– Куда прешь? – рычала она, с ожиданием глядя, пока я на четвереньках сплевывал сор с пылью. Кончено, мне понятно было, чего она ждет. Ждет, что я отдеру ее до визга кошачьего. Уже и теребила пальцами подол тесного ей платья-мешка. И дыхание участилось, колоссальная грудь заходила ходуном. Но я, ощущая, как жезл настырно стучит меня по ляжке и взывает к сути моей божеской, отвечал:
– Прут наши охранники втихаря, по горсти чвона в день. А я иду.
Сплюнув, Хела мимо прошла. А я тем же вечером задабривал свой обиженный жезл, погрузив его в Виру. Гномиха тоже хотела отвлечься мыслями от тяжкой работы. Вцепившись мне в ягодицы, медленно насаживала себя на член почти до самого корня. Тяжело шло, у Виры даже слезы на глазах выступили, но она не сдавалась, охая, продолжала спускаться по стволу, говорила, что хочет соединиться со мной лобками. А когда наконец соединились, разрыдалась мне в плечо от смеси боли и радости.
Барак наполнялся ночными звуками. Послушав, как Хела, сипя, удовлетворяет себя, я поднялся и выскользнул в дверь мимо храпящих гномов.
Небольшой пятачок земли перед бараком огораживал забор. Охрана сторожила в будке снаружи. Сбежать отсюда все равно некуда. Земли вокруг густо населяли подданные Веберов. Если перелезешь забор, прошмыгнешь мимо охраны и сбежишь, через день тебя притащат обратно и колесуют на глазах у остальных рабов. Подобный урок здесь уже проходили.
В кустах за выгребной ямой находился мой тайник. Я нащупал между ветвей флягу с отваром из корня аира, открутил крышку и глотнул. То, что нужно, чтобы улучшить циркуляцию крови в малом тазу и, следовательно, усилить потенцию. Аир я накопал месяц назад в прибрежной части поля во время сбора чвона. Затем в обеденном шатре на поле стащил пустую флягу, приготовил скрытно отвар и с тех пор пил его каждую ночь.
Еще под кустами стояли накрытые лоскутами мешковины глиняные кружки с отварами якорца, крапивы, дубровника, настоем на ягодах шиповников и элеутерококка. В общем, травяные боеприпасы для моего жезла. Кружки крал постепенно, растения собирал либо на тропах, либо на рабочем поле, либо у его границ, выпивал отвары и настой тоже каждую ночь, затем заново их готовил. Вдобавок днем я постоянно жевал кусочек корневища аира, чтобы без перерыва насыщать организм ценными веществами.
Повезло, что в Роке растут знакомые мне травы. Как Великий Трахатель, я не только мог выполнить все шестьдесят четыре позы из Камасутры (обычному человеку доступно только сорок), но и знал, как усилить либидо либо вылечить женщину от бесплодия.
Кто-то зашуршал из-за ограды выгребной ямы. Я засунул флягу обратно в куст и пошел глянуть, кто там. Вира как раз поправляла платье на ягодицах, выпрямляясь.
– Ты так неотразима в вечернем туалете, – улыбнулся я.
Гномиха фыркнула и вышла из-за ограды.
– Хорошо хоть подождал, пока я закончу, – она помялась секунду. – Решил уже, когда трахнешь зеленую дылду?
– Тебе не терпится устроить тройничок?
– Еще чего! – сразу насупилась Вира. – Только тебя тянет ко всяким экспериментам… ты ведь некий бог страсти.
Сказала она это с насмешкой. Когда месяц назад я раскрыл ей свою истинную природу, Вира задумалась на минуту. А потом выдала:
– Ну, вообще, я сразу поняла, что ты сумасшедший какой-то: голым ходил, чушь про свою древность нес, так что не расстраивайся. Будь хоть заколдованным огром, мне все равно. Мы наконец закончили болтать? Отлично! Можешь сегодня не играть моими сосками. Давай сразу к делу. Моя дырочка уже полчаса как течет, еще немного и затоплю этот гребаный барак вместе с гребаным полем и гребаным замком этой гребаной леди Инеи в придачу.
Для Виры было важно только то, что я трахался как бог. Для меня тоже, в общем-то. Поэтому я и пил травы.
Сейчас Вира недовольно буркнула:
– Ну, сколько можно терпеть? У меня там скоро все засохнет, – гномиха подергала подол моего платья-мешка. Уже два дня я воздерживался от забав с гномихой, и ее это бесило. – Тоже мне бог сношения.
– Сегодня последний день, – пообещал я. – Ускорь, пожалуйста, срок. Скажи сейчас Хеле, что ее вызывает во двор капитан охраны.
Вира не торопилась.
– Я, конечно, понимаю, ты думаешь, что видишь какие-то красные короны над всеми нами. Но никакая корона не даст тебе проникнуть в голову этой бешеной.
– Мне надо вовсе не в голову, – заметил я.
Гномиха махнула на меня рукой, больше не пытаясь переубедить. Она вдруг встала на колени.
– Давай тогда подготовим твое оружие перед боем с чудовищем, доблестный рыцарь.
Ее пухлые теплые губы заскользили по стволу. Языком головки она не касалась, только неторопливо втягивала в себя член, затем выпускала на волю, снова втягивала… Член быстро отвердел и выпрямился. Я погладил Виру по волосам.
– Благодарю, малышка. То, что надо.
Когда она скрылась внутри барака, я подошел к запертым внешним воротам и стал ждать. Вскоре во двор вся в непонятках вышла Хела. Орчанка не против была дать капитану охраны, кому угодно дать, только кто рискнет? У обычного человека член сдуется, а яйца самопроизвольно сварятся при одном взгляде в ее налитые кровью глаза и торчащие клыки.
Хела уставилась на меня.
– Ты что тут ошиваешься? И где тот хмырь, что меня звал?
– Отошел он, меня за себя оставил, – сказал я чушь, что первой пришла в голову. – Велел сказать, чтоб на коленях его ждала.
– Ты чего городишь, недомерок? Где капитан?
Я сразу повысил голос, перейдя на язык головорезов:
– Слушай, сука, я за него, чё не ясно? Еще раз приказ опоносишь, клыки в забор вобью. На колени скакнула, сказал те.
Она ошалело пялилась на меня. Я смотрел в ответ в ее вылупленные багровые зеркала, не моргая. А потом ее аура как полыхнет, и сама орчанка как покраснеет не меньше. И вовсе не от злости. Щеки – что два маковых цветка. И на колени вмиг встала следом.
Мой жезл уже чесался. Я схватил Хелу за лицо, сдавив пальцами щеки. Клыкастый рот раскрылся, и член влетел туда как стрела. Хела попыталась выплюнуть его, но я обеими руками прижал ее голову к себе и не отпускал. Я ощутил, как мечется ее язык, пытаясь меня вытолкнуть. И натянул голову Хелы до упора. Если б хотела на самом деле сбросить, я бы уже катился в выгребную яму.
Горячий языка уже не толкал, а гладил ствол. Головка члена плотно упиралась в горло, глаза на покрасневшем лице Хелы горели похотью. Ее пользовали грязно, как половую тряпку, как коврик для ног, и она радовалась, что у кого-то хватило на это силы и храбрости. Поэтому я и начал с ее рта – чтобы обуздать ее. Но кончить этим нельзя было ни в коем случае. Тигрица должна быть накормлена досыта. Иначе от укротителя останутся только голые кости.
Я начал вынимать член из глубин рта. Теперь уже Хела неохотно отпускала меня из себя. Когда головка выскользнула из теплых губ, мускулистая орочья рука резко вцепилась мне в плечо.
– Рано уходить, – испугалась Хела, облизывая припухшие губы.
– Никто никуда не уходи…
Меня повалило в траву, в спину задышала холодом земля. Высокая тень на миг закрыла лунный диск, затем Хела придавила меня своей тяжестью. Все шло совсем не по плану. Теперь, будто имеют меня. Думая, как выбраться из позы наездницы, я принялся целовать орчанку, попробовал мять ее ягодицы и лишь заскользил ладонями по натянутой коже – как орех, не ущипнуть! Тогда я немного раздвинул две выпуклости и стал гладить кончиками пальцев нижний край влагалища.
Хела опять все переиграла. Привстав, она стянула платье и рухнула обратно. Полные груди расплющились об меня и расплющили меня. Пока я судорожно хватал ртом воздух, орчанка шевельнула задом и наделась на член. Жаркий выдох обдал ухо:
– Ох, да у тебя чуть ли не больше чем у хлюпика-варла.
– Не больше…просто мой стоит….
Хела засмеялась. Я попытался глотнуть еще воздуха, как она впилась мне в губы долгим поцелуем. Так и лежал, придавленный, пока ее язык безумствовал у меня во рту, а влагалище скользило по члену. Все силы уходили на то, чтоб не вырубиться от нехватки кислорода.