Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Очень быстро веселые кубанские анархисты начинают конфликтовать с ультраправыми. Избиения краснодарских хиппи и активистов ФАК становятся регулярными. Для участия в побоищах молодые люди съезжаются в столицу края из всех прилегающих городов.

14 ноября 1995 года около Дома книги в Краснодаре произошла массовая уличная драка. Несколько бойцов с обеих сторон оказываются в реанимации. Буквально на следующий день боевики РНЕ атакуют "Джем-Клуб", где собирались члены ФАК.

Следующий инцидент произошел 7 ноября 1996 года. Объединенные силы ультраправых атаковали колонну ФАК сразу после митинга. Анархисты пытались укрыться в городском парке культуры. Там чернорубашечники догоняли их, валили на землю и затаптывали ногами. Чтобы остановить беспорядки, парализовавшие целый район Краснодара, к парку были стянуты все наличные силы ОМОНа.

ФАКовцы пытаются бороться, но сталкиваются с противодействием краевых властей. На ФАК начинается организованное давление сверху. В течение нескольких лет подряд активистов исключали из институтов, выгоняли с работы, забирали в армию и проводили разъяснительные беседы с членами их семей. Чем дальше, тем менее веселыми становятся выступления краснодарских анархистов.

В одном из своих изданий они писали:

Террористы - те, кто строит тюрьмы, а не те, кто их взрывает. Террористы - те, кто бомбит городские кварталы и села, развязывает войны и загоняет молодых парней на бойню. Экстремисты не те, кто устраивает акции протеста, а те, кто, пользуясь нашим страхом перед аппаратом подавления, избивает демонстрантов, легализует массовые убийства и сгоняет население в фильтрационные лагеря.

Государственный террор - основной источник насилия и террора...

Никакой уход в коммуны и тусовки не спасал анархистов от столкновения с политической реальностью. И вот 28 ноября 1998 года трое анархистов были задержаны с бомбой для батьки Кондрата.

Коммунары на нарах

Задержанного гражданина Чехии Яна Мусила выпустили на свободу после десяти дней содержания в изоляторе временного содержания. Ни консул, ни переводчик допущены к нему так и не были. Один из журналистов писал, что, выйдя из камеры, Ян несколько дней "пил водку, как истинно русский: на кухне, один, без закуски".

Еще через четыре дня он был депортирован из страны. Марии Рандиной было предъявлено обвинение по статье 205 УК РФ (терроризм). Ей грозило наказание от 10 до 20 лет тюремного заключения.

На самом деле в Краснодар Мария переехала всего за год с небольшим до ареста. Родилась она в Сибири. Школьницей входила в сборную команду России по спелеологии. Ездила исследовать пещеры по всей Европе и даже на Тихий океан. Именно эта молодая девушка открыла самую большую пещеру Восточной Сибири.

В 1997 году Мария переехала к тетке в Краснодарский край и поступила на факультет журналистики Кубанского госуниверситета. Нравы, царившие на Кубани, были ей в диковинку.

Едва поступив в Университет, Мария столкнулась с активной деятельностью Русского Национального Единства. По корпусам общежития ходили члены Студенческой Полиции, полностью укомплектованной РНЕшниками. Мария попыталась организовать акции протеста. В ответ администрация КубГУ затеяла дело об отчислении ее из вуза.

Во время зимних каникул 1998 года Мария ездила в Москву на концерт английской панк-группы "The Exploited". Вернувшись в Краснодар, она решает провести студенческий митинг против произвола милиции и ультраправых в Университете. По городу расклеиваются листовки. Однако в назначенный день с раннего утра к месту акции были стянуты подразделения ОМОНа. Всех появляющихся там молодых людей подозрительной внешности задерживают.

В милицию попадает и Мария. Уже тогда допрашивавший ее милицейский чин размахивал у нее перед глазами папкой с "досье" на нее, показывал отчеты о ее посещении Москвы, о ее контактах со столичными анархистами и радикальными экологами, о том, где она останавливалась.

Вскоре после этого процесс ее исключения из Университета начинается заново. Всплывают документы о том, что ей неверно поставили оценку за вступительное сочинение, и, таким образом, она не может считаться поступившей.

Мария понимает, что нормально учиться на Кубани ей не дадут. В начале лета 1998 года она уезжает в Чехию. Друзьям она сказала, что уезжает года на два-три. Однако осенью того же года возвращается в Россию вместе с приятелем, чешским анархистом Яном Мусилом.

К этому времени ей исполнился только двадцать один год. Заехав в Краснодар навестить знакомых, она собиралась затем вернуться в Иркутск, к родителям. Там она планировала поступить учиться и начать выпускать журнал, посвященный панк-року. Однако 28 ноября ее арестовывают и помещают в СИЗО УФСБ Краснодарского края.

О том, как провела пять месяцев заключения там Мария Рандина, можно судить по дневнику, который она сумела передать на волю. То, что удалось получить ее товарищам, относится к февралю-марту 1999 года. Апрельская тетрадка была найдена у нее в камере при обыске накануне освобождения и продлила срок пребывания в СИЗО еще на две недели.

...Противно: пачкаю бумагу одной тоской. К тому же во мне ее от этого меньше не становится. Мы с соседкой пожевали кислого хлеба. Я - с солью. Она - доела последние кусочки сала. Запили теплым подслащенным чаем. Закурили туго забитую "Приму", отломив кусочки от бракованной макаронины.

- Вот и воскресенье прошло... - промурчала соседка.

Хотя оно не прошло и наполовину: только ужин. Впереди еще вечер и полночи попыток забыться. Но она считает концом суток тот час, за которым уже ничего не произойдет.

А что может произойти? Все события - баня в четверг, следователь раз в две-три недели, редкие передачки: на двоих - три за два месяца... Да, еще три раза в неделю газеты. Новый год, Рождество и день рождения соседки протекли в той же вязко-тягучей пустоте.

Соседка моя лежит на животе, спрятав руки под себя, отвернувшись лицом к заделанной в стену батарее, и вздыхает. Читая газеты, она материт власть имущих за то, что они "нахапали", "пооткрывали счета в швейцарских банках". Она сидит уже третий раз (воровство, торговля наркотиками...) и яростно негодует, если прочитает в газете о насильниках и убийцах. Возмущается, что им мало дают. По ночам ей снится, что она ворует и ест вкусную еду.

Я стараюсь быть к ней снисходительной. Хотя чувствую, что где-то в уголке сознания ждет своего часа месть за то унижение, когда я прошу у нее спички, а она только дает мне прикурить от ее сигареты.

Часами я лежала, до озверения мучимая жаждой курить, и ждала, пока она проснется и сама соизволит закурить. Каждый день пыталась перестать курить, но каждый раз, когда она закуривала, проклиная себя, я тянулась к огоньку... Месть и чувство превосходства, что я не поступила с ней так же, когда ко мне стала приходить тетя и у меня появились сигареты, еда, конверты.

Нам не о чем разговаривать. Мы обсуждаем мои выпадающие волосы, ее страсть к селедке, тараканов, Крокодила, рыжего постового, который подолгу стоит у глазка и раздражает нас своим взглядом...

...Ничего не бойся, - говорила я ему1. А он сидел, сломленный страхом, и боялся посмотреть мне в глаза. Как толстая кукла из папье-маше. Как куча дерьма. А я почему-то смеялась. Говорила, что просто - плохая погода. Противно было смотреть на его опущенную голову.

Я часто думаю, каким же был Иуда? От версий Булгакова, Андреева или Стругацких шибает липой. Иуда был учеником Христа, а это уже определенный тип. Почему он предал? Я думаю, Иуда просто испугался, когда настал час, которого он не ожидал. С ним работали хорошие психологи - искусные садисты. И Иуда дрогнул.

Он был молод. Умирать в одиночестве, безызвестности, ничего после себя не оставив, зная, что горевать о нем никто не станет, он не хотел. Любому стало бы страшно. "Я или Он... - думал Иуда, - но почему? За что я должен умирать сейчас? Я не нарушал законы, не смущал народ. Это несправедливо: я человек, смертен, хочу жить..."

10
{"b":"84513","o":1}