Хью ознакомил с идеей дискуссии Рейган — Буш издателя и редактора "Телеграфа", выходящего в Нашуа. Они согласились выступить спонсорами и назначили дату: 23 февраля. Тем временем Лига женщин-избирательниц из Манчестера, Нью-Гэмпшир, взялась за организацию дебатов с участием всех кандидатов.
Дискуссия в лиге состоялась 20 февраля. Как и большинство дебатов, в которых участвуют три и более кандидатов, было мало времени, чтобы сказать что-нибудь новое по обсуждаемым проблемам. Я покидал ее с ощущением, что не помог себе, но и не повредил; такое же ощущение сохранялось в отношении других участников, возможно за исключением Джона Андерсона.
Джон впервые представил себя диссидентом-республиканцем с "новыми идеями" еще в Айове. Перебежав по политической сцене справа налево, он стал фаворитом и некоторых средств массовой информации. Я слушал Джона во время дебатов, и мне не давали покоя два вопроса: во-первых, что случилось с консервативно настроенным Джоном Андерсоном, которого я знавал по конгрессу? Во-вторых, кроме предложения о введении налога в 50 центов на галлон бензина, о каких новых идеях он говорит?
Пройдет четыре года, прежде чем Уолтер Мондейл спросит у кандидата "с новыми идеями" образца 1984 года Гэри Харта, "в чем их суть". Если бы эта телереклама показывалась в 1980 году, этот вопрос можно было задать Андерсону. В любом случае Джон, по-видимому, не пользовался большим успехом среди тех, кто голосовал за республиканцев на первичных выборах. Однако на мероприятиях типа дебатов в Манчестере, где присутствовали представители прессы, ему удалось укрепить свою позицию как кандидата Дунсберри.
После дискуссии в Манчестере я начал выкраивать время в ежедневном расписании для подготовки к моему появлению с Рейганом в Нашуа. Но в этот момент положение начало усложняться.
Прежде всего, Федеральная комиссия по выборам выступила с правилом, по которому газета не может быть спонсором дискуссии Рейган — Буш. В ней должны принять участие и все остальные кандидаты. Тогда команда Рейгана, настаивая на участии только двух кандидатов, согласилась взять финансирование встречи на себя. Таким образом, шоу будет происходить, как и намечалось, в средней школе Нашуа в субботу вечером.
Однако в субботу во второй половине дня до Пита Тили стали доходить слухи о том, что в средней школе собираются появиться и другие претенденты: или для того чтобы выйти на сцену, или чтобы провести пресс-конференцию.
"Это Джон Сирс, — сказал Пит. — Он обзванивает их, пытаясь уговорить, чтобы они пришли".
Я ничего не понимал. Ведь именно Сирс и другие советники Рейгана, которые первоначально хотели исключить других кандидатов, настаивали на обратном. "Это дискуссия, спонсором которой согласилась выступить "Телеграф", — сказал я Питу. — Сейчас мы не можем изменить правила".
"Все, о чем я говорю, — это то, что я слышу, — сказал Пит. — Нет никаких сведений о том, что произойдет, когда мы приедем туда вечером".
Случилось же так, что другие кандидаты — Боб Доул, Говард Бейкер, Джон Андерсон, Фил Крейн — появились там, как и предсказывал Пит, и их неожиданное появление дало толчок к политической цепной реакции.
События стали развиваться вскоре после того, как мы приехали в школу и прошли в отведенную нам комнату. Джим Бейкер и я гадали о том, что могли замышлять другие кандидаты, когда пришел Джон Сирс и сказал, что, по его мнению, было бы хорошо открыть дискуссию для всех желающих. Джим сказал, что он не считает это хорошей идеей. Дэвид Кин, один из моих главных помощников по проведению кампании, согласился с Бейкером. Аудитория собралась смотреть дебаты Рейгана против Буша, а не повторение дискуссии в Манчестере. Я настаивал, что основные правила установила "Телеграф" и не нам их изменять.
Сирс ушел. Джон Брин, ведущий дискуссии, в это время говорил представителям прессы, столпившимся в коридоре, что его газета запланировала дебаты двух кандидатов и что он не поддастся давлению их расширить. Таким было его настроение, когда мы поднимались по ступенькам к сцене: первым Брин, затем я, потом Рейган, за которым следовали Доул, Бейкер, Андерсон и Крейн.
Тут же из аудитории раздались возгласы, призывающие дать остальным кандидатам возможность участвовать в дискуссии. Однако Джон Брин держался твердо. Когда Рейган начал излагать свою позицию по этому вопросу, Брин вмешался, приказав звукооператору "выключить микрофон м-ра Рейгана". Это было ошибкой. Ему нельзя было говорить такое. Если Брин забыл, что Рейган финансировал дискуссию, то Рейган помнил это. Его инстинктивно вырвавшаяся фраза: "Я заплатил за этот микрофон, м-р Грин", сделала все последующее неважным, включая нашу двустороннюю дискуссию, начавшуюся после того, как другие кандидаты в конце концов сдались и покинули сцену.
* * *
Общее политическое мнение после этого события свелось к тому, что я допустил существенную ошибку не тем, что сказал что-то лишнее, а потому, что не сказал необходимого. Я чувствовал, что моя позиция была прочна: основные правила дискуссии были уже установлены и я намеревался следовать именно им. Однако то, чему я научился в тот вечер и чего не знал раньше, состояло в том, что политические кампании имеют свои собственные уникальные правила. По мнению общественности, было несправедливо исключать других кандидатов. И лишь позже я понял, что было бы лучше, если бы я сказал Джону Брину: если губернатор Рейган не против, я не возражаю против того, чтобы другие кандидаты придвинули свои стулья и присоединились к дискуссии.
Ну, а если бы я так и поступил? Изменился бы результат первичных выборов в Нью-Гэмпшире? Маловероятно. Цифровые данные, с которыми мы познакомились после голосования, показывали, что Рейган был нацелен на полную победу еще до инцидента в Нашуа.
* * *
На первичных выборах в Нью-Гэмпшире 26 февраля Рейган получил 50 процентов голосов. Я был вторым с 23 процентами. Все остальные претенденты далеко отстали. Наконец-то началось соревнование двух делегатов, к которому мы стремились. Однако по мере того, как Рейган одерживал победы на первичных выборах на Юге и Среднем Западе, пресса заранее предсказала результат кампании: Рейган обеспечил себе выдвижение от республиканской партии.
Почему же я все еще участвовал в гонке? Действительно ли я собирался стать вице-президентом?
Этот вопрос возникал практически на каждой пресс-конференции. В политических кругах распространился слух, что я использовал избирательную кампанию как средство завоевания второго места в бюллетене. Какая другая причина могла бы заставить соперника упорно цепляться за безнадежное дело?
Мой ответ — не только прессе, но и моей команде — состоял в том, что мое положение не было столь безнадежным, как оно выглядело. Мы аккуратно тратили деньги, и даже после Нью-Гэмпшира в нашем фонде еще было около трех миллионов. Сконцентрировав наши усилия на ключевых штатах, мы могли надеяться на такой же прорыв, как и в Айове. Всегда был шанс, что команда Рейгана совершит тактическую ошибку, а мы сможем преподнести еще один сюрприз.
Когда по системе громкого оповещения нашего самолета транслировалась песня Кенни Роджера "Картежник" и музыка подходила к строке "Ты должен знать, как их держать, и должен знать, как их бросать", мы пели все. Чтобы доказать скептически настроенной прессе, что мы все еще боремся, я заимствовал еще одну фразу из рекламы баскетбольной команды "Вашингтон буллите" в финале чемпионата США 1979 года: "Пока эта толстая леди поет, опера еще не закончена".
Это делалось не только для прессы или для того, чтобы поддержать моральный дух моей команды (или мой собственный). Я действительно имел это в виду. Когда кто-либо — пресса, сотрудники моей команды или благожелательные, но пессимистично настроенные друзья — спрашивали, почему я не относился к избирательной кампании "реалистически", я отвечал, что политический "реализм" не обязательно диктуется прессой или опросами общественного мнения. Наше появление в Айове для ведения избирательной кампании в 1979 году не было "реалистическим" по тем же причинам, по которым в глазах некоторых экспертов не было "реалистическим" даже включение в гонку Рейгана. Они все почти списали его после того, как в 1976 году на съезде республиканской партии кандидатом в президенты был назван Форд.