Решили люди вняв желанью,
В суде том Гомера распять!
То были личности известные!
Богатые и интересные!
Один канадский модельер,
Другой румынский браконьер,
А третий варвар был из саксов,
Четвертый же все делал танцем.
Под барабанов бой ритмичный,
Он был один из них, принц-нищий!
И вот в судилище огромном,
Рассевшись на земле удобно,
Связавшись медленным вай-фаем,
Охаять там взялись!
Веселым дружным лаем.
Сказал канадский модельер, -
Он так описывал доспехи!
Что б мне не продать их вовек!
Смотрите! Общечеловеки!
Его доспех достойный мужа,
Был не отглажен! Не утюжен!
И материала дорого,
Не содержал он никакого!
Не заработать! Не резвиться!
Ему я ставлю: – Единицу!
Первопроходец браконьер,
Что в Греции авторизован,
За словом долго лез в карман!
Но, в Илиаде был подкован!
Какое безобразие!
Что честному Парису,
Вменил он в эвтаназии, -
Достойное стриптиза!
Елены похищение!
То ж для разнообразия!
Как средство развлеченья!
Развратной совести укол!?
За сим ему поставлю кол!
Вот сакс стоит, что с него взять?
Умом, он может не блистать,
Его достоинство одно, -
В геополитике оно!
Его немного возмутило,
Там поведение Ахилла!
Как мог слепой пустой поэт!
Союзникам добавить бед?
Все это янки не годится!
Лови несчастный! Единица!
Чуть не забыли про танцора!
А тот кричит! Держите вора!
Украл он жизнь у Мемнона! у нашего вождя!
Там-тамом не покрыта процессия сия!
Ему не буду петь, кружиться!
Его достойна Единица.
Когда на суд, несчастных сих,
Представлен гений величавый,
Он услужить не может им!
Его судить, – их дар лукавый!
Но все же уровень суда,
И рейтинг судей горделивых, -
Есть образ, – праздного труда!
Пустых насмешек душ ретивых!
«Коварство обольщения»
(по мотивам «Словенских вечеров» В.Т. Нарежного, вечер VII «Ирена»)
Вся прелесть утренней зари,
Ее ланиты так сияют,
Что путь от неба до земли,
Дыханьем роз благоухает.
И ветра кроткого порыв,
Как он подул из лона лилий,
В тот вечер чувства был прилив,
От красных дев, так тает иней.
Как кротость душ,
В спокойном сердце,
На солнце уж,
Как лист на древце,
В изображении светлых взоров,
В одежде, вышитых узоров.
Не подражайте дщерям чуждым,
Холодным, жадным, равнодушным!
В искусстве те прельщать стараются,
Коварством побеждать пытаются.
Любезностью расточительства,
Скрывая порок и разврат,
Те девы с ехидством почтительства,
Покинут пределы сих врат.
На кривды найдут наслоения,
И правды родятся цветы,
Найдут они вмиг одобрения,
И радость свершенья мечты.
Как древний огонь беспокойства до боли,
Что вдруг в Византию проник,
На Рюрика троне с правами по крови,
Наследник Владимир возник.
И в граде престольном,
С дружиной достойной,
В веселии как с естеством,
Владимир пирует, наперсниц балует,
Закрытых от глаз колдовством.
История есть с продолжением,
О киевском князе она,
Дружину сгубить обольщением,
Девица была послана.
Любимица римского кесаря,
Как та драгоценность ларя,
Ирина, как счастье иль бедствие?
Подарок достойный царя.
И вот в изумрудной долине,
Разбиты шатры изо льна,
В злаченом узоре, шелковой перине,
В белесом шитье полотна.
В средине один,
С золотою главицей,
В нем дева Ирина,
Сверкает царицей.
Ирина, доносятся звуки,
Волшебней один одного,
Ирина, сердец дружных стуки,
В предчувствии нового.
Усеяна златыми цветами,
Что сад украшают твой,
Идет в синеве и стали,
Безмолвием на покой.
Идет во след воителю
беззвучными стопами,
В чертог идет правителя,
Где мед течет реками.
Шумели громко витязи,
В сверканье молний взоров,
Вздымались груди в привязи,
В роскошестве узоров.
И робко очи преклонив,
Неловко взор потупив,
Вино как пригубив и чашу уронив,
Промолвила она, главу свою склонив:
«Великий повелитель, доблестных мужей!
Чья слава так гремит по всему свету,
Не звона погубительных мечей,
А мужа, я ищу, по твоему совету»
Папаевич, Рогдай,
Добрыня, Бурновей,
И все, что были славы меньшей,
Взгорелись как один,
«Ах будешь ты моей!»
И мир, вокруг, для них, – потух!
Не будет мил как прежде.
Цветочными сетями, прелести речей,
Красой своей, сражая горделивой,
Под скромных взор очей,
И прелести своей,
Окутала она всех витязей ретивых.
Один лишь Велесил, что пасмурный сидел,
И прелесть ту совсем не замечая,
Он отойти не мог от тягостных тех дел,
Софию потерял, внутри себя рыдая.
И вот минуло тридцать дней!
И каждый стал еще влюбленней,
Себя он мнил, что муж он ей,
А рядом был соперник, побежденный!
«Вы все открыли мне любовь,
Рекла она в кругу их узком,
Прольете ль вы друг друга кровь?
Чтоб знала я кто лучший русский?
А завтра с утренней зарей,
Сниму шатры, пойду в дорогу,
А кто из вас мне сохранит покой?
Покажет мне Чернигов? С кем поеду к богу?
И вопли дружные пошли со всех сторон,
И каждый метил тем быть провожатым,
Забыли братство, дружбу и как сон
Друг другу вздернули кулак вожжами сжатым!
Что стало с братьями? Владимир удивился!
Как точит их взаимная вражда!
В сердца бесстрашные их, гнев уже вселился,
И князь махнул рукой, вздохнул и удалился.
Лишь утро Киев светом осветило,
Как гостья на коне верхом,
С всем сонмом русских витязей,
В Чернигов поспешила,
Оставив князя в думах о лихом!
«Вот таково оно,
О Велесил могучий,
Подвластно чарам
Сердце храбреца,
Оставили друг друга,
Вслед за красой толкучей
За девою бегут,
Рабами колдовства»
Вот месяц уж минул,
Но нет героев страстных,
К Чернигову в поход,
За девою идут,
И слух идет с границ,
Лихие чужестранцы,
Нарушив мир войной!
Селенья наши жгут!
«Накажем вероломных!»
Прокричал Владимир!
И тысячи собрал,
Чтоб их вести в поход!
А Велесил сказал:
Не медли, князь,
Друзей твоих ретивых,
Тебе я приведу,
