– Жестоко? Потому что ты хотела быть с тем человеком?

– Да. Я очень его любила… А он… Не знаю. Он так обрадовался, когда узнал, что Игорь со мной не будет разводиться… Избежал ответственности! А ещё врач, называется! А сейчас я, знаешь, что подумала? Надо мне Вальку с ним познакомить… Он же должен знать своего настоящего отца!

– Ой… Ася. А тебе не кажется, что для девятилетнего мальчишки это будет чересчур: один папа – который воспитывал, другой – который теперь с мамой будет жить, да ещё третий какой-то – типа «настоящий»?

– Думаешь? Наверное, ты права… Но мне так хочется Игорю больно сделать! Отомстить ему за всё. Но ничего, я всё-таки замуж выхожу! Пусть теперь смотрит и локти кусает! Я после нашего развода сразу себе цель поставила – обязательно выйти снова замуж, доказать ему, что я любима, нужна! И вот как Бог помог: буквально через месяц я Андрея встретила! Сейчас думаю, а что было бы, если б я тогда в баре не напилась и не отдала ему записку со своим номером телефона… Но, видимо, так всё и должно было быть! А эти пускай сидят там, два неудачника, дружно толстеют и завидуют, какая мы с Андреем красивая пара! Кстати, я показывала тебе наши фотографии из Питера? Мы же там фотосессию заказывали, Love Story… Очень здорово получилось, вот, посмотри…

Ася подсаживается ко мне, кладёт на стол передо мной свой новенький Айфон и, изящно оттопырив безымянный пальчик, на котором сверкает бриллиантовое колечко (и телефон, и украшение – подарки Андрея), указательным «листает» фотографии и увлечённо комментирует.

За окном стремительно смеркается, – декабрьский день короток, – и разноцветные огни реклам и новогодних гирлянд теперь сияют так ярко, так весело и празднично в тёмно-фиолетовых зимних сумерках.

Августовское солнце припекает из всех сил. Льётся расплавленным золотом на изумрудную листву, на двускатные, островерхие крыши дачных домиков, на деревянные, давно не крашеные заборы. Раскалённый воздух напоён ароматами каких-то трав и цветов, но мой нос чутко улавливает в этой симфонии запахов самый любимый – флоксы! Лиза – в широкополой соломенной шляпе, старой мужской рубашке, завязанной узелком на невероятно тонкой талии, в потёртых джинсовых шортах, и с большими садовыми ножницами в руках, – выглядывает из-за угла дома.

– Олечка! Иди-ка сюда, посмотри, какую красоту мы с Нюшей нашли!

Я ставлю на землю пластиковую канистру с водой, которую притащила с ручья, и покорно иду смотреть красоту. На зелёном листе флокса спит большая карамельная улитка. А Нюша умиленно смотрит на неё, согнувшись в три погибели, ежесекундно поправляя сползающие с носа очки.

– Лиз, я принесла четыре канистры. Хватит, или ещё сходить набрать?

Лиза задумывается на пару секунд, потирает переносицу под мостиком своих очков – почти таких же, как у Нюши.

– Давай ещё две, наверное, если ты не устала.

– Не устала. Я бы устала на грядках пахать, как вы с Нюшей. А просто гулять туда-сюда – что уставать…

– Ой, что ты, Олечка! – Лиза улыбается, и улыбка её светит из-под широких полей шляпы, как августовское солнце. – Мне так хорошо здесь, я от этой работы не устаю совсем, даже отдыхаю! Так отвлекаюсь от всего! Жалко только, что мы с Нюшей не можем теперь с ночёвкой приезжать! Родителей нельзя оставлять. Папа в одиночку с мамой не справится.

Словно эхом к её словам звонит мобильный на веранде. Лиза торопится ответить, на ходу вытирает узкие ладони мокрой тряпкой.

– Да, папуля! Ну, я бежала с огорода, руки грязные были. Да. Что там? Ты покормил её? Поела? Сколько съела ложек? Ой… Ну, ладно, хоть так. А лекарство не забыл? – Она переступает с ноги на ногу, трогает носком старенькой кожаной сандалии какой-то прутик на дощатом полу веранды. – Да, я сделала всё, как ты сказал. Помидоров совсем немного будет, но всё-таки что-то будет. Наверное. Ну, я уж не знаю, почему, что-то им не нравится в этом сезоне!… Нет, не поэтому, папуля. Как ты говорил, так мы с Нюшей всё и сделали. Да. Ты сам-то покушал? Таблетку выпил? Молодец. Хорошо, я позвоню, как будем выезжать. Не скоро, работы ещё много. Позвоню. Пока, папуля. Давай. Давай. Пока.

Я ухожу с очередной канистрой к ручью. У воды так хорошо в жаркий день. Присаживаюсь на деревянные мостки, наблюдая, как струится хрустальный, играющий весёлыми бликами поток воды… Сидела бы и сидела здесь, хоть целую вечность.

Понимаю теперь, почему Лизу так тянет в это место… Во-первых, здесь прошло её детство, когда родители были ещё молоды и полны сил. Во-вторых, это действительно какой-то рай по сравнению с тесной, душной, насквозь пропахшей старостью, болезнью и лекарствами квартирой, где Лизе в течение многих лет, день за днём приходится поддерживать едва теплящийся огонёк жизни в восковом, почти обездвиженном мамином теле и попутно вести борьбу с папиными капризами и упрямством….

Каково всё это наблюдать взрослеющей Нюше, я даже представить не могу. Хотя, наверное, она уже привыкла. Как и привыкла всё время быть рядом с матерью, словно её тень, её двойник… Раз в месяц она видится с отцом, но их отношения больше похожи на отношения брата и сестры. Подруг у неё нет. Недавно, правда, подружилась с мальчиком – в театральной студии, где занимается под руководством мамы.

Помню, Лиза когда-то мечтала стать актрисой. Теперь вот ставит спектакли с детьми. И не только ставит, а ещё и пишет сценарии, и песни к ним, и сама порой играет на сцене и поёт… Как ей удаётся всё это успевать, одному Богу известно. Наверное, Он и пособит. Хотя сама Лиза в Бога не верит категорически. Не любит всё, связанное с религией и церковью. Она такая типично советская девочка из семьи госслужащих, где в доме всю стену занимал стеллаж с книгами (он, кстати, по-прежнему на месте, правда, заполнен теперь больше по Лизиному вкусу – не классикой, а фантастикой и фэнтези), где постоянно смотрели и пересматривали отечественные добрые фильмы о любви и дружбе, а Лиза пересматривает их и теперь, стойко ограждая и себя, и Нюшу от всего современного, западного, авангардного… Порой мне кажется, что она так и осталась там, в далёком нашем прошлом, а приезжая на дачу, она и вовсе словно открывает портал в свое счастливое беззаботное детство….

Ручей тихонько напевает свою незамысловатую песенку, а маленькая птичка, невидимая в густой листве, вторит ему, задумчиво и немножко грустно. Я отправляюсь в обратный путь со своей булькающей в запотевшей канистре ношей.

– Вот, теперь хватит точно. Отдыхай, Олечка. Можешь вон в гамак лечь, Нюша его привязала… Не надо нам помогать! Справимся… В прошлый раз Сеня с нами ездил, так он знаешь как тут пахал, мы с Нюшей не успеем глазом моргнуть, а он уже другую работу просит! Вот, что значит мужская сила!…

Лизины русалочьи глаза – пусть и окружённые уже сеточкой ранних морщинок – сияют, как алмазы из-за стёкол очков. В голосе начинают явно угадываться нотки кокетства и страсти, которые неизменно появляются, когда Лиза говорит о мужчинах, причем, любой возрастной категории. Нюша же при упоминании о Севе заливается краской, так, что россыпь прыщиков на лице становится незаметной на общем фоне и, сутулясь ещё сильнее обычного, ретируется за кусты крыжовника.

– Но мы в долгу не остались, конечно! – Лиза переходит на полушёпот, чтоб Нюша не слышала, но оттенок чувственного восторга в её голосе не блекнет. – Мы взялись помогать Сене с учёбой… Оказалось, что там всё очень запущено, а экзамены-то на носу. Так что я срочно стала учить физику, Нюша – повторять геометрию, а мы обе – литературу. Вот, всё лето занимались. Нет, он не просил, конечно! Но он был в такой депрессии и панике к концу учебного года, что никак нельзя было не помочь. Не знаю, что из всего этого выйдет, но опыт был интересный.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.