Ко мне походкой хищника приближается сам Радд Владислав Сергеевич.

Смотрит так, словно сейчас съест меня за эти несколько банок черной икры и всего две штучки красной, которые я так невзначай разбила.

Да для него это и не еда совсем. Я, наверное, больше ценю кабачковую икру, чем он эти зернышки, но нет же. Злится!

Я эту злость чувствую кожей, впитываю и хоть никогда не слыла трусихой, а натурально дрожать начинаю.

Наверное, это всё его внешность виновата. А еще тот факт, что он в трусах одних черных, а под ними…. Округляю глаза и сглатываю.

Мамочки. Да он не только ростом гигант!

Высокий, широкоплечий, на груди жёсткие черные волоски, вниз к боксеркам спускается дорожка, вновь уводя мой взгляд именно туда.

Да что ж это такое?! Косоглазие у меня что ли? Тут вон орангутанга этого бояться надо, а у меня стрелка вниз падает.

Просто никогда еще не видела ТАКОГО мужчину в ТАКОЙ близости к себе. Мой бывший Степка раза в три меньше был. Везде, что уж там. И в плечах, и в бедрах, и в трус… кхм!

– Послушайте, может Вы хотя бы оденетесь? – резонно предлагаю, усиленно держа взгляд на плотно сжатых губах.

Мужчина конечно, он красивенный. Я раньше его фото только в интернете и видела, когда готовилась внедриться так сказать к нему в дом. А сейчас понимаю, что камера привирала. Он ещё привлекательнее. Своим животным магнетизмом, фигурой в пол комнаты, мышцами. Моя сестра на таких мужчинах только в соцсетях зависает, а я вот в реале.

Сфотографировать что ли для неё? Одергиваю сама себя. Обойдётся. Ей шестнадцать только, пусть вон об экзаменах думает.

– Я у себя дома, – гремит хозяин, а я внезапно вспоминаю фильм о Джеке и бобовом дереве.

Там великан был очень похож на него и голосом низким и телосложением.

– Точно. Тогда, может я выйду через вооон ту дверку, и не буду Вас стеснять? – тыкаю пальцем на дверь черного выхода, надеясь, что прокатит.

Мужчина отрицательно мотает головой. Усаживается на стул и не смущаясь, закидывает лодыжку на колено.

Я мгновенно краснею. Отворачиваюсь к кухонной утвари, которую видела раньше только в рекламах и рассматриваю красные кнопочки на кофе машине. Они тоже выпуклые, прям как…

Арина, ёмоё, да что это с тобой? Хлещу себя мысленно по щекам.

– А ты не стесняешь, – отвечает великан, усмехнувшись, – знаешь сколько стоит вот это вот добро?

Шумно сглатываю перед тем как перевести взгляд под ноги. Там сиротливо валяется пакет с разбитыми банками, а посередине некрасивая красно-чёрная кашица из икринок.

– Могу себе представить.

– И как расплачиваться собираешься?

Мгновенно зверею. Вскидываю взгляд на вольготно рассевшегося мужчину, который похоже возомнил себя Олимпийцем.

– Расплачиваться? Да Вы даже не заметили бы того, что они у вас пропали. У Вас вон вилки в вашем «умном доме» и то дороже стоят.

– Но я заметил. Ты воровка. А я терпеть не могу воровство.

Да я-то тоже! Просто как-то само вышло. Хотела Катьку порадовать. Она в жизни такой не ела и, наверное, не поест никогда. Это слишком дорого для нас с ней. Я могу позволить себе только красную по праздникам и то если заказы будут. А если нет, так любимая кабачковая нам только и светит.

А сегодня случай выдался. Заказали мне статью написать в желтую газету о бизнесмене этом, в черных обтягивающих боксерках! Вот я и нанялась в кейтеринговую службу официанткой, чтобы понаблюдать за тем, как проходит «закрытый вечер» у таких вот поцелованных судьбой людей.

А потом как увидела сколько тут еды, у меня слюна капать начала натурально. Только не на улитки и фуагра, а на икру, и сладости всякие. Десерты – моя неразделенная любовь. Я несколько кусочков тортиков стащила с подносов и нагло стрескала, а икру вот хотела сестре отнести угостить.

Ей бы понравилось точно! Решила отсидеться в кладовой пока все уйдут, а потом тихонечко пробраться, взять пару баночек и уйти незамеченной. Не получилось.

– Я не воровка! Но признаю, что хотела поступить нечестно! А сами знаете – добровольное признание вины облегчает наказание. Так что, давайте вы простите мне эту оплошность, я достану Вам новую баночку из Вашей кладовой, могу даже открыть крышечку и ложку подать, а сама тихонечко смотаюсь и мы оба сделаем вид, что так и было.

Что я такого сказала? Почему он вдруг так широко улыбается и рассматривает меня, как диковинную зверушку? На шею мою смотрит. Задушить хочет? Меня нельзя! У меня сестра на попечении!

Великан склоняет голову, теперь уже совсем по-хамски оценивая мою небольшую грудь, все еще обтянутую формой официантки. Чувствую, как соски отчего-то напрягаются. Вздергиваю подбородок, показывая, что не боюсь я его таких взглядов, пусть не старается. А то, что у меня волоски на коже повставали, так это от сквозняка.

– Не смотаешься, девочка. Это добро строит приличную сумму, которой как я понимаю, у тебя нет.

– Нет.

Откуда? Я получила аванс за эту статью, большую часть которого уже потратила. А остальное положила в конвертик. Коплю все до копейки на оплату обучения сестре.

– Значит, будешь отрабатывать иначе!

Протест взвивается из самых недр.

Довольная физиономия хозяина дома не сулит мне ничего хорошего, но сдаваться я просто так не собираюсь. Ишь чего удумал – иначе!

– Вы слишком высокого о себе мнения, если полагаете, что я сейчас встану перед Вами на колени и полезу в эти Ваши отвратительные черные трусы.

Широкие брови удивленно ползут вверх, а в глазах пляшут смешинки.

– Почему же отвратительные? Это Кальвина Кляйна.

– Еще и донашиваете за кем-то? Фу!

Громкий смех отлетает от стен кухни, заставляя воздух вибрировать. Мужчина запрокидывает голову, а я прилипаю к его острому кадыку, который на каждом звуке перекатывается по массивной шее. Нет, я в курсе конечно кто такой Кальвин Кляйн, но может он подумает, что я недотёпа и отпустит?

– Хорошо, значит влезать в трусы не собираешься, принимаю, – отвечает отдышавшись, – тогда останешься здесь работать.

– Что? – опешила я. – Как работать?

– Готовить умеешь? Я как раз отправил свою кухарку в отпуск.

– Не особо.

Даже не вру. Мою стряпню Катька ест только в исключительных случаях – когда это покупная кабачковая икра, намазанная на хлеб.

– Научишься. Как зовут тебя?

– Катя, – нагло вру.

Документов я с собой не взяла, проверить не сможет.

– Катя, – перекатывает на языке буквы и прищуривается, – не идет тебе это имя.

– Ну уж, извините, как мама назвала.

– Ладно, Катя, значит на том и порешили. Остаешься здесь и пока не отработаешь то, что украла, за ворота не выйдешь. Теперь ты моя, девочка! – Хлопнув себя по коленям, изверг встает со стула и собирается уходить.

Меня к полу пришибает. Что значит не выйду?

– Ээээ, мы так не договаривались, – бросаюсь к нему, позабыв о безопасности, – я не могу так! У меня сестра! Мне домой надо.

– Сестре сколько? – бросает он через плечо, а я как собачонка бегу следом.

– Шестнадцать, – ляпаю не подумав.

– Взрослая уже, справится без тебя.

– Да какая она взрослая?! Подросток! Она же друзей назовет, квартиру мою превратят в место побоища, вы что? Я не могу остаться.

Великан вдруг останавливает и резко оборачивается, а я продолжаю по инерции бежать и врезаюсь носом в его каменную грудь.

Упс. Резко отшатываюсь.

– А я не приглашаю тебя и не спрашиваю. Я тебе говорю как будет – ты остаешься и отрабатываешь. Может, это отобьет у тебя желание выносить из дома других продукты.

– Фактически, я ничего не успела вынести.

– Это потому что твой пакет из «Пятерочки» порвался, не выдержав ноши.

Крепко сжимаю зубы, понимая, что проигрываю по всем фронтам.

– Я в полицию заявлю.