Вот только Нико подобных раскладов явно не рассматривал. Ему и в голову не приходило, что Рэйна может одолеть его и удивить, и потому страдала она, а не он.

Она сжала кулак, и папоротник в углу распрямился, подобно хлысту, выстрелив в стороны стеблями, как щупальцами. У Рэйны в душе гнойником зрело некое чувство. Не боль от предательства, а нечто мягкое, словно плесень, похожая на опушку персика. Может быть, раздражение? Как от паучьего укуса, от ярлычка на одежде, от жужжания комара. Видимо, Рэйну раздражало, что Нико де Варона, похоже, не считал ее хоть сколько-нибудь важной.

В симуляции Нико вошел с ней в клинч. Какое-то время они боролись, а потом проекция Рэйны отбросила Нико, но тот лишь, как обычно, не теряя задора и проказливого блеска в глазах, отступил, словно в танце.

Как бы там ни было, Рэйна никогда не пыталась создать о себе хоть какое-то впечатление. Они с Нико были друзьями или, скорее, коллегами. Романтических чувств она к нему не испытывала, и уж тем более ее не тянуло к нему сексуально. Ее не тянуло вообще ни к кому, а собственный набор половых органов занимал ее так же, как занимало бы растение без завязей. Нико она тоже не давала поводов испытывать к ней какие-то чувства, пусть и проводила с ним почти все время. Похоже, что все, что он узнал о ней, – это сколько раз она ведется на одну и ту же уловку.

Ладно. Рэйна скрестила на груди руки. Наверняка именно Париса вложила ей в голову эту мысль. Сама Рэйна так никогда не подумала бы. Ей было совершенно плевать на мнение окружающих, и, уж конечно, она не нуждалась во внимании или в одобрении Нико. Да, во всем доме ему она доверяла больше других и, не задумываясь, могла на него положиться. Он первый рассказал ей о критериях посвящения, разве нет? Об этой небольшой лотерее со смертельным исходом, вроде тех условий, которые в договорах прописаны мелким шрифтом. Она знала, что Нико ее не убьет, а он и не спрашивал, станет ли она убивать его. Однако…

Нико нанес сокрушительный удар, от которого фантом Рэйны пошатнулся.

Нико не спрашивал ее. Разумеется, не спрашивал, потому что знал: она его не убьет.

И вряд ли это потому, что он считал ее слабой. Просто Нико знал, что она ему предана, как и все, кто его окружает.

(Она-то ему предана, а он ей?)

Симуляция продолжалась, а Рэйна снова заерзала на месте, лишенная покоя, исполнившись крайнего недоверия к собственным подозрениям. Неужели в этом и есть смысл ритуала? Далтон говорил, что церемония – не проверка, но в чем тогда цель? Открыть им глаза, дать мельком взглянуть на себя истинных? Или это ловушка?

А если так, то на кого ее поставили? На Рэйну или на Нико?

Проекция Рэйны покачнулась, обессилев, и Нико замер.

– Все норм? – спросил он, позабыв урок, полученный ранее: Рэйна не станет ждать сигнала и без колебаний атакует, усиливая натиск. Нико отбросил всякий страх получить сдачу и смотрел на нее с искренней заботой, без опасений. – Рэйна, ты как?

Проекция Рэйны не напала. Выпрямилась и посмотрела на него.

– Все хорошо, – сказала она невыразительно-ровным, механическим тоном.

(Это такой он ее видит?)

– Продолжать необязательно, – заверил Нико, глядя на нее с состраданием, прямо-таки щенячьими глазами. – Я даже не знаю, какого дьявола мы тут творим, но не хочу, чтобы ты пострадала.

Она? Пострадала? Вообще-то, она понимала, чем они заняты, ведь это продолжалось уже почти год. Само их общение началось с драки. Что-то тогда Нико о ней не пекся. Или он думал, что без его снисходительных указаний она бы сдалась и погибла?

Не то чтобы это ее разозлило. С чего бы?

Париса тем временем зловеще улыбнулась.

– Ты не можешь мне навредить, – ответила проекция Рэйны. Ну, хоть так. Хотя… как-то странно это прозвучало. «Ты не можешь мне навредить». Фальшиво и как-то бредово. Отдавало таким, с чем обращаются к профессиональному психотерапевту. Вот если бы Рэйна сказала: «Ты не навредишь мне», – тогда еще можно было бы подумать, что она в силах постоять за себя.

(Париса к тому времени уже посмеивалась, прикрыв рот ладонью.)

– Знаю, – не уступал Нико. – Но все равно не хочу.

Изображение симуляции исказилось и пропало. Нико пришел в себя и тут же судорожно вздохнул, как и всякий, чье сознание возвращается в тело. Подобно спасенному утопающему.

Наконец-то голос подал Атлас:

– Минута, а потом мы продолжим с мисс Мори.

Далтон кивнул и сверился с часами.

Рэйна тем временем повернулась к Нико и зашептала как можно тише, но так, чтобы он мог слышать ее за своими хрипами. (Очевидно, его телу передалась усталость из симуляции, а значит, ему все же пришлось попотеть, чтобы ее унизить.)

– Ты знал, что увидишь меня? – спросила Рэйна. – Думал обо мне заранее или…

– Ты что, все видела? – Выглядел Нико удивленно, но не пристыженно. То есть вины он не ощущал. В принципе, ничего удивительного, Рэйна знала, каков он, и все же это напоминание не прошло безболезненно. – Нет, специально я о тебе не думал. Я вообще вспомнил…

О чем он там вспомнил, Рэйна так и не узнала. Сзади подошел Далтон, и она ощутила, как часть ее выходит из тела. Произошло это незаметнее, чем если бы она заснула. Вот перед ней Нико продолжает говорить, переводя дух, а вот она уже у раскрытого зева бездны, которая – стоило подождать еще чуточку – сменилась раскрашенной комнатой.

Ее ритуал начался посреди ночи. Занавески были плотно задернуты, а в очаге пылал огонь. В духоте влажный воздух обволакивал склизким коконом.

Через мгновение из темноты навстречу Рэйне вышел некто в белой накидке.

– Привет, Рэйна, – низким голосом промурлыкала Париса.

«Вот сука», – мысленно выругалась Рэйна, а проекция Парисы чуть заметно улыбнулась, скинув с себя накидку.

– Интересно, – прямо заметил Каллум, сидящий между настоящей Парисой и Тристаном. С этого места ему открывались все прелести Парисы-призрака, которая в голове у Рэйны под накидкой оказалась нага. Видимо, это был один из тех вероятных, исключающих гибель исходов, в который Далтон – да и Атлас, выглядящий, как обычно, нагло-самодовольным, – не посчитали нужным вмешиваться.

Не желая комментировать, Тристан отодвинулся от Каллума и ненамеренно оказался ближе к Нико. Тот напрягся, явно раздираемый каким-то внутренним противоречием. Казалось, он вот-вот что-то скажет… Но Тристан пренебрежительно отвернулся. Не важно, чего хотел Нико, это могло и подождать.

Живая Париса пожала плечами, следя за симуляцией.

– У меня не такая грудь, – сказала она.

– Верно, – согласился Каллум. – И, кажется, Рэйна ошиблась еще кое в чем. – Он скосил взгляд на Парису. – У тебя вроде шрам в верхней части бедра?

«Да, – подумал Тристан, – сморщенный рубец в форме солнца с лучами». Он невольно вспомнил, как касался его, нежно обводя большим пальцем.

– Это ожог, а ты отвратителен, – невыразительно ответила Каллуму Париса.

Каллум, хихикая, немного съехал со стула.

– Мне что, ограничивать себя в своих наблюдениях? Ты ведь его не скрывала.

Проекция Парисы шагнула к Рэйне, но та отступила.

– В отличие от тебя, – сказала она своей версии Парисы, – мне, для того чтобы что-то почувствовать, не нужно себя эротизировать.

– Верно, – сказала Париса-проекция. – Тебе для этого требуется куда больше.

– В яблочко, – пробормотал Каллум.

– Заткнись, – велела ему живая Париса, хотя в ее голосе по-прежнему слышалась какая-то пустота. Она не спорила. Тристан и рад был бы поломать над этим голову, но тогда Париса точно услышала бы его размышления, поэтому он спешно отказался от своей затеи.

А она скосила на него взгляд и с легкой усмешкой произнесла у него в голове: «Уж будь любезен».

Париса наблюдала за Рэйной, скрестив на груди руки.

– Как-то непримечательно, не находите? – вслух сказала она.

– Почему? – протянул Каллум. – Потому что все здесь уже видели это прежде?