Больницу охраняли так же, как банк. У входа на лестницу, ведущую наверх, и у лифта стояли два парня, пояса которых оттягивала тяжелая кобура. Пройти внутрь можно было только по специальному пропуску. В вестибюле рядом со справочной службой висел телефон и табличка с указанием номеров. Я нашел телефонный номер отделения челюстной хирургии и позвонил Валере. Мне ответили, что Валерия Александровича сегодня не будет, он на заседании ученого совета в институте.

— А вы не могли бы позвать к телефону медсестру Ольгу? — спросил я.

— Какую Ольгу? — раздалось на другом конце телефонного провода. — У нас медсестер с таким именем пять или шесть. Вам какая нужна?

Я не знал Ольгину фамилию, поэтому начал объяснять, где она живет и как выглядит. После недолгого разговора мы пришли к мнению, что из всех медсестер жить в общежитии и иметь такую внешность может только Ольга Никоненко. Но она сейчас на операции и освободится, скорее всего, только часа через два.

Я вышел на улицу, дошел до ближайшего летнего кафе, взял кружку пива и просидел за столиком битый час. Потом заказал чашку кофе. Он оказался холодным и невкусным. Отпив глоток, я отодвинул чашку, рассчитался с официантом и вернулся в больницу. Ольга оказалась на месте. Услышав мой голос, она спросила:

— А разве Маша и тебе ничего не объяснила?

— А что она могла мне объяснить? — удивился я.

— Ты откуда звонишь? — спросила Ольга.

— Снизу, из вестибюля.

— Подожди, я сейчас спущусь. — Она положила трубку.

У меня возникло нехорошее предчувствие. Ольга подошла ко мне явно взволнованная и начала без предисловий:

— Маша сегодня утром улетела в Улан-Удэ.

— А что случилось? — спросил я, чувствуя, что начинает сжиматься сердце. Отъезд Маши оказался для мня совершенно неожиданным. Она не собиралась никуда улетать.

— Что может случиться с женщиной?.. — Ольга не закончила фразу, многозначительно посмотрев на меня.

— Забеременела, что ли? — спросил я, все еще не понимая происшедшего.

— По всей видимости.

— Ну, а уезжать-то зачем? Разве плохо, что будет ребенок? — Я развел руки, показывая, что не понимаю Машиного поступка.

— Что же ты сразу-то ей об этом не сказал? — укоризненно покачала головой Ольга. — Она, наверное, боялась, что, как узнаешь, бросишь. Вот и полетела избавляться от твоего наследства. Думаю, не хочет, чтобы об этом знали наши врачи. Тут ведь сразу станет известно всей больнице.

Мне показалось, что на меня обрушивается потолок. Пошатнувшись, я навалился плечом на стену и выдавил вдруг сразу ставшими сухими губами:

— Не может этого быть. Из-за такой глупости лететь в Улан-Удэ.

— Надо знать Машу, — холодно ответила Ольга. — Она у нас принципиальная. Как решит, так и сделает. Уговаривать бесполезно.

— Здесь должно быть что-то другое. — Я все еще пытался понять логику Машиного поступка. — Скажи мне, что? Ты должна это знать.

— Откуда мне знать? — пожала плечами Ольга. — Я никогда не расспрашивала ее о ваших отношениях. Да она бы и не рассказала.

Я ощутил в груди такую пустоту, словно у меня вынули сердце. Голова вдруг стала ватной, я перестал соображать. Все ценности жизни перестали существовать в один миг. Оторвавшись от стены, я тупо уставился на Ольгу и спросил:

— У тебя есть ее адрес?

— Она полетела к деду с бабкой. Они живут на Байкале. Маша что-то рассказывала о деревне Сосновке и какой-то Максимихе. По-моему они живут в Сосновке.

В голове сразу созрело решение: надо забрать у Гены вещи и лететь на Байкал.

…Широкий проспект Шоссе Энтузиастов уходил в бесконечность. По тротуару двигался непрерывный поток людей, по проезжей части, шипя шинами и надрывая моторы, неслись стада автомобилей. Но я не видел этого. Одна мысль вытеснила все остальное: во что бы то ни стало найти Машу. И чем быстрее, тем лучше. Но рассудительный Гена остудил меня.

— Такие вещи, старик, надо делать с холодной головой, — сказал он спокойно, давая тем самым успокоиться и мне. — Прилетишь ты в Улан-Удэ, а дальше что? Где эта Сосновка, ты не знаешь. Как до нее добраться — тоже. А вдруг Маши уже нет там? Или она вообще там не была?

— Что ты предлагаешь? — спросил я, глядя на часы. Мне казалось, что на разговоры у нас нет времени.

— Надо иметь в Улан-Удэ опорную базу, — ответил Гена.

— Где я ее возьму? — удивился я. — Я в этом городе ни разу не был.

— Тем более надо иметь. Давай подумаем. — Гена наморщил лоб, напрягая мысли. — А что, если тебе сделать командировку от моей газеты? Когда за спиной солидная фирма, легче решать любые вопросы.

— Ты же сам сказал, что уходишь из нее, — возразил я.

— Я ухожу, а друзья остаются, хотя их становится все меньше. — Гена снова наморщил лоб. — Я заявлял одну тему, под нее дадут командировку. Тебе написать об этом не составит труда.

— О чем? — спросил я, все еще плохо соображая, чего хочет от меня Гена.

— В Забайкалье отбывали ссылку многие декабристы. Один Николай Бестужев чего стоит. Почему, попав на каторгу, они не проклинали Россию, не опускались до уровня каторжников. Наоборот, несли в глухомань высокую культуру и высокую нравственность. А нынешняя интеллигенция?.. Чего об этом говорить… Какие из нее декабристы? Почему между той и нынешней такая пропасть?

— Потому, что декабристы служили идее, а нынешняя, так называемая интеллигенция, только своей утробе, — ответил я. — Нравственные понятия оскудели.

— Вот и найди там человека, который служит России, а не корыту. Учителя, врача, инженера. Такие наверняка есть.

Мне было все равно о ком и для кого писать. Лишь бы побыстрее разыскать Машу. Но в предложении Гены был здравый смысл, командировка мне бы не помешала.

— Ты уверен, что мне ее дадут? — спросил я.

— Нет, — сказал Гена, — но попробовать можно.

Он снял телефонную трубку и набрал номер ответственного секретаря редакции. По тону разговора я понял, что тратить деньги на незнакомого человека тот не соглашался. Они поговорили несколько минут и в конце концов мне показалось, что Гена уломал своего начальника. Подняв на меня глаза, он сказал:

— Завтра утром иди к нему. Получишь командировочное удостоверение и деньги на дорогу. Билет тебе заказали. Авиакасса на первом этаже редакции.

Он обхватил ладонями поясницу и откинулся в кресле.

Улан-Удэ оказался небольшим, уютным городком, окруженным рыжеватыми, выгоревшими на солнце сопками. Автобус, везший меня из аэропорта, прогромыхал по старенькому мосту через реку Селенгу и вскоре я оказался на центральной площади, главной достопримечательностью которой была ничем не примечательная гостиница «Байкал». Я смотрел на ее серое неказистое здание, не зная, с чего начать: заказывать номер и браться за телефонный аппарат, пытаясь найти следы Маши, или отправляться напрямую в Сосновку. Но я даже не знал, каким транспортом можно до нее добраться. Постояв в раздумье, я спросил у прохожего, где находится республиканская газета, и направился туда. Газетчики все знают, они помогут собрату в трудную минуту.

Редактор газеты сидел за письменным столом, на котором не было ни одной бумажки. На столе отсутствовал даже традиционный стаканчик с карандашами и ручками. У редактора было лицо измученного человека. Он поднял на меня усталые глаза и с нескрываемой скукой ждал моей первой фразы. Очевидно залетные гости, вроде меня, бывали у него часто и обращались с единственной просьбой: напечатать что-то из их работ и выдать авансом гонорар. Денег просить я не собирался, на дружбу набиваться тоже. Поэтому смотрел на редактора спокойно, даже пытался выжать из себя дежурную улыбку. Редактор положил руки на стол и спросил негромким, невыразительным голосом:

— Вы к нам надолго?

Я расценил вопрос, как проявление интереса к моей персоне и попросил разрешения сесть. Он кивнул на кресло.

— Все зависит от обстоятельств, — сказал я, усаживаясь в потертое, но удобное кресло. Ночь, проведенная в самолете, вымотала меня, я чувствовал себя разбитым. — Знаете пословицу: хороший совет дороже золота. Мне нужен ваш совет.