Клара решила пока что не признаваться в том, что она понятия не имеет, как заботиться о какой бы то ни было семье – большой или маленькой. Ей никогда не удавалось даже домашние растения сохранить, вечно они у нее погибали. Чай был давно уже выпит, но она все продолжала подносить пустую чашку к губам, просто чтобы хоть чем-то руки занять. Господи, до чего же нелепо она себя ведет!

– Тут ведь даже никто никаких записей не вел! – пожаловалась она.

– Зато у меня с собой вот это! – с торжеством сказала мисс Бриджес и вытащила из сумки тонкую папку – максимум миллиметра три толщиной. – Только это придется спрятать подальше от любопытных глаз. А вам придется обновить старые записи и начать делать новые.

– Я, собственно, уже начала, – призналась Клара и вдруг почувствовала гордость: все-таки она оказалась не такой уж никчемной. – Однако, мисс Бриджес, вы меня, похоже, не совсем поняли. Должно быть, я недостаточно ясно сформулировала свои мысли, поэтому начну сначала: сегодня в полдень есть поезд до Лондона, и я намерена сесть на этот поезд и уехать.

В итоге получилось далеко не так гладко, как хотелось бы Кларе, но иных слов она подобрать не сумела. По крайней мере, свое желание она высказала.

Улыбка тут же исчезла с лица мисс Бриджес, и она решительно заявила:

– Вы никак не можете сейчас уехать. А кто же будет за детьми смотреть?

– Но вы же сказали, что все «банки с вареньем» вскоре отправятся в свои новые кладовые, к приемным родителям.

– Мы сейчас никак не можем снова все это начать: давать объявления в газетах, проводить собеседования и так далее. Вы просто представить себе не можете, сколько времени на все это уходит!

Клара пробормотала, что вполне может себе это представить, но, увы, очень жаль, извините.

– Но это действительно весьма трудоемкий процесс, – не сдавалась мисс Бриджес. – И потом, обычно заявление об уходе у нас подают за три месяца. Минимум.

За три месяца?

Мисс Бриджес явно чувствовала определенную неловкость, однако быстро взяла себя в руки и спокойно заявила:

– Ну, полагаю, при определенных обстоятельствах – скажем, в случае некого семейного кризиса, – мы, возможно, могли бы сократить этот срок, скажем, до двух месяцев.

Два месяца – это почти столь же невообразимо долго. И Клара, скрепя сердце, твердо сказала:

– Шесть недель – и все. А в течение этого срока я постараюсь делать для каждого из здешних детей все, что в моих силах.

– Договорились.

После ухода мисс Бриджес Клара устроилась в саду. Сейчас у нее действительно было свободное время, хотя она понятия не имела, куда ей это свободное время девать. С самого утра день казался ей словно перевернутым вверх тормашками. Ну, хорошо, размышляла она, в течение шести ближайших часов дети будут в школе – это не считая перерыва на ланч, – но в остальное время Клара будет принадлежать им, а они – ей. И подобная перспектива ее просто пугала. Хотя теперь, когда впереди уже виднелась финишная прямая, она чувствовала, что, наверное, сумеет с этим справиться. Мисс Бриджес права: ей следует дождаться своего официального увольнения – хотя бы ради того, чтобы не навредить себе при попытках получить новую работу.

Сад выходил на городскую улицу как бы углом, что давало Кларе возможность наблюдать за всем, что происходит на нарядном Верхнем шоссе. Разговор об увольнении получился, конечно, очень неприятным, однако она была, в общем, довольна его исходом. Хотя ближайшие шесть недель будут, несомненно, весьма тягостными, но это, пожалуй, лучше и разумней, чем сбежать ночью, словно за ней черти гонятся. А за это время можно попробовать и жилье себе новое подыскать, и работу новую получить. В конце концов, фирма «Харрис и сыновья» – не единственное место на земле, где она может успешно трудиться. Хотя в данный момент Клара, наверное, что угодно отдала бы, лишь бы снова оказаться за своим старым рабочим столом и испытать прежнее ощущение собственной нужности.

К ней вдруг неуверенно подбежала какая-то собака и положила ей на бедро свою мохнатую лапу. Клара с удивлением посмотрела на пса и погладила его. У него были чудесные глаза, карие, умные и чуть навыкате. Казалось, он пытается что-то ей сказать.

– Ты что это там делаешь, Бандит? – донесся из-за ограды мужской голос.

Незнакомец был в твидовой кепке, блейзере, брюках для верховой езды и сапогах – прямо иллюстрация к роману о жизни сельского джентльмена. А еще чувствовалось в нем нечто такое, отчего Кларе сперва захотелось глупо хихикнуть, а потом сесть прямо и хорошенько втянуть живот.

– Место, Бандит! Лежать!

– Не беспокойтесь! У вас такой замечательный пес! – крикнула Клара.

– Да уж, хороших людей мой Бандит за версту чует. – Незнакомец подошел к воротам, и Клара, встав, тоже туда направилась.

– Джулиан Уайт, – поклонился он. – Какое шикарное имя, – подумала Клара, пожимая ему руку. – Очень рад с вами познакомиться.

– Мисс Ньютон. Клара. Я тоже очень рада. А с тобой, Бандит, мне было познакомиться особенно приятно.

Джулиан улыбнулся. Улыбка у него была очень приятная. Симпатичными были у него и слегка растрепанные светлые волосы, и правильные черты лица, и бледноватые брови, и щеки, вспыхнувшие румянцем словно после пробежки.

– А ведь мы с вами соседи, – сказал он. – Вон там моя адвокатская контора.

И Клара впервые заметила – нет, впервые как следует обратила внимание на находившийся чуть наискосок от Грейнджа большой ухоженный особняк с греческими колоннами. Окна особняка так и блестели на солнце, белые свежеокрашенные стены сияли, а на двери виднелась золотая табличка, на которой было написано: «Робинсон, Брауни и Уайт, солиситоры».

Ах вот он, оказывается, кто, этот Уайт! Кларе еще ни разу в жизни не доводилось знакомиться с солиситором. Она так ему и сказала.

– Ну что ж, все когда-нибудь бывает в первый раз. А мне никогда не доводилось знакомиться… а кстати, кто вы такая на самом деле? Вы ведь не монахиня, верно? Если только монахини не сменили свои… хм… привычки. – На вид мистеру Уайту было лет сорок пять, даже, пожалуй, под пятьдесят, и то, как он оглядывал Клару с головы до ног, заставляло предположить, что он не женат, хотя никогда ведь не знаешь – и уж Клара-то точно не знала.

– Я новая… ну, они называют мою должность «заведующая детским домом». Меня принимала на работу комиссия Совета.

– И вы будете здесь заниматься воспитанием детей?

– Да, так, во всяком случае, планировалось.

Вряд ли стоило рассказывать этому человеку, что всего через шесть недель она собирается уезжать. Нет уж. Да и какое ему до этого дело? Совершенно ни к чему рассказывать историю своей жизни каждому незнакомцу. Даже такому очаровательному, как этот солиситор, который так мило ей улыбается.

– Как вам понравился наш прелестный Лавенхэм?

– Я пока мало что здесь видела.

– В таком случае позвольте мне быть вашим гидом.

В глазах у него словно огоньки мерцали, да и стояла Клара далековато, чтобы разобрать, какого же цвета эти глаза. Хотя, пожалуй, трудно было заранее предположить, что у солиситора, имя которого указано на золотой табличке, в глазах могут светиться такие озорные огоньки. Однако Кларе казалось, что хозяин такого чудесного пса, как Бандит, непременно и сам должен быть озорным и веселым.

– Спасибо, я с большим удовольствием принимаю ваше предложение.

Пожалуй, ближайшие шесть недель окажутся не такими уж долгими и скучными!

За ланчем Клара, заняв место сестры Юнис, уселась во главе стола – дети даже не спросили, куда подевалась сама монахиня, – и, как только все приступили к подгоревшей запеканке, задала первый вопрос:

– Ну, расскажите, как у вас прошло утро.

В ответ не последовало ни звука.

– Что же вы молчите? Наверняка ведь что-нибудь интересное да случилось.