Кудалб не забывал всю жизнь...
Засыпав в рану серый порошок, извлеченный из кожаного мешочка, который был приторочен к внешней стороне левой руки цепочкой, обвившей плечо этой руки, Кан-Кудалб подождал, пока кровь поглотит серую кучку. Закрыл глаза и принялся нараспев заклинать рану, поглаживая ее кончиками пальцев ненадрезанной руки...
Когда Кан-Кудалб открыл глаза, раны как не бывало. Лишь свежий шрам багровел на этом месте, но вскоре и шрам исчезнет без следа. Утром оглашу им решение, подумал Кан-Кудалб, вернувшийся из полета к духам. Скажу, что духи велели уходить...
Но наутро ученик шамана переполошил сородичей отчаянными воплями.
- Великий Учитель исчез!! - орал перепуганный подросток. - О горе нам, духи призвали Кан-Кудалба!!!
Сородичи никогда не узнали, что наутро шаман намеревался приказать им покинуть остров, уйти к северу, перебраться на материк и выбрать новое место для поселения: Кан-Кудалбу было видение, что на остров, который спокон веков занимали его сородичи, надвигается грозная опасность с востока, с соседнего длинного острова - тамошние вознамерились коварно, врасплох, захватить его, Великого Шамана, возлюбленного духов, и принудить его заботиться о них, лечить от ран и болезней всю их многочисленную длинноостровную толпу...
Когда тамошние, куда более многочисленные, захватили поселение Кан-Кудалбовых сородичей и не обнаружили самого Кан-Кудалба, они страшно рассердились, и со злости отправили всех к праотцам. Только ученика шамана с собой прихватили живого. Кто знает, а вдруг духи его тоже любят?..
...и после того черного дня, когда пролились потоки крови и окрасили проливы в цвет крови, много-много лет и зим остров пустовал, настолько много, что не счесть никому. Заклятие лежало на острове, заклятие Великого Шамана, так говорили.
Покамест не пришло время, и с материка на выдолбленных бревнах не переплыли на остров люди с кожей цвета разбавленной крови, которые не боялись преданий и предупреждений о проклятьях древних полумифических племен, живших на этих землях настолько давно, что даже их названия стерлись в скрижалях истории...
24. ДРУГ КОМПЬЮТЕРОВ
- ...Ну ладно... ладно, - немного даже растерялся Вилли, услышав такую гневную речь. - Не нервничай ты. На меня-то чего взъелся? Я что ли в Штабе сижу, стратегию разрабатываю? Чего скомандуют, то и выполняем... а куда денешься. А Дайана... Позабудешь ее, ка-ак же ж, - упомянув это ненавистное имечко, Вилли помрачнел еще больше и пробормотал, - а знаешь, Торопыга, сколько потом ни таскался по ноночьим территориям, но ту галерею не разыскал...
- Почему ты так думаешь, а? - Грэй успокоился мгновенно, как и вспыхнул. - Во всем Городе одна-единственная галерея, что ли?..
- Нет, конечно, но в той, понимаешь, - Вилли был явно рад, что сумел отвлечь внимание Грэя от щекотливой темы, - стекла были необычные. Такого розоватого оттенка. Будто их, когда отливали, подмешали в порошок крови. Ненавязчивый такой, размытый, но сплошной и равномерный, розовый оттенок... Короче говоря, не знаю как сказать, не мастер я связывать слова, но галерею со стеклами этого цвета, врезавшегося в память, я не отыскал.
- Во второй и третий разы тебя по ней не водили?
- Конечно, нет. Галерея, насколько я понял, ведет в логово главной патлатой твари, а во второй и третий разы я им перспективным с виду не казался, меня сразу тащили в ближайшую подавилку, чтоб...
- Подавилку?..
- Ага. Не знаешь разве?.. Мы так прозвали аппараты, из мужиков творящие выпердков. В твоих краях их по-другому зовут?.. Госпожа меня проверяла на предмет какой-то своей личной надобности в первый раз, и утратила интерес к моей персоне, не найдя во мне искомого. Зато я сподобился ЕЕ лицезреть... До смерти не забуду!
