Это... Это он, сука, пошутил, что ли, так?! С-сокрррушу!

44.

Водными процедурами забавлялись до самого приезда пиццерифовцев - тем пришлось довольно долго колотиться в дверь, пока стук их сквозь шум воды донесся до ушей счастливой троицы. Накинув на мокрое тело халат, Елка умчалась принимать заказ и оценивать качество его исполнения. Петяша с Катей снова остались вдвоем: Петяша начал - праздник так праздник! - насвежо бриться, а Катя, никогда не видевшая, как оказалось, подобного процесса вживе, с интересом наблюдала за ним, нежась в теплой воде.. С неторопливой тщательностью обрабатывая подбородок стареньким безопасным станочком и следя за ходом операции посредством зеркала, Петяша благодушно обозревал в уме череду нежданных удач. С голоду не помер, денег заработал, тщеславие удовлетворено, и - надо же! - даже с Елкой и Катей все так здорово само собою вышло... Благодать! Может, к морю куда-нибудь теперь втроем махнуть, недельки на две? А что; денег - хватит... Но мысль о деньгах тут же скомкала, смяла в комок все наработавшееся за последние дни благодушие. Пришло на ум, что невиданная удача с деньгами свободно может оказаться первой и последней, снова вспомнился Борис со всеми его странными байками, всплыл на поверхность неприятный, надо сознаться, осадок, оставленный последней беседой с Димычем... А самым неприятным было то, что теперь ему, Петяше, нельзя просто так отмахиваться от возможной таинственной угрозы: теперь он отвечает не только за себя, но и за Катю с Елкой. Если и с ними начнет твориться что-нибудь этакое... М-дааа... Покуда дело касалось только его самого, Петяша с легкостью мог плюнуть на все и всяческие опасности: чему - быть, того - не миновать; коль пошла такая пьянка - режь последний огурец. Лень суетиться, и все тут! А вот ежели опасность через него грозит и близким, любимым людям - не шибко-то тут поплюешься. Вмиг слюна пересохнет. От таких мыслей - внутри, где-то около солнечного сплетения, словно бы возник холодный и тугой сгусток; так бывает, когда с нетерпением ожидаешь развязки некоего важного дела, но сам никак не можешь повлиять на его исход. Кабы, например, спортивным болельщикам в случае проигрыша любимой команды грозило поголовное - здесь же, на стадионе - физическое уничтожение, они бы наверняка как следует прочувствовали, что ощущал в данный момент Петяша. - Что с тобой? - спросила Катя, точно почувствовав Петяшино беспокойство. - Что не так? Но Петяша не отвечал - он, не отрываясь, глядел в зеркало. Там, в глубине, за видавшей виды мутноватой стекляшкой вдруг замаячила чья-то совсем не та физиономия! Отражение дрожало, дробилось: благородное полноватое лицо русского просвещенного барина в пенсне, с клинообразной седой бородкой, возникши на долю секунды, тут же уступало место неопрятной небритой харе в обрамлении черных кудрей, из-под которых сверкали белками разбойничьи, жгучие, безумные глаза. Трудно было разобрать из-за мелькания, но глаза-то как раз, казалось, не менялись вместе со всем прочим - они точно принадлежали попеременно к двум разным лицам. Мельтешня в зеркале создавала впечатление крайней неустойчивости -казалось, вот-вот амплитуда колебаний перейдет за некую границу, и все взлетит, к черту-дьяволу, на воздух...Оба лица были Петяше смутно знакомы, однако все то же дрожание не позволяло вспомнить, откуда. Вспомнилось неожиданно другое: лестничная площадка; тряские, стекающие из глазниц по скулам глаза Бориса; струящаяся из них темная, засасывающая сила; страх... Вот! Это страх помог в тот раз избавиться от наваждения! И тут Петяша вспомнил, где видел лицо "барина". Именно он появлялся перед ним на миг в том лестничном кошмаре и именно ему тогда - вроде бы, хотелось бы надеяться - крепко досталось. Шарахнуло, будто бы, болезного, чем-то не совсем понятным -после того, как он, Петяша, перепугался чуть не до смерти... На сей раз - ведь в прошлый-то все сошло без последствий! - страха почти не было. Разве что, может, вздрогнул Петяша от неожиданности, увидев в зеркале вместо собственной намыленной личности хер знает, что. Вместо страха откуда-то проснулся не свойственный, вообще-то, Петяше исследовательский азарт - тот самый, примитивный, который заставляет маленьких детишек сосредоточенно, не щадя сил, отковыривать утащенными у мамы маникюрными ножницами черепашкин панцирь: что там у такой милой зверушки внутри? Если страх действует на этого типа, - может, он и еще на что-нибудь реагирует? Может, с ним объясниться как-то можно? С этой мыслью Петяша попристальнее сосредоточился на видении в зеркале и принялся как бы подманивать, притягивать его к себе, вызывать на осмысленное общение. Но лица тотчас же замелькали еще шибче, совсем уж слившись в мутном, однородном мареве; мелькнул на мгновение яростный оскал зубов среди черной щетины недельной давности - и тут Петяшу пронзила дикая боль, словно бы кто-то, сидящий внутри его черепа, решил проделать окошко наружу и вонзил в бровь тупое, толстое сверло. Тело разом обмякло, сделалось ватным и непослушным. Едва удерживаясь на ногах, не помня себя от боли и ярости, Петяша автоматически, судорожно ткнул в зеркало, в самую середину мерцающей мути, зажатым в руке бритвенным станком. От резкого движения глаза заволокла темная пелена - но, видимо, лишь на какую-нибудь секунду. Боль немедленно угасла. Перед глазами понемногу развиднелось. Встряхнув головой, чтобы поскорее прийти в себя, и изготовившись сопротивляться до последнего, Петяша увидел в зеркале -всего-то навсего - отражение своего собственного лица, наполовину покрытого подсыхающей мыльной пеной. Поверхность стекла была перечеркнута наискось тонкой, глубокой царапиной. Неужто - станком? Вот это да! Умудриться надо; так - и алмазом сложно сделать... Только сейчас он почувствовал на плечах пальцы Кати - та, стоя в ванне, крепко держала его, точно боясь, как бы не упал. - Что случилось?! Что?! Плохо?! Голос ее, исполненный тревоги, доносился - словно откуда-то издалека. - Да нет, ничего, - через силу ответил Петяша. - Ничего... - Ты же чуть не упал; что с тобой? Что со мной? Как бы самому-то понять, что такое со мной... Оборотившись к Кате, Петяша изо всех сил постарался изобразить бодрую улыбку: - Ничего. Ерунда собачья.