Как же я удивилась, когда, зайдя в квартиру, обнаружила врачей скорой у себя в квартире.

– Он довёл меня до инфаркта! – визжала Лариса Васильевна.

– Что-нибудь серьёзное? – тихо спросила я стоящую в проёме гостиной двери женщину в форменной куртке.

– Блажит, – ответила она.

– Что здесь происходит? – громко спросила я, делая шаг в комнату.

– Вот! Полюбуйся, до чего довёл меня твой сын! – торжествующе изрекла свекровь, демонстративно прикладывая ладонь в перстнях к груди.

– Справку о состоянии здоровья пациента выдаёте после посещения? Вы фиксируете у себя причину вызова и результаты? Чтобы не было разночтений? – спросила я громко, пользуясь паузой в стенаниях Ларисы Васильевны.

– Конечно, фиксируем. Справки только близким родственникам, – повернувшись и сворачивая провода портативного прибора для снятия кардиограммы, устало сказала женщина-врач, вставая со стула.

– Вы что? Так и уедете? А укол мне от сердца? – очнулась свекровь.

– У вас нет показаний для уколов. Всё в пределах возрастной нормы, – ответила ей врач.

– А от нервов? – взвизгнула Лариса Васильевна, протягивая театральным жестом руку в сторону врача.

– А от нервов – это по назначению лечащего врача из поликлиники, – спокойно сказала врач, закрывая свой чемоданчик.

– А госпитализация! Я требую госпитализации! Я не могу находиться в таких невыносимых условиях! Не смейте уходить! Я буду жаловаться! – голосом страдающей императрицы в изгнании стонала свекровь.

– У вас нет показаний для срочной госпитализации. Извините, у нас много вызовов. – сказала врач и вышла вслед за своей коллегой из квартиры.

– Что здесь произошло? – строго спросила я, закрыв двери за врачами.

– Твой сын…

– Я не у вас спрашиваю, Лариса Васильевна. Помолчите минуту, – жёстко сказала я и посмотрела на стоящего весь этот спектакль в дверях своей комнаты Юрку.

– Я занимался в своей комнате, когда ба влетела ко мне и начала орать… кричать, – исправился он под моим взглядом.

– Причина? – я не отводила взгляда от сына.

Он казался спокойным. Но жилка на виске билась тревожным ритмом. И губы были крепко сжаты.

– Твой сын долбил в барабаны! – ворвалась в наш разговор свекровь.

– Лариса Васильевна, скажите, зачем вы зашли в комнату к своему взрослому шестнадцатилетнему внуку без стука, когда он занимался музыкой? – спросила я её.

– Он мне мешал отдыхать! – пафосно заявила она.

– В звукоизолированной комнате? – тихо изумилась, заводясь от этой бесконечной театральщины.

– Да! Я что, не имею права войти в любую комнату в квартире моего сына? – взвизгнула в очередной раз тяжелобольная сердцем пожилая хамка.

– В комнаты мальчиков нет, не имеете права входить без стука и без приглашения! Пожалуйста, ведите себя прилично в моём доме! У нас не принято кричать и разговаривать на повышенных тонах! Если вас что-то не устраивает, я могу заказать вам гостиницу. Терпеть ваши причуды у меня нет ни желания, ни настроения! – чётко и тихо проговорила я ей в лицо, с удовлетворением замечая, как она, вдохнув, желала продолжить, но видно, слова про гостиницу всё-таки дошли до её мозга.

– Где Женя? Не звонил ещё? Закончились у него занятия в художке? – повернулась я с вопросом к Юре.

– Звонил, что сел в автобус. Скоро будет, – ответил он, всё ещё сжимая губы.

– Я в магазин. Ты со мной? – улыбнулась я ему.

– С удовольствием, ма!

И уже захлопывая двери, я поймала торжествующий взгляд Ларисы Васильевны.

Вот неугомонная старуха!

– А кто вызвал скорую? – спросила я пыхтящего словно ёжик Юрку.

– Я! А что? Не надо было? Она начала хвататься за сердце и кричать, что у неё инфаркт! Я и вызвал… – всё ещё защищаясь, пробухтел ребёнок.

– Молодец, что вызвал! Теперь у нас есть, если что, документальное подтверждение о её здоровье. Ты молодец! Всё правильно сделал. Не нервничай, – попыталась я приобнять своего старшего сына.

– Ну, ма-а-а-а, ты что? – вывернулся он.

– Давай присядем на минутку, что-то мне душно. Да и Женьку нужно подождать. Если Лариса Васильевна тебя так взбодрила, то Женечку она до слёз доведёт, – попросила я сына, увидев скамейку в соседнем дворе.

– Когда она в прошлые разы приезжала, то была вроде потише, – пробурчал Юра.

– Папа брал огонь на себя, похоже, – усмехнулась я, вспоминая, как они вечерами уходили из дома вместе.

Муж сопровождал маму в театр или на выставку. Был идеальным сыном. А по утрам, когда я убегала на работу, мадам ещё отдыхала. Так что такого прямого столкновения у нас не бывало давно.

Вот не приспособлена я для скандалов. А здесь вся суббота – сплошное родео. Мне эти африканские страсти претили всегда. Считала, что человек разумный всегда договорится с другим разумным человеком.

И вот теперь сижу и чувствую себя реально больной. Столетней. Два предательства за два дня – слишком для меня.

Ещё и сумасшедшая старуха.

– Жень, ты где сейчас проезжаешь? На Беломорской уже? Отлично. Мы с Юрой ждём тебя в тени на скамейке в соседнем дворе. Не пробеги мимо нас, – предупредила я младшего, прикрыв глаза.

Нельзя сейчас анализировать, что случилось, и как я дошла до жизни такой. Позднее. Потом.

Я подумаю об этом потом.

Сейчас у меня всклокоченный Юра и уставший после тренировки и художки Женя.

Заходящее солнце пробивалось сквозь молоденькие листочки тополей, что раскидали везде свои пахучие клейкие почки. Гудела рядом не замолкающая ни на минуту Ленинградка. Жизнь катком, бесконечной волной, потоком грозилась захватить, закружить, заморочить меня своим водоворотом.

Словно щепку или крошку-лодочку без руля и с порванным парусом.

– Ма-а-а? А что это вы тут сидите? – протянул подошедший Женечка удивлённо.

– Там ба концерт устроила. Мы тактически отступили, – пробухтел Юрка.

– Ребят, а пойдёмте протестируем, чем «Просто точка» отличается от Макдака? – предложила я, открывая глаза и стряхивая с себя, отодвигая ненужные сейчас мысли.

Я большой разницы в бутерах не заметила. Но мне сейчас было всё равно. Главное, что самой сейчас не готовить, а мальчишкам в радость. Мы заняли железный столик на улице, и я смотрела, задумавшись, на окна нашего балкона. Безумно устала.

– Ребят. У меня к вам просьба. Все разборки с Ларисой Васильевной веду только я. Не вступайте с ней в дискуссию. Ок? – обратилась я к мальчишкам, пытаясь минимизировать их общение со вздорной старухой.

Мы зашли в квартиру, и Женька вскрикнул, с ужасом глядя на то, как моя свекровь, вырядившись в шелковый халат с драконами, как попало переволакивает вещи из его комнаты в комнату старшего брата, наступая при этом на рассыпавшиеся краски.

Вот тварь!

Куда только подевалась моя усталость! Красная пелена встала перед глазами. Что эта мымра себе позволяет?

Я подтолкнула мальчишек в сторону кухни и шагнула вперёд, загораживая ребят от старухи.

– Что вы делаете без разрешения в моей квартире? – зашипела я на неё.

– Половина этой квартиры принадлежит моему сыну! А значит, и мне! Две комнаты я, так уж и быть, оставлю вам, а две комнаты – займу я! И не смей мне мешать! – картинно уперев руки в бока и вскинув голову громко продекламировала эта сумасшедшая.

– Я вызываю полицию, и им будете доказывать, как оказались в этой квартире без прописки и моего разрешения. – усмехнувшись, ответила я, доставая телефон.

– Здесь живёт мой сын! – вскрикнула Лариса Васильевна, с беспокойством глядя на мои руки.

Ага. Всё она понимает, эта хамка старая. Просто отпора не получала давно. Гнёт в истерике свою линию, как привыкла, когда с ней считались.

– Где? Где вы видите вашего сына? И как вы докажете полиции, что вы его мать? – блефовала я.

– Ты не посмеешь! – зашипела змеёй свекровушка.

– Раз у вас так много здоровья, что хватает на перестановку, то вещи вы успеете собрать за полчаса. Через полчаса я выставлю вас за дверь с чемоданами или без. С полицией или без. Выбирайте: поезд или гостиница? По-людски мои дети помогут вам донести вещи, или вы останетесь на коврике около двери на лестничной площадке, – чётко и зло, яростно, проговорила я.