Ликчиз достает приходо-расходную книгу, подает ее Сарториусу и записывает, что ему велено, в лежащем на столе календаре, все время тревожно поглядывая на Сарториуса, погруженного в просмотр счетов.

(Встает, хмуря брови.) Один фунт четыре шиллинга за ремонт по дому номер тринадцать. Это еще что такое?

Ликчиз. Это за ремонт лестницы, сэр, на третьем этаже. По ней прямо ходить опасно. Ступеньки чуть не все поломаны, а перил вовсе нет. Я велел приколотить там несколько досок.

Сарториус. Досок? Это для чего же? Чтобы жильцам было чем топить, что ли? Они ведь все сожгут, до последней щепки. Вы израсходовали двадцать четыре шиллинга моих денег на дрова для квартирантов.

Ликчиз. Там надо бы каменную лестницу, сэр. Это в конечном счете дало бы экономию. Священник говорит...

Сарториус. Кто-о?

Ликчиз. Священник, сэр, всего-навсего священник. Не то чтобы я очень с ним считался, но если бы вы знали, как он меня извел с этой лестницей...

Сарториус. Я англичанин, и я не потерплю, чтобы какой-то священник вмешивался в мои дела. (Вдруг грозно поворачивается к Ликчизу.) Послушайте-ка, мистер Ликчиз! Вот уже третий раз за этот год вы мне подаете счета на ремонт стоимостью выше одного фунта. Я вам неоднократно объяснял, что это не какие-нибудь роскошные квартиры в Вест-Энде. Я вас не раз предупреждал, чтобы вы не смели болтать о моих делах с посторонними. Вам не угодно считаться с моими желаниями? Хорошо. Вы уволены.

Ликчиз (в ужасе). Что вы, сэр! Ради бога...

Сарториус (жестко). Вы уволены.

Ликчиз. Мистер Сарториус, это несправедливо! Это несправедливо, сэр! Ни один человек на свете не мог бы больше, чем я, выжать из этих несчастных бедняков или меньше при этом истратить! Я так замарал себе руки на этой работе, что для чистого дела они уже и не годятся. А теперь вы меня выгоняете...

Сарториус (перебивая его, угрожающим тоном). Это что за разговоры о грязных руках? Если я узнаю, что вы хоть на волос отступили от буквы закона, я сам упеку вас под суд. Знаете, что нужно для того, чтобы руки у вас всегда были чисты? Не обманывать доверия своего хозяина. Запишите это себе на память — пригодится на новой службе.

Горничная (распахивая дверь). Мистер Тренч и мистер Кокэйн!

Входят Кокэйн и Тренч. Тренч франтовски одет; он в прекрасном настроении. У Кокэйна вид крайне самодовольный.

Сарториус. Здравствуйте, доктор Тренч. С добрым утром, мистер Кокэйн. Рад вас видеть у себя. Мистер Ликчиз, положите счета и деньги на стол, я после просмотрю и рассчитаюсь с вами.

Ликчиз отходит к столу и в глубоком унынии начинает приводить в порядок счета. Горничная уходит.

Тренч (взглянул на Ликчиза). Мы вам не помешали, сэр?

Сарториус. Нисколько. Садитесь, пожалуйста. Боюсь, что я заставил вас ждать.

Тренч (садясь на стул, на котором сидела Бланш). О нет, ни капельки. Мы только что вошли. (Достает пачку писем и принимается ее развязывать.)

Кокэйн (подходит к столу у окна, но, прежде чем сесть, восхищенным взглядом обводит комнату). Сколько книг! Как вы, должно быть, счастливы здесь, мистер Сарториус. Литературная атмосфера.

Сарториус (садится). А я в них и не заглядываю. Бланш — та иной раз берет что-нибудь почитать. Я этот дом выбрал главное из-за песчаной почвы. Процент смертности здесь очень низкий.

Тренч (торжествуя). Ну, я вам привез целую кучу писем. Все мои родные в восторге от того, что я решил наконец остепениться. Тетя Мария хочет, чтобы свадьба была нее в доме. (Подает Сарториусу письмо.)

Сарториус. Тетя Мария?

Кокэйн. Леди Роксдэл, дорогой мистер Сарториус. Он подразумевает леди Роксдэл. Выражайтесь же немного тактичнее, друг мой.

Тренч. Ну да, леди Роксдэл. Дядя Гарри...

Кокэйн. Сэр Гарри Тренч. Его крестный отец, дорогой сэр, его крестный отец.

Тренч. Ну да, мой крестный. Веселый старикан. Он предлагает нам свой дом в Сент-Эндрюс, если мы захотим провести там медовый месяц. (Подает Сарториусу другое письмо.) Это, знаете, такой дом, что жить в нем, конечно, невозможно, ну а все-таки очень мило со стороны дядюшки, что он нам предложил, правда?

Сарториус (с трудом скрывая удовольствие, которое он испытывает при упоминании стольких титулов). Без сомнения. Это весьма удовлетворительные письма, доктор Тренч.

Тренч. Вот, вот, я и говорю. Тетя Мария прямо молодчина? Почитайте там постскриптум: она говорит, что сразу узнала руку Кокэйна в моем письме. (Посмеиваясь.) Это ведь он его сочинял.

Сарториус (обмениваясь взглядом с Кокэйном). Неужели? Очевидно, мистер Кокэйн сделал это с большим тактом.

Кокэйн. Вы слишком любезны, сэр.

Тренч (сияя). Ну, что вы теперь скажете, мистер Сарториус? Можно считать нашу помолвку окончательной?

Сарториус. Безусловно. (Встает и протягивает руку Тренчу. Тот тоже встает и трясет его руку, не находя слов от счастья.)

Кокэйн (становится между ними). Разрешите поздравить вас обоих. (Пожимает руки одновременно тому и другому.)

Сарториус. А теперь, господа, я должен пойти поговорить с дочерью. Доктор Тренч, надеюсь, вы не лишите меня удовольствия первому сообщить ей радостную весть? Мне столько раз приходилось ее огорчать, с тех пор как мы с вами познакомились. Разрешите покинуть вас на несколько минут?

Кокэйн (тоном дружеского протеста). Пожалуйста, сэр, о чем тут спрашивать?

Тренч. Сделайте одолжение.

Сарториус. Благодарю вас. (Уходит.)

Тренч (опять посмеиваясь). Он, бедняга, думает, что это для нее новость! А она уже читала все письма.

Кокэйн. Никак не могу назвать ваше поведение корректным, Гарри. Вы поддерживали с ней тайную переписку...

Ликчиз (вкрадчиво). Господа...

Тренч,  Кокэйн (оборачиваются, они совсем забыли о его присутствии). Что?

Ликчиз (становится между ними, говорит подобострастно, но страшно волнуясь и спеша). Простите, господа, я хочу вас попросить... (Тренчу.) Я, собственно, к вам обращаюсь, сэр. Не могли бы вы замолвить за меня словечко хозяину? Он только что меня уволил. А у меня четверо детей, и я у них единственный кормилец. Одно ваше слово, сэр... В такой счастливый день он вам не откажет...

Тренч (в затруднении). Видите ли, мистер Ликчиз, по-моему, мне неудобно вмешиваться. Очень сожалею.

Кокэйн. Конечно, неудобно. Это был бы весьма дурной тон.

Ликчиз. Вы молоды, сэр, вы не понимаете, что это значит для такого, как я, потерять работу! Ну что вам стоит помочь бедному человеку? Позвольте, я вам расскажу, как было дело. Я только...

Тренч (ему жаль Ликчиза, но, чувствуя, что заступничество за него сулит неприятности, он рад придраться к случаю и напускает на себя официальный тон). Нет, я не стану слушать. Я вам скажу напрямик, мистер Ликчиз, что не считаю мистера Сарториуса способным поступать опрометчиво или бессердечно. Я с его стороны всегда встречал только доброту и великодушие; я полагаю, что в ваших делах он может разобраться лучше, чем я.

Кокэйн (с пробудившимся любопытством). А по-моему, вам не мешает выслушать, Гарри. Вреда от этого не будет. Послушаем, что скажет мистер Ликчиз.

Ликчиз. Да нет, сэр, не стоит. Уж раз этого человека называют добрым и великодушным!.. Ну, что уж тут.

Тренч (строго). Если вы хотите, чтобы я вам помог, мистер Ликчиз, то позвольте вам сказать, что вы избираете неправильный путь, дурно отзываясь о мистере Сарториусе.

Ликчиз. А я разве что против него говорю? Вот ваш друг свидетель: сказал я против него хоть что-нибудь?

Кокэйн. Верно. Совершенно верно. Будьте справедливы, Гарри.

Ликчиз. Помяните мое слово, господа, он еще обо мне пожалеет. И не позже как через неделю, когда новый агент будет сдавать ему квартирную плату. Вы сами почувствуете разницу, доктор Тренч, когда вы или ваши дети вступят во владение этими домами. Я выцарапывал деньги там, где никто другой в жизни бы не выцарапал. И вот благодарность! Смотрите сюда, джентльмены. Посмотрите на этот мешок с деньгами! Тут каждый пенни слезами полит; на него бы хлеба купить ребенку, потому что ребенок плачет от голода,—а я прихожу и выдираю последний грош у них из глотки. До тех пор пристаю, и требую, и угрожаю, пока не отдадут. Знаете, джентльмены, я уже очерствел на этой работе; но тут есть такие деньги, к которым я бы никогда не прикоснулся, кабы не страх, что мои собственные дети останутся без хлеба, если я не угожу хозяину. И вот только за то, что я истратил двадцать четыре шиллинга на ремонт лестницы, — а на этой лестнице уже три женщины покалечились, и случись еще такое, он бы непременно угодил под суд,—так вот за то, что я истратил эти гроши, он меня выгоняет!.. Слушать ничего не хочет, хотя я и предложил возместить этот расход из своего кармана, да и сейчас не отказываюсь, только бы вы, сэр, замолвили за меня словечко.