Интересно, думала Клара, а мне-то самой когда-нибудь доведется нормально выспаться? Или почитать в уединении? Или хотя бы спокойно посетить туалет, чтобы никто не стучался в дверь и не орал во все горло: «А Рита плачет!», или «У Терри снова кровь из носа пошла!», или «Меня Барри стукнул!», или «Мне башмаки малы и не налезают!».

Через две недели после прибытия в Грейндж у Клары начались боли в животе, связанные с ежемесячными страданиями, так что больше всего ей хотелось просто как следует выспаться. Она настолько вымоталась, что у нее, казалось, болел не только живот, но и все тело. Ежедневный скудный ужин она воспринимала как очередной свой бездарный провал, покоя не давали ей и тяжкие воспоминания о гибели Майкла, и каждый раз, засыпая, она с ужасом думала о том, как продержаться те четыре недели, что еще оставались до 14 октября.

Однажды среди ночи она проснулась, инстинктивно почувствовав рядом чье-то присутствие. Да, она определенно находилась в комнате не одна. Приоткрыв глаза, она сразу заметила у своей постели чье-то лицо, скрытое в тени, и пронзительно вскрикнула.

– Нечего ко мне подкрадываться!

По лицу тут же покатились крупные слезы.

– Мисс Мама!

Часы показывали половину третьего, и Клара, не в силах более сдерживаться, сердито рявкнула:

– Я тоже по своей маме скучаю! Нам всем своих мам не хватает. Потому-то нас всех вместе и засунули в это ужасное место!

От изумления Рита перестала плакать и смотрела на Клару, разинув рот.

– Я совсем не так хотела выразиться, – поспешно сказала Клара. Господи, ведь эта малышка не только мать, но и всю семью потеряла! Ужас, ужас! – Ты прости меня, Рита. Я что-то сегодня слишком устала.

– А что случилось с твоей мамой? – спросила Рита.

– Она умерла. – Клара ненавидела говорить на эту тему. Но Рита, похоже, отлично ее понимала и, согласно кивнув, лишь кратко осведомилась:

– Где?

– В Африке, – столь же кратко ответила Клара, понимая, что Рита заслуживает более развернутого ответа.

– Я знаю, где Африка. Это рядом с Бирмингемом. – И Рита, обвив ручонками шею Клары, прижалась лицом к ямке у нее на плече. – Что-то мне совсем грустно стало.

– Мне тоже, – призналась Клара и неловко прижала малышку к себе, ласково похлопав ее по спинке. И, как ни странно, вскоре обе уснули.

Хирургический кабинет находился в центре города, но чуть в стороне от главной улицы и всего в пяти минутах ходьбы от Грейнджа. На матовом оконном стекле было написано «Хирургия», а во всем остальном дом выглядел, как самый обыкновенный жилой особняк. Клара отвела туда Риту на следующий день после школы. Доктор Кардью оказался высоким, стройным, светловолосым мужчиной. Судя по его виду, жители Лавенхэма почти не пострадали от введения карточной системы.

Он приветствовал их в дверях, вытянувшись по стойке «смирно».

– Ага! А я все думал, будем ли мы иметь удовольствие познакомиться с новой заведующей?

Миновав простую приемную, Клара и Рита оказались в ярко освещенном хирургическом кабинете, расположенном в задней части дома. Три из четырех стен кабинета были скрыты деревянными шкафами от пола до потолка, и внутри на полках виднелось множество разнообразных баночек, бутылочек и коробочек. Царивший в кабинете запах нельзя было назвать неприятным; скорее он был какой-то сверхчистый. Доктор Кардью послушал Ритино сердце, посчитал пульс, проверил уши, заставил ее – предварительно рассмешив – высунуть язык и объявил:

– Ну, с этой малышкой все в порядке. В физическом плане, я имею в виду. – Рита не сводила с него глаз. Под ярким светом, горевшим в кабинете, стали как-то особенно заметны лиловые полукружья у нее под глазами.

И вдруг они услышали музыку – печальную мелодию, которую кто-то мастерски исполнял на скрипке. Клара так и застыла. Такой игры ей никогда еще слышать не доводилось. Неведомый музыкант вызвал в ее душе целую бурю мыслей и чувств. В музыке Клара не особенно разбиралась, но даже ей было ясно: этот скрипач удивительно талантлив. Да и Рита, стиснув ей руку, прошептала:

– Как красиво!

– Извини, но у меня пациенты! – крикнул доктор Кардью, подойдя к двери, ведущей в соседнюю комнату. Голос его звучал спокойно, хотя он, похоже, и был несколько раздражен подобным вмешательством музыки в медицинские дела. Видимо, это случалось довольно часто.

Звуки скрипки тут же умолкли – настолько внезапно, словно скрипка тоже была раздражена и обижена этим окриком.

– Это моя жена играет, – пояснил доктор и, повернувшись к Рите, сказал: – Видишь вон ту банку с засахаренным миндалем? Возьми одну штучку и ступай в сад, полюбуйся лягушками в пруду.

Рита, явно испытывая облегчение, сделала, как ей велели, и моментально выскользнула в сад, направившись прямиком к пруду, окаймленному рядами роскошных высоких деревьев. И буквально через несколько секунд в соседней комнате послышались чьи-то легкие шаги, и Клара увидела, как к Рите подошла высокая темноволосая женщина.

– Понимаете, девочке так много пришлось пережить. – И Клара поведала врачу все, что ей стало известно о Рите – о гибели ее семьи во время бомбежки Лондона, об издевательствах родственников, приютивших сироту в Саутэнд-он-Си, о вечном страхе Риты перед побоями.

Клару поразило, до чего внимательно доктор выслушал ее рассказ. Она не привыкла, чтобы мужчины относились к ее словам с таким вниманием.

– Она одержима идеей во что бы то ни стало найти свою мать, и я просто не знаю, как ее отвлечь, как переключить ее мысли. Или, может, и пробовать не стоит?

– Ей придется просто пережить это. Самостоятельно, – сказал доктор Кардью.

– Не думаю, что это будет так уж легко.

– Я и не говорю, что это будет легко. – Он взял ручку и что-то записал. Это была поистине великолепная авторучка – такой могла бы владеть Эмили Бронте. Он все свои соображения сразу записывает, – одобрительно подумала Клара и спросила:

– Но разве нельзя ей хоть чем-то помочь?

– После этой страшной войны мы часто имеем дело с последствиями контузий. Это весьма распространенное явление. У Риты тоже явно была некая форма контузии, и теперь она страдает от ее последствий.

– И как это лечить?

Доктор перестал писать и некоторое время смотрел в окно – но не на Риту, а куда-то вдаль.

– Боюсь, единого рецепта тут нет. Нужно время. И, возможно, понимание. Знаете, мисс Ньютон, – я вам вот что скажу: я очень рад, что вы решили остаться. – Клара закусила губу и промолчала. – Я же видел, как вы пытались уехать. – На нее он не смотрел, лишь внимательно изучал свою авторучку. – И как вы поздним вечером тащились на станцию с чемоданом.

Ответить на это Кларе было нечего. Тикали часы. Издали доносился вой какого-то бытового механизма. За окном проехал автомобиль.

– И еще я хотел вам сказать, что иметь сомнения – это совершенно естественно.

– Я… спасибо вам.

– И потом, на вас возложена такая огромная ответственность. Многим из этих детей довелось пережить немало горя и страданий. Так что для них очень важно, чтобы кто-то надежный оказался с ними рядом, шагал с ними в ногу, давал им ощущение некого постоянства и правильности жизни, позволял участвовать в новых великих свершениях; это очень важно не только для детей из «Шиллинг Грейндж», но и для всего нашего города.

Клара заметила, что Рита теперь стоит рядом с той высокой, невероятно тонкой и гибкой женщиной с черными как смоль волосами.

Доктор Кардью, заметив, куда она смотрит, встал и, распахнув створки высокого французского окна, жестом предложил Кларе тоже пройти в сад. Клара так и сделала, чувствуя себя при этом ужасно. Ей, конечно же, следовало все ему рассказать. Объяснить, что через месяц она уезжает, а не принимать от него это «посвящение в рыцари» точно букет цветов, предназначенный для кого-то другого. Но сил, чтобы признаться, она в себе не находила.

Перешагнув через низенький подоконник, Клара оказалась в небольшом дворике-патио, вымощенном серой каменной плиткой, где стояла клетка с кроликами, перед которой на корточках сидели Рита и темноволосая жена доктора.