— Вам не стоит знать подробностей, дорогая. Достаточно способностей Эпэлэ.

— Сплести иллюзию?

— Именно. Остальное беру на себя. Поверьте, жрица выживет, — подрезал последнее её сомнение, отразившееся на лице. Не дозрела до убийства, что поделать.

Самая большая человеческая слабость — желания. Капли, подтачивающие камень. Они тем губительнее, чем дольше подавляются. Устремления живых одинаковы. Только и нужно подловить момент, когда жертва наиболее уязвима. Когда страдания совьют вокруг тела кроваво-грязную дымку, что опутает плотным удушающим саваном.

Эпэлэ потёрла зудящие ладони. Её перчатки необычайно темны и насыщены магией Нитей, из которых созданы. Иллюзорным жрицам такие помогали внушать образы.

— Я помогу. Скажете, когда понадоблюсь, — присела в прощальном реверансе. И направилась прочь, стискивая прикрытые перчатками пальцы.

Мерное шуршание её юбок. Планомерность движений. Ни суеты, ни беспокойства. С виду достойная жрица…

Гастинг тогда презрительно усмехнулся.

«Видимость…»

На деле, как и многие до неё, она падкая до чужого добра пешка. Пышущая подавляемой злобой и возмущающаяся несправедливостью. Принижающая чужую значимость в угоду собственному эгоизму. Ищущая лёгких путей в желании обрести недостижимое. Такими просто управлять. Легко подтолкнуть к черте, за которой мрак.

«Жаль этого не сделать с Леоном…», — в настоящем подумал Гастинг, спустившийся на первый этаж родового дома Арже. Дойдя до дальней Магической, он замер на пороге.

Его брат-близнец в талии не столь раздавшийся, облачённый в домашний халат и тапочки, ползал по изрисованному полу. В правой руке держал кисть, тогда как пальцы левой отмеряли нечто на странице огромного фолианта, с которого содержимое дублировалось на иную поверхность.

— На кой тебе сдались пентаграммы леса? — проворчал Гастинг, замерев в дверном проёме. Он никогда не проходил вглубь мастерской, что походила на свалку защитных и не только заклинаний: куда ни глянь — пентаграммы, магические оттиски, заговорённые плащаницы, живые картины и много иной всячины. Окажись внутри, неизвестно, с какой стороны прилетит.

Поправив очки, Леон посмотрел на старшего брата.

— Как именины Калин? — ответил вопросом на вопрос. — Передал мои извинения?

— Она тебя не ждала, — огрызнулся Гастинг. Он всегда злился при упоминании имени дочери. Мотнув головой и облизав полные губы, восстановил благопристойный фасад.

— Что делает Фэр? — не дал ему сбежать Леон.

Очередной удар по слабому месту, однако, прошёл мимо.

— Учится, — отозвался упитанный аристократ, чья излишне дорогая одежда откровенно кричала о богатстве. — Зачем ты позволяешь ему осваивать словесность? Трёхслойк — не для ребёнка.

— Фэр одарён.

— Не спорю, — уступил Гастинг. — Когда в академию?

— Через месяц.

— И кто его отведёт, если будешь за границей?

— Флоренция… — Леон снова поправил очки, отмечая всколыхнувшееся и осевшее недовольство старшего брата.

Старшего всего лишь на пару минут. Но этого хватило, чтобы несколько лет назад, после скоропалительной кончины отца, Гастинг унаследовал титул и окончательно распоясался. Раньше его чрезмерную жажду удовольствий, накрывшую после смерти любимой Лорции, сдерживал норов родителя — блюстителя нравственности. Но, дорвавшись до свободы, молодой Арже совсем потерял чувство меры. Жаль, знали об этом единицы.

Упоминание имени Флоренции, дальней ворчливой родственницы, заставило Гастинга поморщиться. Он редко выказывал неприятие. Однако данная леди его удостаивалась не только за спиной, но и лично.

— Зачем её утруждать? Я сам отведу Фэра, — заявил тот, кто на деле племянника на дух не выносил.

Леон пристально посмотрел на брата. Много лет назад отцу матери Фэра тот предложил немалую сумму, чтобы заполучить желаемое. Как в последствии выяснилось, столь глупый поступок совершил под влиянием страха. Гастинга настиг Зов. Понимая, что нет времени на долгое ухаживание, он попытался насильно привязать к себе любимую женщину.

Не вышло.

Казалось, старший брат смирился, ибо по прошествии нескольких месяцев после женитьбы на Хвори — он выглядел по-настоящему счастливым, особенно узнав, что станет отцом.

Но через некоторое время Лорция умерла при родах…

С лица Гастинга исчезла улыбка, воодушевление, с которым он ждал рождения дочери. От супруги теперь держался на расстоянии, а когда на свет появилась Калин…

Больше не считаясь с желаниями супруги, в последствии и с дочерью он стал обращаться, как с челядью. Притеснял, использовал в личной игре, словно наказывал за грехи.

Для остальных родственников оставался открытым, добродушным, своим. Маска, за которой притаилась тьма. Особенно сильно та проявлялась при встрече с Фэром или упоминании его имени. И вот им высказано желание сопроводить «племянника» в академию…

Приосанившись, Леон черканул пальцем по строчкам открытой массивной книги, что лежала перед ним на полу. Призывали изыскания, а затянувшийся разговор отнимал время.

— Ладно. Возьми на себя, — одобрил притязания брата.

И вернулся к прерванному занятию. Вновь сосредоточил всё своё внимание на прорисовке заумной пентаграммы. Лесной, как и подметил старший брат, но лес этот расположен в мире Рэк. Поэтому важно не ошибиться в прописи. Пусть он творил экспериментальный образец: меньшего размера и мощности, без усилителей и под защитным полем, — отдача, в случае неверного мазка, сломает ни одно ребро.

При магических изысканиях всегда следовало помнить, что в работе со сложными заклинаниями и вещами для их реализации, даже минимизировав урон, всё равно получишь. Рикошет неминуем. Движение всегда имеет несколько направлений. И закон маятника никто не отменял.

Розалия-Алия в испарине металась по кровати, сонным сознанием застряв в старой вонючей темнице. По побитому временем камню стекали дорожки слизи, что соединялись в кричащие лица или воющие звериные морды. Она не могла разорвать связь с истощённой, поникшей рыжеволосой девочкой — иномирцем в человеческом обличье.

Неземная малышка исподлобья взирала на тяжёлую дубовую дверь с металлическими кнопками. Сжалась, когда в открывшемся проёме появился некто с тьмой вместо лица. Оно шипело, словно клубок ядовитых змей, вытягивало руки, что взметнулись плетьми и безжалостно обрушились на детские плечи. Из рассечённого мерцающего тела брызнула жизнь — магия заляпала стены и оплавила вековой камень.

Девочка истошно закричала.

Взвыла жрица от разрывающей душевной боли.

На её крик с улицы вбежал герцог. Замер, прослеживая вдоль стен полыхающие защитные письмена. Барьер прорвали. Ещё немного, отражающий чужеродную магию заслон посыплется сизым крошевом. Быстро приблизившись к вопящей в беспамятстве жрице, он тронул обжигающе горячий и влажный от испарины лоб.

— Плохо, — шепнул. — Шен! — крикнул за спину в приказном порядке.

На пороге возник объятый огнём фамильяр. Неровные язычки пламени, скрадывающие его облик, пульсируя, растекались голубовато-оранжевыми всполохами по полу и вновь собирались в мощные лапы. Иномирец глянул на жрицу. Волокна её души натянулись до предела, некоторые истощились и вот-вот порвутся. Преображение Наследницы Врат. Слышал он, что ужасное зрелище… Особенно при формировании связей.

Герцог кинул сгусток своей энергии огненосному и распорядился:

— Приведи Настоятельницу Храма Амунаи! — и, закатав рукав рубашки, распластал ладонь на груди жрицы и закрыл глаза. Передача сил требовала самоотдачи.

Для фамильяра ментальная связь с человеком подразумевала полное повиновение. Таково распоряжение Владыки. Неподчинение равноценно смерти, ведь отступников не прощали. Получив приказ, Шен исчез, но вскоре вернулся, через портал Вистов доставив абонессу и абуша — мага обители.

Оценив обстановку, Альлеяль Грёжес покачала головой.

— Не следовало соглашаться на трёхмесячный договор, — пробормотала самой себе. Когда герцог открыл глаза, обернулся и вопросительно приподнял бровь на её неясный шёпот, строго произнесла: — Нечто взбудоражило магию Хвори. Без единства быть беде.