– Да нет, не должно. Готовят уже. Брака не должно быть. Обкатаем первую поставку, а потом уже большие партии можно.

Затягиваюсь сигаретой, кивая Тохе, но перед глазами на секунду та мелкая всплывает. Как она занятно кашляла от дыма, глазища ее изумрудные еще сильнее слезами наполнились, губы от волнения раскраснелась, как и щеки. Кукла самая настоящая.

Одно только не понимаю, какого черта она тут забыла. Неужели не могла нормальную работу найти, где угодно, но не здесь.

Малая стремалась попасть в детдом, и верно делала. Такая доморощенная тепличная кукла там бы просто не выжила. Ее бы сломали. Менее, чем за неделю. Я бы сам ее сломал, я знал законы здешних мест отлично, также как и Тоха, Фил, Хаммер. Последний правда, домашним был, но только по бумагам. Мы как волчары дикие росли, выгрызая себе кусок мяса, не боясь ничего, и никого.

Сегодня думаю, малая не придет уже, дак нет, приперлась, притом видно, старается. Святая невинность, мать ее.

Стук в дверь заставляет отвлечься.

– Михаил Александрович, можно вас на секунду?

Алена. Обычно не приходит без надобности, а если и является, то точно какое-то дерьмо в зале происходит.

– Что?

– Да девчонка та. Новая наша уборщица…

Алена руки как-то мнет, ее глаза взволнованно бегают.

– Свалила?

Хоть бы да. Веселее бы стало. Такой чудной и упрямой девки я еще не видел. Одни проблемы, походу, от нее.

– Да нет, она это, убирала, все вроде нормально было, а потом резко упала, будто подкосило ее. Без пяти уже, сейчас Влад дверь откроет, а она там в зале лежит. Я бы скорую вызвала, или как. Михаил Александрович, что делать с ней?

Переглядываемся с Тохой.

– Не смотри так на меня, Бакир. Ты сам ее нанял. Не я.

Черт.

Поднимаюсь и иду в зал. Влад уже названивает, а это значит, толпа под дверьми и пора начинать.

– Где она, показывай.

– Вон там…

В углу замечаю собрание. Девчонки танцовщицы уже в костюмах в клубок сбились, и я понимаю, что из-за этой сопли мы только теряем время.

– Ой, Михаил Александрович, вы здесь…

– Расступились все. Идите работать!

Тоха разгоняет их, и только тогда я вижу куклу. Она лежит на полу, спиной упершись в стену. Белая, как эта самая стена. На ней какой-то жуткий балахон, а не форма. Явно больше по размеру раза так в три.

Наклоняюсь к ней. Длинные русые волосы в тугую косу заплетены и выбились немного, кожа белоснежная, маленький курносый нос, губы пухлые, ресницы пушистые русые.

Точно как кукла, и сейчас она не шевелится. Совсем.

Присматриваюсь ближе. Под наркотой? Хрен ее знает. У нас все было, сказать бы только, чего тут не было.

Убираю волосы, прикладываю ладонь к ее шее. Хочу услышать пульс. Выглядит малая хреново, и это еще слабо сказано. Бледная, как поганка лесная, дышит тяжело и слабо.

– Ну что, боже, умерла?!

Алена щебечет под руку.

– Алена, типун тебе на язык! – кричит рядом стоящий Тоха, поглядывая на часы.

Под пальцами улавливаю стук. Есть пульс. Она просто сознание потеряла.

– Нет, живая. Эй, просыпайся.

По щеке девочку хлопаю. Не сильно, пару раз, тут же ощущая нежность прозрачной кожи.

Кукла глаза медленно открывает, и смотрит на меня затуманенным взглядом. Невольно отмечаю, что она сильно горячая, точно кипяток, и одного только не понимаю – почему я должен с ней возится.

– Живая?

– Да.

Смотрит на меня соловьиными глазами, отвечает так тихо, что приходится наклониться к ней ближе и невольно вдохнуть запах. Яблоками пахнет. Сладкими.

– Хорошо. Так Тоха, займись ею.

Поднимаюсь.

– Я? Неет!

– В смысле? Ты охренел?! Я еще буду тягаться с этой? Кто мой заместитель, мать твою?

– Бакир, меня Люда ждет! Она загрызет меня, если я снова вовремя не вернусь. Я пошел, да и живая эта, смотри, уже даже моргает.

– Тоха, ты меня заебал уже со своей Людой! Первый и последний раз. Иди.

Отпускаю его. Перевожу взгляд на малую.

– Какого черта с тобой было?

Пытаюсь хоть что-то понять, но девка не спешит говорить. Как ежик вся сжалась и даже не смотрит на меня. Вижу только, что она как-то руки к себе все время прижимает, и тут я понимаю, что что-то тут не то.

– Все нормально…

Лепечет сухими губами, тяжело дыша, и тогда я хватаю ее за руку и сдираю перчатки, слыша истошное мяуканье малой.

Она пытается отбиться, но ее слабые трепыхания ничто по сравнению с моей силой.

– Ааай! Пустите!

– Тихо, я сказал!

Ладони у нее маленькие, пальцы тонкие, горячие. Задираю ее свитер до локтей.

Просто хочу проверить, не наколота ли она, и нет, на белой коже следов иглы нет, однако то, что я вижу, мне совсем не нравится.

Обе ее руки в бинтах, которые съехали, а под ними я замечаю жуткие красные пятна.

– Твою мать!

Ожоги. Хреновы ожоги на обеих руках. От химикатов.

Кукла при этом дергается и начинает скулить, пытаясь убрать из моих рук свои ладони.

– Михаил Александрович, там толпа скоро дверь вынесет, что делаем?

Влад заходит в зал и я понимаю, что времени тянуть больше просто нет, тогда как эта лялька даже встать сама, походу, не может.

– Сюда иди.

Знатно чертыхаясь про себя, я подхватываю эту соплю на руки и быстро уношу из зала.

Я прихожу в себя от каких-то грубых хлопков по щеке, и открыв глаза замираю. Кажется, я сижу на полу, тогда как прямо возле меня наклонился Бакиров. Близко, очень близко ко мне.

Рядом почему-то стоит Алена перепуганная, Анатолий, а еще…Михаил Александрович мои руки в своих огромных ладонях держит. Крепко, намертво просто.

Я хочу встать, но боль в руках такая сильная, что я даже плакать не могу. Боже, сегодня второй день, как я тут работаю и похоже, он же и последний.

Если честно, мне хочется под землю от стыда провалится, когда этот бандит руки мои при всех осматривает, зачем-то задрав свитер до самых локтей. Бакиров строго так смотрит, пристально, не давая и шанса вырвать руки из его огромных лап и почему-то знатно чертыхается, когда видит мои ожоги. Его взгляд темнеет, и я сжимаюсь в тугой комок у стены, однако уйти мне никто не дает.

– Иди сюда.

Я не понимаю, что происходит, пока в одну секунду Михаил Александрович меня на руки не подхватывает, просто как пушинку! Он делает это с легкостью, тогда как я начинаю паниковать. Этот мужик просто огромный по сравнению со мной, и еще он меня куда-то несет, и уж точно не на выход.

– Не…нет!

– Цыть. Не пищи.

Его руки словно из стали сделаны, и как я не стараюсь вырваться, Бакиров сильнее. Он держит меня, подхватив под колени и за спину, несет, прижимая к себе, точно медведь. У меня нет ни шанса, ни одного.

Невольно запах его вдыхаю, оказавшись близко к груди. Сигареты и мускус, очень приятный мужской одеколон. Хвоя и крепкий кофе. Застываю. Боже, что делать, куда он меня несет…

Звенят ключи, и вскоре дверь открывается.

Михаил Александрович меня в свой кабинет заносит. Я понимаю это сразу по стойкому запаху кофе и сигарет в этой комнате. У стены черный кожаный диван стоит, на который он меня усаживает, как куколку.

Алена следом заходит, прикрывая дверь. В ее руках какая-то коробка, а у меня слезы в глазах, хоть и я стараюсь выглядеть спокойной.

Руки невыносимо уже просто болят, и я бы разревелась в голос, если бы была одна, а так сцепляю зубы.

Терплю, не хочу, чтобы они видели мою слабость, особенно Бакиров, который и так уже похоже, едва сдерживается, чтобы меня не выкинуть отсюда.

– Ален, обработай и валите.

– Я? Вы что нет, я крови боюсь, Михаил Александрович!

– Я пойду…

Срываюсь с дивана, но тут же жалею об этом.

– Сидеть!

Нет не просьба. Приказ, заставляющий меня обратно сесть на диван и притихнуть от громового низкого баритона Михаила Александровича.