– Ага, – обиделась Аня, – ее уморишь, как же… Ты ее, вон, еле с пола подняла… Лучше бы спросила, как я от бандитов отбивалась.
Люся с безвольно висящей на руках Дульсинеей бросила в ее сторону убийственный взгляд, и окончание фразы прозвучал несколько скомканно, не произведя должного впечатления.
– Ну и какого черта тебя сегодня понесло на улицу? – вернулась Люся к теме, которую, по-видимому, начала еще у себя дома, при этом продолжая тискать Дусю, доводя ту до состояния полной кошачьей эйфории. – Чего тебе в такую погоду дома не сиделось? И налей мне чай или кофе – хотя лучше чай, я вторые сутки на ногах, и кофе последние сутки пила ведрами. Да, мама тебе кусок жареной курицы с картошкой передала. Сказала, что у тебя, такой творческой натуры, хорошо если корм для Дуси есть. Ты же не в магазин ходила?
– Нет, погулять, но у меня еще есть гречневая крупа, сосиски и хлеб, – нимало не смутившись, возразила Аня. – А за курицу спасибо. Он же, наверное, голодный…
– Он – это кто? Это ты о своем бомже? Где ты его нашла? Еще раз спрашиваю – почему на пороге валяются хлеб и деньги?
– Я же пытаюсь рассказать, а ты меня все время перебиваешь, – разливая чай по большим кружкам, спокойно продолжала Аня. – У меня застопорилась писанина, и я решила прогуляться. На улице встретила Вовчика Никитина. Ты его помнишь – эти близнецы к нам в восьмом классе пришли.
– Помню – охламоны и двоечники.
– Именно. Этот Вовчик затащил меня в жуткое кафе. Оказывается, он сидел за какие-то темные дела, связанные с автомобильным бизнесом, а Витек до сих пор еще сидит.
– Веселые ребятки. Я еще в школе знала, что их ждет интересное будущее.
– И, как всегда, оказалась права, – произнесла Аня, заискивающе глядя в той в лицо, и продолжила: – Вовчик все такой же неопрятный, только еще и без зубов. Я еле от него вырвалась и на пороге кафе столкнулась с бомжом – он попросил денег на еду. А у меня было наличными только пятьсот рублей – я ему их и отдала…
– Какая интрига! А что помешало еще и ключи от квартиры предложить? – с иронией поинтересовалась Люся, не обращая внимание на откровенный подхалимаж со стороны подруги и одновременно извлекая из огромного баула завернутую в фольгу миску с жарким и коробку шоколадных конфет. – Хотя… он же адреса не знал. Поэтому ты сама его сюда притащила? И убери со стола эти странно потеющие чипсы, которые ты осмеливаешься называть сыром. – Она с презрением посмотрела на ломтики крепкого желтого цвета, напоминавшие залежалую картошку фри.
– Люся, он спас мне жизнь. Эти уроды, что все время сидят на детской площадке, ну ты их наверняка раньше видела. Они пристали ко мне, а бомж вступился, и они его даже
ножом ранили.
– Подожди, Анечка, дорогая, их же там человек пять, или шесть, или даже семь…
– Я тебе и пытаюсь об этом рассказать – он их так раскидал… То есть сначала я впала в ярость и их главарю чуть глаза не выцарапала…
– Не поняла. Ты что, с голыми руками?.. Одна? Кинулась на кого? На главаря? У которого, как я понимаю, еще было и оружие? Совсем разум потеряла?
– Они потребовали, чтобы мы разделись, полностью разделись… понимаешь? И он уже начал… ну меня и накрыло… а потом бомж их раскидал – я моргнуть не успела, а он даже хлеб из руки не выпустил… А потом оказалось, что у него на руке кровь… и я предложила пойти ко мне…
– Подожди, – Людмила окаменела. – Ты сейчас хочешь сказать, что он один раскидал всех и теперь с резаной раной руки, истекая кровью, принимает у тебя горячую ванну?!
– Душ, – потупившись поправила Аня. – И когда он туда пошел – кровь уже не капала…
– А если у него СПИД, или гепатит, или еще что-нибудь нехорошее? Тебе это не приходило в голову?! И как он мог их раскидать? А может, он не бомж, а переодетый преступник и находится во всемирном розыске? Или маньяк какой-нибудь? Прошу прощения за мою неделикатность, но, зазывая его к себе, ты о чем думала, а главное – чем?
– Он не похож на преступника, – мямлила Аня, стесняясь признаться, что ответ на последний вопрос ее тоже интересует. – Мне его стало жаль, и потом он ничего о себе не помнит. У него амнезия…
– Это он тебе так сказал? – Люся даже не старалась скрыть своего полного апофигея. – Анна, у тебя большие проблемы с головой, и мне надо бросить хирургию и пройти специализацию по психиатрии или мать Тереза по сравнению с тобой – монстр.
– При чем здесь мать Тереза? Тем более, с ней тоже не все так однозначно. – Аня обиделась окончательно и положила в рот одновременно две конфеты. – Не фсем физет в фифни…
– Прожуй сначала, человеколюбивая ты моя…
– Простите, а вы что-то говорили насчет одежды, – раздался хрипловатый голос из ванной. – Но я могу надеть и свою…
– Нет, – дружно ответили обе.
Людмила легко подхватила мобильный «шкаф» и как можно ближе подтащила его к двери ванной.
– Выбирайте, что вам больше подойдет.
И, чтобы не смущать гостя, тут же вернулась обратно.
– Я принесла все, что осталось от первого и от второго, – сообщила она сначала Дусе, а затем и Ане. – Будем надеяться, что-нибудь ему подойдет… И хватит есть конфеты, я не собираюсь их забирать домой, – это относилось уже только к Анне. – Сейчас он оденется, я его осмотрю, потом накормим его курицей и отправим восвояси, а сами пойдем к нам и нормально пообедаем… Или у тебя другие планы?
Приглашение касалось только подруги. Дуся с Оленькой и Поленькой дружбу не водила и «любила» девочек издали.
Мобильный, выдав звуки гимна, ознаменовал, что звонит заведующая, и это не позволило Анне сформулировать достойный ответ.
Светлана Владимировна была на пару лет ее старше, умная, красивая. Если бы не чрезвычайно серьёзное выражение лица (возможно, это было связано с занимаемой должностью), то ее можно было назвать сногсшибательной. Где у Светы был плюс, у нее, Ани, был минус, за исключением веса – здесь в плюсе была она. Взаимоотношения с заведующей были почти дружеские, чему способствовала любовь к книгам и полная неустроенность в личной жизни.
Радостно щебеча, Светлана сообщила, что наступил сентябрь – это для тех, кто еще не знал или уже забыл, – и у Настеньки, то есть Анастасии Васильевны, сыночек только пошел в садик и уже заболел, и Настенька, то есть Анастасия Васильевна, вынуждена взять больничный и… не может ли Аня их выручить и выйти завтра на работу?
– Без проблем, – тут же согласилась Аня, корыстно радуясь, что теперь у нее есть уважительная причина не писать статью – что поделаешь, производственная необходимость, и надо выручать коллектив. В конце разговора заведующая на ура выдала как аксиому, что Аня «лучше всех» и никто не сомневался, что она согласится, и именно на таких, как она, держится мир.
– Я так понимаю, завтра тебе на работу? – холодно озвучила результат своих умозаключений Люся. – А твоя заведующая в курсе, что последние несколько лет ты ни разу полностью не отгуляла отпуск и у тебя накопилась такая куча отгулов, что вы, донна Анна, до Рождества можете спокойно находиться дома.
– Они кое-что компенсируют деньгами… иногда… И потом, у Насти заболел ребенок…
– Если бы не теткина квартира, то тех денег, что ты зарабатываешь, едва хватило бы на корм Дусе. И если ты будешь столько работать, то своих детей у тебя точно никогда не будет… Останется, как Светлане, жить в мечтаниях о высоком и пахнуть книжной пылью.
– Ты тоже не всегда Шанелью благоухаешь, – возразила Аня и, набравшись духу, смело посмотрела подруге в глаза.
– Простите, что прерываю, но я вот… уже готов…
Подруги дружно воззрились на говорившего.
Незнакомцу было хорошо за сорок, возможно, меньше. По его изможденному лицу, подстриженным вкривь и вкось волосам и бороде судить было трудно. Худой до прозрачности, бледный до синюшности, высокий до неприличия. Джинсы на нем смотрелись весьма свободно и едва доходили до щиколоток. Оба Люськиных мужа были значительно выше среднего роста и никогда не страдали избыточным весом (несмотря на усилия тещи их откормить). Руки незнакомца висели как плети, и рукава серого свитера с кубическим рисунком на впалой груди не закрывали узких запястий. Всем своим видом он напоминал старшеклассника после летних каникул, примерившего старую школьную форму. Общий вид в сочетании с виноватым выражением лица вызвали острое желание накормить его и обогреть.
