И в его руках оказалась красивая бутылка из-под рижского бальзама - в отличие от прочего запыленного хлама она была новенькой и яркой.

   - Вон чем старушки у нас балуются.

   Люба улыбнулась.

   - Надо же, когда-то такая же бутылка хранилась у моей бабушки. Только держала она её в серванте - на самом видном месте. После того, как бальзам закончился, бабушка налила туда настоянный на травах самогон, и хвасталась, что её настойка полезнее, чем бальзам.

   - Неужели? - заинтересовался Петр Григорьевич и снял с полки бутылку.

   Люба с округлившимися глазами наблюдала, как он откручивает пробку, и когда участковый поднес горлышко к лицу, испуганно дернула его за рукав:

   - Осторожнее, бабульки на самогоне настаивают и мухоморы!

   Рука участкового дрогнула, и он едва не выронил бутылку. Из неё выплеснулось содержимое, сразу же изгадив маслянистыми разводами блестящую керамическую поверхность.

   Петр Григорьевич выругался, и быстро, чтобы не испачкать пальцы, поставил бутылку на место.

   - Что я - дурак пить невесть какую дрянь? Здесь точно мухоморы.

   Софью Никитичну и двух её престарелых подружек они обнаружили в доме Клавушки.

   Женщины сообща квасили капусту. По всему дому плыли запахи капустных кочерыжек и томящейся в печи паренной тыквы. В глубоких мисках ждали своей очереди горы натертой моркови и клюквы. Но не все кромсали капусту: Анна Васильевна, с перевязанной пуховой шалью поясницей, устроившись возле печи с клубками шерсти, вывязывала сложный узор. На носках её валенок притулился котёнок.

   "Любят животные Анну Васильевну: вчера Полкан ластился, сегодня котофей прилип" - умилилась Люба.

   Старушки им отнюдь не обрадовались.

   - Чего это милиционеры по нашему поселку то и дело шастают? - удивилась Клавушка. - Ты, Любочка, не думай, что мы тебе не рады, но всё же шибко интересно, что вам здесь понадобилось?

   - А ты не слышала, когда похороны? Уже шестой день пошёл, как помер человек, а ни слуху, ни духу, - подхватила и ещё одна старушка, которую по фамилии все дразнили Кнышихой.

   Софья Никитична с досадой крякнула, поправляя слуховой аппарат, и также уставилась на гостей.

   - Идёт следствие, - пояснила старушкам Люба, - выяснилось, что Евдокия Федоровна отравилась крысиным ядом.

   Старушки перестали стучать ножами и так глянули на фельдшерицу, что она почувствовала себя написавшей в штанишки пятилетней девочкой.

   - С чего бы это Федоровне травиться, когда она заказала новый телевизор? Уж дождалась бы по любому, пока его привезут, - презрительно хмыкнула Клавушка - Вот мой внук...

   Рассказ о внуке мог затянуться надолго, поэтому Петр Григорьевич поторопился её перебить:

   - А откуда у Евдокии Федоровны деньги на телевизор появились?

   - Кредит хотела оформить.

   - Может, она приняла яд по ошибке? - Люба решила зайти с другой стороны. - Кому-нибудь известно - покупала ли Евдокия Федоровна отраву от крыс?

   - Нет, не покупала! - вступила в разговор Анна Васильевна, нервно застучав спицами. - Зато я хорошо помню, как...

   Неизвестно, что она хотела сказать, но её перебила, наконец-то, настроившая слуховой аппарат Софья Никитична:

   - Да уж ты, Васильевна, помалкивала бы: прославилась в своё время с дырявой памятью-то.

   - Не надо мне рот затыкать, - тотчас взорвалась Анна Васильевна. - И ту историю тоже поминать не надо!

   За перебранкой обеспокоенно наблюдала хозяйка дома.

   - Зачем ты, Никитична, вспомнила, что было ещё при царе Горохе? - укоризненно нахмурилась она. - А что касается крысиной отравы... нехорошо такое говорить про умерших, но иногда за Фёдоровной водилось - могла прихватить, что плохо лежит. Деньги или что ценное не брала, а так... по мелочи. И ловили её на этом, и стыдили, а она все смешочками отделывалась. Ну, теперь на том свете будет отвечать за свои проделки. А нам больше сказать нечего. Старые мы... голова уже плохо варит. Иногда час одеваюсь, а выйду на улицу - направо посмотрю, налево посмотрю, и не могу вспомнить, куда так долго собиралась.

   - Я же говорил, что мы ничего не узнаем, - шепнул девушке Петр Григорьевич.

   Между тем, хозяйка дома вернулась к своему занятию, но, рубанув пару раз ножом по капусте, добавила:

   - Ну, умерла и умерла Фёдоровна. Какая разница почему? Назад-то её не воротишь. Не стоит Дунька ваших стараний - ни живая, ни мертвая.

   Вот и поговори со старушкой после таких речей!

   Но оставалась ещё одна жительница Филатовского - Баба Груня. Именно она обнаружила тело, поэтому могла многое прояснить.

   Старушка не попала на посиделки, потому что прихворнула.

   - Поясницу что-то ломит. На прошлой неделе Васильевну прихватило, а теперь, видимо, моя очередь подошла, - пожаловалась она незваным гостям, держась за спину. - Да, вы садитесь, не стесняйтесь. Я вам чайку с травками заварю.

   Баба Груня была местной травницей, и её дом пропах густыми ароматами сухих растений, в изобилии развешанных пучками вдоль беленых стен.

   "Если бы Бабе Груне пришло в голову отравить соседку, она не стала пользоваться крысиным ядом - нашла травку хитрую какую-нибудь" - подумала Люба.

   Хозяйка дома не стала ходить вокруг да около: