Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Из состоятельных немного, да и то под угрозой. Среди них Муса Шорманов, Елемес Жакупов, Бабатай Асылгазин. Остальные выжидают событий… Да, еще из Каркаралинского округа Кудайменде Казин, а из баян-аульцев Таймас Бектасов, которого столкнули недавно с должности волостного управителя…

— Таймас Бектасов?

Видно было, что невозмутимого до сих пор Ожара взволновала эта новость.

— Что это с тобой? — спросил Конур-Кульджа, искоса глядя на Ожара.

— Нет, ничего. Просто я немного знаю его…

— А отчего ты так испугался? — не отставал ага-султан. — Вы что, враждуете с этим Таймасом?

— Нет, мы плохо знаем друг друга… — Ожар оглянулся на дверь, и наконец решился. — В прошлом году, когда схватили нас с Сейтеном и везли в Омск, мы ночевали в доме этого самого Таймаса…

— Ну и что?

— Я все боялся тогда, как бы не унюхал он чего-нибудь. Теперь, если он у Кенесары…

— Если не боишься еще кого-нибудь, можешь ехать. Неделю назад этот Таймас направился от Кенесары к батырам Жоламану и Иману, на берега Иргиза и Тургая. К Кенесары, очевидно, присоединятся и аулы, кочующие по Светлому Жаику и Ори. Так что вернется этот Таймас оттуда не раньше осени. Пока топором замахнется, полено вывернется. За это время сам сумей войти в доверие, чтобы клеветой казалось все, что скажут про тебя плохого… Ну, а если пронюхают кое-что, покайся тоже наполовину. Скажи, что хочешь искупить вину, жену бери в свидетели собственной искренности!..

Конур-Кульджа даже хрюкнул от удовольствия, рисуя будущую картину поведения Ожара в стане Кенесары.

— Если Таймас далеко, то не страшно… — Ожар явно приободрился. — Больше никого я не опасаюсь. На всем пути до самого Омска и потом, пока не повесили Сейтена, мы ни с кем не встречались. А он все унес в могилу, что думал обо мне.

— Вот видишь! — согласился с ним Конур-Кульджа.

Ожар продолжал говорить о том, что ему делать и как вести себя у мятежников.

— Значит, вокруг Кенесары в основном те, у кого отобрали земли или лишили пастбищ. — Он прищурился. — Если под котлом сильный огонь — он быстро закипает. Но быстро закипевшее быстрее и стынет…

Ага-султан помрачнел, покачал головой:

— На этот раз мятеж не похож на случайную вспышку, которая гаснет сама собой. Сам знаешь, кто встал во главе. И давно уже молчат они. Видно, готовят что-то. А у него там, кажется, неглупые советники…

* * *

— Какие советники?

— Разные… Не слышал, наверно, что у него отдельный отряд из беглых русских и башкиров? Среди них, говорят, такие, что умеют лить пушки, изготовлять порох и пули. А в советниках у него Сайдак-ходжа, изгнанный из Бухары, и какой-то польский офицер, из сосланных за бунт. Похоже на разбойничью шайку, куда принимают всех, кто захочет.

— Ну, что будет, то будет! — Ожар, словно отметая все свои сомнения, махнул рукой. — Остается договориться, как я буду передавать все начальству. Главное мое поручение — сообщать о всех планах Кенесары. Это не просто…

— Да уж… Я знал, что кто-то должен приехать из наших людей для этого, но не думал, что ты. Значит, растешь, возвышаешься. Скоро меня, старика, по службе обгонишь!

— Только с вашей помощью, мой ага. Ваш ум и достоинства всегда служили мне примером!

— Ладно, присмотрись еще. Может быть, и не полностью выучился. — Конур-Кульджа снова хрюкнул от самодовольства. — Как же будешь доставлять мне свои донесения?

— У меня имеется три верных человека, помогавших взять Сейтена. Самен, Жакуп и Сакып зовут их. Все они давно уже у Кенесары. Их я и использую, а на месте найду еще кого-нибудь…

— А как мне узнать их? Не станешь же им, как барану перед случкой, надевать мешочек для отличия?

— Надевать не стану, а вот когда не будет кысе — для украшения, чакча же и нож будут прицеплены к поясу с правой стороны, а не так, как обычно, значит, это мои люди.

— А почему не будет кысе?

— Ведь молодым людям ни к чему украшения на поясе, и это сразу бросится в глаза.

— А ты, оказывается, науку до конца усвоил. Тут и я бы не догадался так осторожничать!

— Покуда жив Кенеке, разве забудешь эту науку. — Ожар хоть и назвал шутливое прозвище Кенесары, говорил очень серьезно. — У него глаза беркута, с красными жилками…

Он встал, чтобы попрощаться.

— Ты не будешь есть? — удивленно спросил Конур-Кульджа.

— Нельзя попадаться людям на глаза. Жене я сказал, что у меня здесь дело есть к одному аульному жителю. Теперь пора идти. Так будет лучше…

— Ну, тогда счастливого тебе пути.

* * *

Четыре дня пронежился Конур-Кульджа на пуховых подушках у молодой жены и только потом вернулся в Акмолинскую крепость к своей байбише…

* * *

Подъезжая к воротам крепости, он встретился в возвращающимися из похода сыновьями — Жанадилом и Чингисом. Выполняя приказ генерала Талызина, они со своим отрядом доехали до возмущенных аулов Тнали-Карпыкской и Темешской волостей. Встретив крупные силы мятежников, Жанадил и Чингис побоялись двигаться дальше и вернулись под защиту крепостных стен.

В сказке мачеха посылала пастушка за золотым альчиком с расчетом, что Мыстан-кемпир — злая старая волшебница — убьет его. Ага-султан при виде живых и здоровых сыновей почувствовал то же, что и эта мачеха, увидевшая из окна возвращающегося пасынка. Особенно раздражен он был независимым видом Чингиса, которого видел уже в мечтах без головы. Все больше багровея с каждой минутой, ходил он из угла в угол своей канцелярии и постукивал плетью по блестящему сапогу. Сыновья молча смотрели на него.

В этот момент вошел дежурный солдат и передал, что из степи едет какой-то всадник. Ага-султан вышел во двор и с высокого наката, на котором стояла его канцелярия, увидел, как въехал в ворота и упал со взмыленного гнедого коня большой рыжеусый солдат. Плечо и правый бок его были в крови.

— Беда!.. — хрипло выговорил он.

Из казармы выбежал маленький смуглый и очень курносый человек — комендант Кара-Откельской крепости, войсковой старшина Карбышев, прозванный казахами Кара-Иваном.

— Что случилось? — строго спросил он поднимающегося с земли солдата.

— Беда, ваше благородье, — сказал солдат, зажимая рукой раненое плечо. — Из команды хорунжего Котова я. Караван купца Строганова оберегали мы, что следовал из Петропавловска в Ташкент. Как выехали из Актауской крепости, что строится сейчас, тут и джигиты этого Кенесарыева, султана ихнего мятежного. Много их, с дубьем и копьями все. Которые бывалые солдаты не советавали стрелять, да хорунжего бес попутал. Ну, выстрелили трое или четверо, а они как кинутся скопом на нас… Один вот я уцелел. Благодаря резвости коня только…

Вокруг толпились солдаты из крепости. Волнение и любопытство было написано на их лицах.

Комендант сдвинул густые черные брови:

— Сколько их там, бунтовщиков?

— Так человек пятьсот будет…

— Самого Кенесары не видел среди них?

— Нет, ваше благородье, того я не знаю. А вот брат его Наурызбай точно с ними. Я его раньше в Кокчетавском видел. Молодой такой, справный…

— А сколько все же уцелело из солдат?

— Не могу знать, ваше благородье. Не до того мне было… Заметил только издали, что пленных и караван с собой они погнали. А вот сколько их…

— Куда же, по-твоему, путь они держат? Не в нашу ли сторону?

— Никак нет, в западную сторону поехали.

— Ладно, ступай пока в лазарет, а там разберемся, что с тобой дальше делать!

Тут же, на приступке перед лазаретом, молоденький фельдшер осмотрел рану солдата.

— А рана-то глубока! — удивился он. — Ступай-ка в лазарет, дядька. Полежать тебе придется. Еще хорошо, ежели отравы какой в стреле не было, что задела тебя!

Солдаты вдруг зашумели, как пчелы от дыма:

— Видать, погибнем все вот так, без покаяния, в пустыне!

— Какая тут тебе пустыня? Та же Российская империя…

— Достанется тебе из этой империи три аршина. Да и то когда подохнешь…

33
{"b":"8444","o":1}