Об османских гарнизонах в оных государь знал — от пленных французов, взятых под Харьковом. И главной задачей было вынудить Али-пашу убраться оттуда поздорову. Мол, меж нами вражды нет, мы враждуем с ханом, что наши земли пришёл разорять… Война с Османской империей Петру была не нужна. До поры. Потому в Кафу, ставку османского сераскира, под белым флагом парламентёра поехал Девлет-Гирей. Нет, не хан крымский. Просто кабардинский князь Бекмурза так назвал одного из своих сыновей. А тот, будучи «аманатом» — княжеским заложником — в России, принял крещение с именем Александр, и сейчас состоял при особе государя денщиком^[29].

Крым всё ещё был разбойничьим Кырымом, потому с посланником Петра, везшим турецкому сераскиру письмо, поехала полурота гвардии. Егерская.

Интермедия.

— Прошу меня простить, ваше величество, однако я не вправе участвовать в вашем дальнейшем предприятии, — учтиво сказал Рёншельт. — Одно дело, когда нас осадили и мы не смогли остаться в стороне, предложив свою помощь гарнизону. И совсем иное, когда речь идёт о военном походе. Я на вашу службу не переходил, присяги не давал. Большинство этих солдат — также. Мы остаёмся подданными его величества короля Карла Шведского, и пока вы с ним не договорились о совместных военных действиях, я не имею права…

— Я вас понял, фельдмаршал, и уважаю ваше решение, — сухо ответил государь. — Но вы понимаете, что я вас не отпущу на все четыре ветра, сколь бы геройским ни было ваше поведение. Своего распоряжения отправить вас на поселение в Тобольск я не отменял и не отменяю. Также с вами пойдут капитан Черкасов и солдаты Сибирского полка. Оружие я у ваших солдат велю изъять, однако в качестве награды за их геройское поведение предложу выбор.

— Свобода, служба вашему величеству, либо земля в Сибири? — догадался Рёншельт.

— Именно так. Коль выберут возвращение на родину, то получат соответствующие письма и пойдут домой за свой счёт. У меня лишних денег нет. Вас сей пункт не касается. Коль ваши солдаты наденут русские мундиры, либо захотят получить надел свободной земли, то пусть пишут родне, чтоб сюда ехала. Те до Выборга как-нибудь доберутся, а далее обозами поедут к своим служивым, проезд я им обеспечу… Да, нам не хватает людей. А у вас там с деньгами и хлебом, я слышал, беда. Так что за избавление от лишних едоков мне ещё в Стокгольме спасибо скажут… Жаль, что вы сделали такой выбор. Вместе бы добили ханство. И родич мой мне вовсе не лишним был бы, а так он обязан будет вас сопровождать.

— Увы, ваше величество. У меня репутация упрямого осла и я не намерен её менять…

4

«Выстрел в упор» — и шевалье де Сен-Жермен де Париньи де Базож, образно говоря, раскрыл карты. Он оказался именно тем, кого Катя искала с того момента, когда впервые увидела в варшавском трактире людей Хаммера. То есть, когда стало ясно, что вся эта история с провалом во времени — не случайность.

Обменявшись списком предложений — а «предъяву» шевалье выкатил изрядную — они, два умных человека, понимали, что подобное требует обдумывания и обсуждения. Дождавшись Алексея, шевалье попытался вновь нацепить маску «друга семьи», но Катя сразу его осадила, вывалив мужу всё, как есть. То есть открыто дала французу понять, что у них тут своя мафия. Меркулов ожидаемо в восторг не пришёл. Сен-Жермена выпроводили довольно холодно, посоветовав больше времени уделить представлению интересов Франции в России, иначе его выгонят из МИДа за профнепригодность.

Вести с юга продолжали приходить одна за одной. Новость о разгроме сорокатысячной орды под Харьковом вызвала радость среди жителей города и некоторую озадаченность у иноземных посланников. Дарье Пётр Алексеич написал лично: «Спешу сообщить тебе, душа моя Дарьюшка, что нынче Божиею милостию одержали мы викторию над войском разбойным. Хан Девлет бежал, бросив своих воинов на смерть. Отправляемся же ныне вовсе гнездо воровское разорить, дабы избавить сей благодатный край от угрозы, что веками висела над нашими рубежами. Вырвать наконец ордынскую стрелу из тела Отечества — воистину достойная цель…» В честь этой победы пришлось устраивать торжественный приём, на который явился весь бомонд. И русские аристократы, имевшие уже в Петербурге свои дома, и иностранные послы, в числе которых был и новоприбывший Юст Юль, представитель Дании. Его прибытие означало заинтересованность короля Фредерика в поддержании союзнических отношений с Россией, несмотря на повысившуюся в разы дипломатическую активность Англии. Да и Франции жирный намёк. И тем, кто в действительности стоял за нынешним французским поверенным в делах — тоже.

Интермедия.

Из письма датского посла Юста Юля.

'…Город сей уже отнюдь не напоминает приморскую деревню с дворцом. Надо заметить, что строительные работы, по свидетельствам очевидцев, после Полтавской виктории русской армии над шведами лишь усилились. Я сам наблюдал, как привозят большие камни и укрепляют ими берег, затем насыпая поверх них камни помельче. Всё сие укладывается на строительный раствор, словно основание крепостной стены, завершается слоем плотной земли, насыпанной сверху каменного основания, и после ту землю дополнительно утрамбовывают и укрепляют. Высота, на которую строители намерены поднять уровень берега, никак не менее шестнадцати рейнских фодов^[30] от уровня воды. На мой взгляд немного избыточно^[31].

Кажется, русский государь всерьёз вознамерился создать здесь новую столицу. Однако после разговора с кронпринцем Алексисом и его царственной матушкой у меня сложилось ощущение, будто замыслы царя куда более грандиозны.

Старая столица — Москва. Новая — Петербург. И древняя, с которой началась русская государственность — Киев. Идея недурна, однако может быть реализована лишь при полной безопасности от татарских набегов. Впрочем, как я понимаю, решением сей проблемы государь ныне и занят…'

5

А после торжества снова началась работа. На этот раз датского посла взяли в оборот вчетвером: царевич Алексей, Дарья, её сестрица и полковник Меркулов, постепенно становившийся одним из светил дипломатического небосклона. Датчанина пригласили на завтрак с государыней и царевичами, что уже само по себе свидетельствовало о самом добром расположении к его державе. Попасть на завтрак в семейном кругу августейшей особы — это в любой европейской стране восемнадцатого века было пределом мечтаний любого дипломата. Юст Юль хоть и происходил из семейства, дававшего Дании то морских офицеров, то политиков, но тонкости придворного этикета понимал. Потому явился точно в назначенное время и выбрал для визита не парадный наряд, в котором только вчера представлял верительные грамоты, а платье поскромнее, хоть и сшитое из недешёвого сукна.

Его проводили на второй этаж в покои царицы. Но едва лакеи распахнули перед послом двери, как он понял, что это будет не завтрак, а допрос. Помимо государыни и принцев за столом присутствовали супруги Меркуловы, хорошо знакомые ему по Копенгагену и переговорам, и ещё двое молодых людей в егерских мундирах, своей простотой выдававших невысокие чины… Впрочем, присмотревшись, Юль заметил, что, во-первых, кронпринц тоже щеголял в подобном мундире, а во-вторых, один из его друзей явно был девицей… Похоже, в России возникла мода на солдат-девиц. Одна вышла замуж и сменила мундир на юбку, срочно понадобилась следующая?.. Впрочем, как дипломат, Юст Юль предпочёл никак не выказать своё удивление.

— Будьте любезны, господин посол, присаживайтесь, — любезно улыбнулась ему государыня. — Давайте обойдёмся без церемоний, я их не люблю.

Место за столом ему отвели почётное — между царицей и наследником. Обменявшись дежурными фразами насчёт прекрасной погоды и отменных лёгких блюд, приготовленных царским поваром, они и впрямь вскоре перешли к главному.