– Почему вы думаете, что я художник по гриму? – Спрашиваю я по-английски, подобрав челюсть откуда-то снизу.

– У вас вполне профессиональный кофр с кистями. И вы уверенно работаете, – мужчина пожимает плечами.

– Она супер профи у себя дома! – громко вмешивается в наш диалог Асия, тоже на английском. – Снега, покажи свое портфолио! – поворачивается ко мне и делает страшные глаза.

Отложив кисти, слегка трясущимися руками я достаю телефон и загружаю свою страницу. Перелистываю на работы со студентами-актерами и протягиваю Малахитовым глазам.

Сделав какой-то жест, Алихан уходит в другую часть шатра.Он листает фотографии, некоторые рассматривает подольше. Наконец, возвращает телефон и протягивает мне руку. – Алихан Кая – представляется он. – Снега… Снежана Тарасова. – Чего стоишь, погнали! – шикает Асия и мы идем за мужчиной.

Видимо, из-за гонки в съёмочном процессе сегодня всего один шатёр для всех и за небольшой ширмой располагается гардеробная и гримёрка нашей звезды. Ещё у него тут столик с разными напитками и закусками. Мужчина предлагает нам не стесняться. Хотя мне не до этого, – я вижу большой кейс с причиндалами для макияжа.

– Можно? – Спрашиваю я у стоящей рядом девушки. Поглаживая свой большой беременный живот, она присаживается на раскладной стул и кивком даёт разрешение.

Я не люблю пользоваться чужой косметикой и вздыхаю об оставленном в гостинице кейсе, набитом проверенными продуктами для макияжа. Что ж, нельзя ударить в грязь лицом! Зарывшись внутрь, я вытаскиваю то, что может понадобиться: основа, палетка с тонами, корректор, рассыпчатая пудра, фиксатор.

Подхожу к Алихану, который уже расположился в кресле под яркими лампами и, слегка встряхнув руками, чтобы сбросить напряжение, беру его лицо в ладони. Мужчина немного вздрагивает от моего прикосновения.

– Извините, у меня всегда холодные руки! – пищу я и внимательно разглядываю "пациента". У Алихана чистая кожа с россыпью крошечных веснушек на носу. На щеках и скулах почти незаметные следы от юношеских угрей. Широкие тёмные брови вразлёт. Крупный нос с горбинкой. Огромные зелёные глаза в обрамлении пушистых ресниц. Лишь раз заглянув в эти глаза, я тут же отвожу взгляд. Это всё равно, что смотреть на солнышко – красиво, но почему-то больно. Алихан глядит куда-то мне в переносицу и вдруг начинает заливаться румянцем. Краснота растекается по его коже от носа к высоким скулам, к щекам, покрывает шею, убегает за ворот рубашки. Кадык снова дёргается вверх.

– Дружочек, да ты у нас стесняшка! – говорю я вслух по-русски.

Алихан застенчиво улыбается и на щеке появляется чудесная ямочка.

– Ну хорошо, тогда побольше тональника, – киваю я себе и принимаюсь за работу. Нос будоражит запах хрустящей чистоты, исходящий от мужчины. Он не пользуется парфюмом, в отличие от местных парней, которые, кажется, купаются в туалетной воде. Как можно незаметнее, я стараюсь глубже вдыхать этот аромат, – мыла? Дезодоранта? Геля для душа?

Закончив с Алиханом, улыбаюсь ему и протягиваю руку для рукопожатия. Я сегодня получила новый незабываемый опыт. Ставлю галочку в мысленном списке достижений. А чтобы не быть голословной, у меня есть миллион фотодоказательств в телефоне у Асии.

Нас снова гонят на съёмочную площадку в ресторан. Повторяю вчерашнюю сцену, – постоять у перил, развернуться, пройтись, изящно упасть. На всякий случай делаем ещё дубль и расходимся. Без подсказок переодеваюсь и сдаю вещи. Получив свой гонорар – действительно двойной, жду Асию. Она застряла в шатре и, размахивая руками, о чём-то переговаривается с нашей знакомой Фатмой. Подруга поворачивается и зовёт меня к себе.

– Слушай, они тут решили, что я твоим менеджером заделалась, – морщит нос Асия. – Короче, тебе предлагают контракт. Визажистка Алихан бея уходит рожать и ей нужна замена. Они готовы заплатить за твоё разрешение на работу и ставят зарплату, – девушка хмурит брови, мысленно подсчитывая, – примерно три с половиной тысячи долларов в месяц. Плюс соцпакет, медицинская страховка, закуп материалов, расходы на питание и транспорт, но я бы ещё поторговалась…

– Я согласна, – прерываю я подругу.

– Ты подумай, восемьсот в месяц уйдёт на аренду комнаты, если будешь снимать с девочками, а ещё столько же депозит и, кстати, сколько там у тебя взнос по ипотеке в твоём Екатеринбурге?

– Я согласна!

Мы с Асией живо перевозим мои вещи из гостиницы к Веронике и Карине. Мне выделяют комнату с симпатичным синим ковром у огромной кровати в просторной квартире из трёх спален и зала. Раскладываю свои вещи в шкафу и не могу поверить в собственное безумие. Этих девчонок я знаю, от силы, пять часов, но вот уже заселяюсь к ним и вношу свою часть арендной платы хозяину, а он вписывает моё имя в договор. Мне объясняют, как делится оплата коммунальных, рассказывают про график уборки в общих помещениях и про остальную бытовуху.

На новую работу я выхожу завтра, будет съёмка на рассвете. За мной пришлют развозку, о завтраке и питании тоже не нужно беспокоиться, – съёмочную группу обслуживает кейтеринг. Пока оформляются документы мне будут выплачивать гонорар наличными ежедневно. Я с трудом сдержалась, чтобы не запрыгать от восторга, когда мне объясняли условия.

Какой бы романтичной я себя не считала, деньги для меня всегда в приоритете. С тех пор, как я выгорела на работе в школе (пять лет учила английскому языку старшеклассников) и перешла на вольные хлеба в качестве стилиста визажиста, я всегда ощущаю лёгкую панику, стоит почуять хотя бы тень простоя. Выплаты по ипотеке за двушку в новом жилом комплексе висят надо мной, словно дамоклов меч.

В прошлом месяце я сломала ногу, поскользнувшись на нечищеном ото льда тротуаре, и две недели провалялась дома. Сгорела и поездка в Москву с детской танцевальной студией, где я должна была гримировать детишек под разных животных; и оплаченные курсы по колорированию у именитого столичного мастера. Каждый день упущенных заказов повергал меня во всё большее уныние, даже несмотря на марафон «Аббатства Даунтон» под вёдра мороженого.

Извинившись перед новыми соседками и пообещав обязательно обмыть новоселье в выходные, я заваливаюсь спать в девять вечера, чтобы подняться завтра в три утра.

Конечно, сна ни в одном глазу.

«Алихан Кая», набираю я в поиске и на меня валятся тонны разных статей. Я включаю автоматический перевод с турецкого и читаю заголовки:

«Кая замечен с партнёршей по сериалу»

«Кая – всего лишь друг! Интервью с исполнительницей главной роли»

«Алихан Кая – гей? Ни одного романа за пять лет»

«Кая заключает контракт на рекламу спорткара и становится лицом марки люксовых часов»

«Тайна рождения Кая! Звезда сериалов и кино – наследник миллиардов»

Я кликаю, чтобы прочитать, действительно ли Малахитовые глаза настолько богат. Из статьи узнаю, что Кая – это фамилия матери Алихана, которую он взял в качестве псевдонима. Сейчас ему тридцать два года. Родители развелись, когда мальчику было три, мать оставила сына в семье отца. Они не виделись, пока Алихану не исполнилось двадцать, когда он уже учился в Политехническом университете Милана на архитектора. В двадцать один год Алихана приметили скауты из модельного агентства, и он начал участвовать в модных показах и съёмках. Дальше его пригласили сниматься в кино у итальянских режиссёров и диплом бакалавра Кая так и не получил. После успеха в Италии Алихана позвали сниматься в Турцию, где он быстро стал звездой.

Со стороны отца семья Алихана представляет собой огромный клан, в основном проживающий на востоке Турции, в провинции Ван. Им принадлежат девелоперские компании с проектами по миру, судостроительная верфь, множество гостиничных комплексов на Средиземноморском побережье страны, торговые центры и рестораны. Официальный оборот группы компаний, которой управляет отец Алихана равен бюджету небольшой восточноевропейской страны. Журналист мягко намекнул, что, помимо легального бизнеса, клан управляет и теневым, – контрабандой алкоголя и сигарет в соседние страны.