- Пётр Григорьевич, Федоровна что-то не то сожрала перед смертью?

   - Крысиного яду, - неохотно признался участковый.

   - Вот прожила абы как, и умереть достойно не сумела. Теперь её кобеля корми. А больно он мне нужен? Хорошо хоть котов Васильевна забрала, а то мявкали бы у порога - душу выматывали. А у Васильевны вы уже побывали?

   - Она у Клавдии Петровны.

   - Вот ведь... обещала шаль связать, а сама отправилась капусту квасить. А ведь всю прошлую неделю пластом провалялась - я ходила к ней печку топить.

   - Анна Васильевна трудится над шалью, - заверила её Люба. - Не думайте, она про вас не забыла.

   Баба Груня удивленно посмотрела на девушку.

   - Да я и не думаю: у Васильевны память на редкость хорошая.

   Люба вспомнила про недавние язвительные реплики относительно памяти Анны Васильевны.

   - А почему же тогда Софья Никитична упрекнула её "дырявой" памятью? А Клавдия Петровна сказала, что та история была "при царе Горохе".

   - Фу, - старушка брезгливо скривила и без того морщинистое лицо, - не люблю об этом вспоминать. Тогда ещё ПТУ работал, и почти в каждом дворе стояли на квартире студентки. Пятнадцать рублей в месяц - в те годы хорошие деньги. И вдруг у Васильевны пропал мешочек с шерстью...

   Петр Григорьевич сразу же вспомнил скандал.

   - Ох, какой тогда шум поднялся! Васильевна спросила про шерсть студенток, и тут приехала мать одной из них, накричала на Анну Васильевну и устроила обыск в её доме. Шерсть вроде бы нашлась в холодильнике?

   - Да, в сенцах стоял старый холодильник. Туда не заглядывали с того дня, как он сломался. Каким образом шалопутная баба догадалась, что шерсть именно в морозилке - не известно, но крик подняла на весь посёлок. Позорила Васильевну последними словами. Мало того, нажаловалась директору ПТУ, и с тех пор студенток предупреждали, чтобы не шли на квартиру к Серовым. А позору-то какого Васильевна натерпелась - некоторые соседи перестали здороваться.

   - И до сих пор неизвестно, кто засунул шерсть в морозилку? - полюбопытствовала Люба.

   Баба Груня тяжело вздохнула.

   - Как-то под хмельком она сама мне всё разболтала - хвалилась, какая умная и хитрая.

   - Кто "она"?

   - Федоровна, кто же ещё. К ней на квартиру отказывались девчонки идти - брезговали. Мы ей говорили, что сначала порядок в доме надо навести, а потом людей приглашать. У Серовых же в доме всегда была идеальная чистота, как в операционной. Ну, Дунька из вредности украла шерсть и спрятала в морозилку, а потом втихомолку потешалась, глядя, как Нюру люди гнобят.

   - А вы рассказали Анне Васильевне об этом?

   Баба Груня окинула насторожившихся гостей снисходительным взглядом.

   - Думаете, это Нюра её укокошила? С чего бы ей сейчас Федоровну травить, да ещё крысиным ядом? Как бы она его подсыпала?

   - Экспертиза выяснила, что яд был растворен в подсолнечном масле.

   - Ну, слышала я, что яд маслом заливают, чтобы привлеченные запахом крысы им полакомились. Но Федоровна ведь не крыса, чтобы так на запах позариться, что жрать всё подряд?

   - На столе была лужица пролитого масла. И эксперты нашли в ней следы отравы.

   Баба Груня досадливо крякнула:

   - Откуда оно там взялось? Не слизывала же покойница масло со стола?

   - Не знаем, а только емкость с отравленным маслом в доме не нашли.

   Что-то промелькнуло в глазах старухи, заставившее Любу напрячься - бабулька явно знала больше, чем говорила.

   - Ступайте с миром, - внезапно заявила старуха. - Ищите настоящих преступников, а здесь вам делать нечего.

   - Но кто-то же накормил гражданку ядом, - недовольно возразил участковый.

   - Только луканька знает, где покойница его надыбала и зачем натрескалась отравленного масла. Идите уж!

   Выбирались Люба и Петр Григорьевич из Филатовского уже в сумерках.

   - А я тебе говорил, что нет ничего хуже, чем иметь дело со старухами, - тяжело вздохнул участковый. - Ничем их не напугаешь, несознательные, упрямые. Вот весь день промотались, а что выяснили? Завтра на планерке у начальства выступать не с чем.

   Весь вечер Люба размышляла над этим делом. Только у Анны Васильевны был весомый повод совершить преступление. Но как старушка подсунула яд Федоровне?

   Люба подскочила среди ночи, внезапно проснувшись от поразившей её догадки: бабульки толковали о привычке Евдокии Фёдоровны совершать мелкие кражи, к тому же она была пьяницей.

   "Фёдоровна украла отравленное масло! Кто-то, зная о её клептомании, специально оставил на виду бутылку с ядовитым содержимым. Но самогон с маслом не спутаешь - даже сквозь стекло видно, что другая консистенция жидкости. Если только... если только бутылка не керамическая!'

   Любу даже дрожь пробрала, когда она вспомнила, как по найденной у Софьи Никитичны бутылке из-под бальзама катились капли маслянистой жидкости.

   'Не приведи Господь, Петр Григорьевич отхлебнул бы. А Федоровна... она же часто бывала у бабушки. Увидела точно такую же красивую бутылку, вспомнила, что покойница хранила в ней настойку - наверное, бедолага подумала, что Никитична тоже какую-нибудь травку залила самогоном'.