— О чем вы? — спросил Эдвард как будто бы с растерянностью.
Подумалось, что брат бы сумел выжить, даже не имея титула и родового состояния. В конце концов, актер из него просто превосходный.
— Я… Я говорил с Чергэн, Эдвард, когда вы лежали раненым. И просил ее стать моей любовницей. За вашей спиной.
Что же, Де Ла Серта действительно не обманул наших с братом ожиданий, притом изрядно повеселив, хотя в моем веселье все-таки имелась изрядная доля злости. Цыганская гордость тоже сильна, порой казалось даже, что куда сильней гордости благородной леди.
— Я знаю, она сказала мне сразу же, — спокойно ответил мой близнец и бросил долгий взгляд туда, где скрывалось мое окошко.
Де Ла Серта словно бы окаменел. Я видела, как неестественно прямо развернулись его плечи и показалось даже, что молодой человек подсознательно ждет удара.
— Она сказала… И почему же ты…
Ибериец смолк, не закончив фразы. Верно, не мог подобрать подходящих для этой неловкой ситуации слов."…не попытался меня убить"?"…не разорвал нашу дружбу?" "…не ударил меня?". Столько вариантов просятся на язык, но ни одного не вымолвить. Я могла только представить, каково сейчас Мануэлю Де Ла Серта.
— Потому что знаю Чергэн, знаю, как на нее смотрят. Знаете, друг мой, ее имя означает "звезда", и завораживает Чергэн действительно как звезды в ночном небе, — произнес задумчиво Второй… а Мануэль Де Ла Серта не спешил отвергать этот первостатейных бред.
С каких же пор Чергэн вдруг стала действовать на сильный пол как-то магнетически? Одна из многих в таборе, да и лицо… В нем нет ничего примечательного, о чем то и дело говорят за спиной леди Евы Дарроу.
— И вы ничем не встревожены? — поразился такому спокойствию Эдварда Мануэль. — И не обижены?
Второй пожал плечами.
— Тревожиться за Чергэн? — хмыкнул он насмешливо, даже не пытаясь скрывать своего веселья. — В своем ли вы уме? Она из тех, кто может постоять за себя и сама. И если Чергэн все еще не с вами, значит, отказала, так и о чем речь вести?
Де Ла Серта растерялся совершенно. Мужчинам свойственна если не ревность, то чувство собственничества, что заставляет с оскаленными клыками отстаивать женщин. Разумеется, иберийцу невдомек было об истинном положении вещей. Сестер подчас тоже ревнуют, но иным образом, отличным.
— Как у вас все просто… Но теперь она словно бы пропала, — как будто бы с обидой воскликнул Мануэль, и его акцент словно усилился от волнения.
Второй не выдержал — расхохотался.
— Ну, все же, вспомните о совести, друг мой. То, что я не вызвал вас на дуэль за свою цыганскую даму, вовсе не означает, что стану теперь помогать с ней увидеться. Это уже изрядный перебор, не находите?
Де Ла Серта словно бы смутился, но не настолько, чтобы отступить.
— Что вам в цыганке? Тех, кого желают, — ревнуют, могут они постоять за себя или нет. Отдайте ее мне, Эдвард.
Но я ему не вещь.
Во мне подняла голову злость, которая, кажется, поутихла с момента возмутительного, оскорбительного разговора.
— Живого человека — и отдать? — с издевкой спросил Эдвард, которого тоже переставала понемногу забавлять тема разговора. — Чергэн сама принимает решение, друг мой. Она свободная женщина и обладает собственной волей.
Сама концепция свободной женщины, конечно же, Мануэлю показалась дикой, ведь всем известно, что за нас, слабый пол, всю жизнь решают мужчины, отцы, мужья, порой, и сыновья. А сами за себя решают разве что зовущиеся падшими, да и то, лишь те, кто продают себя на короткий срок. А вот если речь заходит о содержанках — тут уже иной разговор.
Какое счастье, наш отец иначе смотрит на жизнь и женскую участь. И наша мать, и я, и Эмма никогда не чувствовали себя бесправными придатками к мужчинам нашей семьи. А меня так и вовсе ставили даже выше Эдварда. Первая — и этим сказано все.
— Но если вы от нее откажетесь, не станет ли она искать иного… покровителя? — все не унимался Де Ла Серта, в котором желание получить недоступную игрушку, кажется, заглушило сам здравый рассудок.
Я сумела разглядеть, что брат улыбаться уже перестал, на его лице застыло выражение угрюмости, которая обычно Эдварду была совершенно несвойственна.
— Чергэн вам не по зубам. Ищите себе другую куклу на забаву, Мануэль. Прекратим этот разговор, если не желаете поссориться со мной всерьез, — отрезал мой Второй с усталым недовольством. — И мне казалось, вы искали цыганку с бала, девушку нашего круга, что вращается в свете, остроумную и образованную. Так что же, позабыли любовь под маской?
Де Ла Серта как будто стушевался, не сразу найдясь с ответом. Пока он молчал, мое сердце стучало все быстрей и замерло на пару мгновений, когда молодой человек подал голос.
— Она ведь не покажется сама. Скрывается от меня как от чумы, словно бы тот поцелуй в саду стал для нее позором и проклятьем… И что на самом деле в той цыганке? Она же все-таки была фальшивой, изображала ту свободу и живость, которых в ней и не было на самом деле. Были бы — она бы уже ответила на мой призыв. В Альбине подобных дам и не найти, не так ли? Здесь идеал — твоя сестра. Строга, сурова, холодна как мраморная статуя… Такие только притворяться могут живыми… Чергэн же настоящая. Пусть и дикарка.
Ну, что же, хотя бы он оставит свои попытки разыскать таинственную леди с бала-маскарада, и мне чуть легче будет, не придется ожидать подвоха и путать следы. И все же стало немного… грустно. Неужто все эти бесконечные недели я все еще надеялась на нечто особенное, на то, что Мануэль меня узнает, узнает и примет такой, какая я на самом деле?
Подчас я не умней всех прочих девиц в свете и так же падка на привлекательную внешность и страстные взгляды. Какая жалость.
"Опомнись, Чергэн, — прозвучал в голове все тот же странный голос. — Страдать так из-за мужчины? Страдать из-за гаджо?"
Я обмерла, осознав, кто снова заговорил со мной, и что именно сказал. "Гаджо" — цыганское слово. Быть может, конечно, неизвестная сущность нашла его в моих же мыслях… А если нет? Если чтобы это ни было… оно цыган или цыганка? Стоило поговорить с тетей Шантой обо всем случившемся, как колдунья отцу она если и уступала, то немногим, а там, где речь идет о магии рома, спрашивать лучше именно у рома.
А пока следовало вернуться к Эмме и Теодоро и играть хорошую хозяйку дома, пока матушка отъехала по делам благотворительности. Впрочем, леди Кэтрин Дарроу милостиво позволяла нам, своим дочерям, принимать наших гостей без ее участия, дома она или нет.
Младшая уже читала младшему Де Ла Серта какой-то любовным роман. Голос сестры казался преисполненным вдохновением и восторгом, а в глазах светилось фамильное злорадство семьи Дарроу. Эмма с огромным удовольствием мстила младшему Де Ла Серта. Подозреваю, за все его большие и малые прегрешения разом.
Заметив меня, няня Шарлотта бесшумно как тень удалилась. В моем присутствии за честь Эммы беспокоиться не было нужды.
— "О, прелестная Гортензия…" — томно выдохнула сестрица, и тут ее многострадальная жертва подорвалась при виде меня. Давно не удавалось увидеть в чьем-то взоре такую чистую и искреннюю радость, обращенную на меня.
— Леди Ева, мы без вас скучали.
Как не рассмеялась, сама не поняла, но торжественное и строгое выражение лица сохранить все же удалось. Младшая поспешно спрятала лицо за книгой, она-то точно злорадно ухмылялась, я в ее возрасте не умела держать лицо так же хорошо, как и сейчас, и тоже вот так пряталась за книгой или нотами.
— Мне приятно слышать это от вас, сэр. Хотя я и расстроена, что вы скучали.
Эмма затрепетала длинными ресницами и бросила в сторону джентльмена томный нежный взгляд.
— Сэр, но разве вам не понравился этот чудесный роман? — милым голоском пропела младшая, и над Теодоро Де Ла Серта повисла угроза пережить еще одну главу любовной истории до возвращения Эдварда и Мануэля. Эмма тоже не была любительницей настолько уж сентиментального чтения, хотя, в целом, не брезговала романами для леди, но ради мелкой и подлой мести Де Ла Серта сестра готова была пережить небольшой дискомфорт.
