Литмир - Электронная Библиотека

– Рассказывай, че не спится, чего домой не идешь? Набедокурил чего?

– Нет, – спокойно ответил парень, – Разговор есть.

– Михаил, – Ильич сделал суровое лицо и посмотрел на ходики над окном, – Почти три часа, за окном ночь и ливень, об чем говорить? – дед умышленно коверкал слова и строил фразы на старый деревенский манер, показывая тем самым Мишке свое недоумение.

– Де, а откуда у Романовых Волга?

– Какая Волга? Черная, Победа что ли? – Ильич замер, прикрыл глаза, – Так Петька то войну прошел, к годовщине какой-то вроде и дали. А что тебе до нее?

Дед прошел по мастерской до темного угла, растворился в легком полумраке, потом раздался щелчок, и на столе загорелся зеленоватыми светом старый светильник.

– Чайник ставь, че как истукан встал? – дед дал Мишке команду, а сам стал рыться в шкафчике над столом, – Петруха тот славный воин, он раненый сам был, а умудрился на себе полвзвода вынести с поля боя под Минском.

– Де, так он ведь меньше меня, кого он снести мог, разве что козлят?

– Не Мишаня, тут ты не спеши с выводами, рост еще не показатель крепости, а во время боя, так, поди, первая крепость это дух. Вот не сломило Петро то, что его парней положило, что сам подранен, что немец кругом, а он наоборот, ребят спас, вывел, и позицию удержал, за то и отметили его наградами да автомашиной с гордым названием «Победа».

– Да, машина хорошая.

– А тебе-то че она далась? Че заладил, машина да машина?

– Де, я ж знаю, Серега завтра поутру к тебе прискачет, расспросы вести начнет.

– Михаил, – Ильич строго посмотрел на парня, а руки все так же продолжали разбирать могучим пальцами сухие травинки из газетного измятого свертка, который дед достал из шкафчика.

– Алексей Ильич,– парень, выдерживая тон, ответил деду.

– Что сотворил? Выкладывай!

– Не, деда, все хорошо, ни че не сотворили.

– Помню я твое это «хорошо», в котором мало че хорошего. Расхайдокали машину Петрухе?

– Деда, чистенькая, целая, стоит с гараже под брезентом, – Мишка сделал паузу, Ильич всыпал размятые травы в большую глиняную плошку с широкими краями, потер друг о друга ладони, поднес их к своему лицу, шумно втянул воздух и только после отряхнул руки от остатков травы о рушник, висевший под шкафчиком, – Мы только до совхоза доехали и дождь пошел, сразу назад вернулись, на водонапорке помыли ее и в гараж, так что волноваться причин нет, но вот побелку на шины навести не успели, заметит, как пить дать, утром жди участкового.

– Погоди, так этому засранцу годов одиннадцать, не больше, а он уже машину дедову катать ночами надумал!

– Де, ты про Филипка что ль? Так я не с ним, мы с Алькой.

Дед поставил обратно чайник на электроплитку, потер рукой нос и присел.

– Вот те оторва выросла! – Ильич накрыл плошку аккуратной дощечкой, походившей на крышку со смешной ручкой из корявой веточки, – Точно все хорошо?

– Де, даже лучше чем было.

– А чего сразу ко мне и издали заходить начал?

– А к кому мне еще?

– Странный ты Мишка тип, у него три брата под боком почти год в год – одна соображалка на всех, а он мне, деду старому хвалиться пришел!

– А я не хвалиться, – насупился парень, – Я эмоциями, чувствами поделиться. Че я своим то расскажу, как девка, которая младше меня на два года у деда машину угнала, а я под кустами на шухере стоял, как накататься не успели, а я глину с колес отмывал?

– И то верно, – улыбнулся Ильич, – Утром то Петро может и не заметит, да и Серега тоже не с простых. Машина в гараже, цела-целёхонька, мало ли чего дед с контузией наговорит, а то участковому дел нет, как ходить и искать, кто, да где на его машине катался. Максимум покивает и предложит ключи из-под подушки у бабки перепрятать, да внучат крапивой полечить.

Мишка хмыкнул, вытер лицо и руки расшитым причудливым узором с птицами и колосьями рушником, кинул на спинку стула мокрую майку и уселся за стол напротив деда.

– Де, а ты откуда про ключи знал?

– Что знал?

– Ну что они под подушкой у бабки.

Ильич засмеялся, не громко, но откровенно, от всей души, морщинки в уголках глаз собрались в причудливый узор, усы и борода стали двигаться синхронно и необычно, лицо стало напоминать доброе солнышко, которое рисовали в детских книжках

– Давай чай пить, – дед приподнял деревянную крышку с плошки и его лицо окатили клубы пара, он теперь еще больше походил на солнышко из книжки, только в пушистых и легких облаках, – Промерз небось, пока глину то от машины отскребли?

– Мы быстро, я и не успел заметить. – Мишка обхватил плошку куском ветоши и разлил коричневато-зеленую жидкость в две алюминиевые солдатские кружки, – Больше вымок, пока до тебя бежал от Романовых.

– Да не накрывай, пусть подышит, – Ильич долил кипятка в кружки и плошку, а Мишка суетливо вертел в руках деревянную крышку.

По мастерской полетели запахи утреннего ветра, сырые, с тоненькой горечью нотки из сада и со стороны оврага, немного отдавало пылью и сладким вкусом аира, чабреца. На втором глубоком вдохе раскрывались мята и лист смородины, потом их дополняли хвойные и резкие запахи от апельсиновых и лимонных корок и высушенных лесных яблок. Запахи кружились, сливались в новые сочетания и сменялись один за другим, вырисовывая картины, которые Мишка любил больше всего на свете, рассвет, запах росы с луга и тот особый запах сада, когда весь букет ароматов логически и ожидаемо, завершен запахом мокрой древесной коры, медом и парным молоком.

– Мишка, пряник сгрызешь? – Ильич разломил рыхлый плоский буроватый брикет на две части и протянул кусок парню.

– Спасибо, в самый раз! Жрать то охота от воды!

Мишка откусил кусок пряника, звучно хлюпнул чаем и обхватив горячий металл кружки прикрыл глаза, а там, где-то совсем близко, был ливень, летний, теплый, ночной, под которым они с соседской внучкой Алькой все терли белую глину с черной дедовской Победы и весело хохотали.

– Эй, фантазер! – Ильич окликнул парня, – Домой спать пойдешь, или тут останешься?

– Спать? – Мишка дернулся, посмотрел на часы и замер, – Я спать не хочу, но тут останусь, льет зараза, только обсох.

– Спать он не хочет, – Ильич фыркнул с усмешкой, – Ложись на диван да спи, заготовки на пол переставь, в полете еще уснешь. Свет не гаси, а то бабка заглянет, а ты тут, и в темноте, опять переполох устроит.

Мишка, соглашаясь, кивнул, потянул горячего чаю, ухнул, стараясь делать вид, что ему не так горячо.

– Деда, если Серега нагрянет утром…

– Если Серега и нагрянет утром, – перебил дед, – То ты тут спишь, с вечера, заработались мы до темна, а там и дождик пошел.

Мишка улыбнулся, стащил с себя мокрые джинсы, встряхнул их и повесил на спинку стула. Дверь за Ильичом закрылась, с улицы в мастерскую влетела сырость и прохлада, но тут же спряталась, растворилась в легком полумраке, в запахе заваренных трав.

Деревянный диван с высокой спинкой и подлокотниками больше походил на дыбу, а не на место для сна, массивный, громоздкий и мрачный, с потрескавшейся от времени краской, причудливыми резными узорами на спинке. Перекинув заготовки на пол под диван, Мишка бросил в изголовье свою старую клетчатую рубаху, в которой работал в мастерской, стянул с вешалки дедов рабочий халат и улегся, стараясь не шевелиться, чтоб кости не упирались в деревянное ложе.

Как только зеленоватый отблеск лампы растянулся в тонкую ниточку света, Мишку окутала теплая и приятная темнота, немного потянула в какую-то глубину, потом резко остановила, но деревянный диван уже не казался таким жестким и неудобным. Перед глазами промелькнула легкая фигурка Алины, в причудливых цветных брюках, в ярко-желтой майке.

– Выходи! – едва расслышав ее тонкий голос, вздрогнул парень.

Аля стояла в паре метров от Мишки и крутила на пальце блестящие ключи.

– Едем? – ее голос стал отражаться эхом, запутался где-то, был вокруг, внутри, всюду.

Сквозь легкую дремоту парень все еще видел зеленую бледную полоску от светильника на столе, в голове сами собой побежали мысли, рассуждения, выводы, они то наплывали одна за другой, путались, но потом обрывались и замирали, а в финале всего их действа, почти не напрягая сознание, вдруг появлялась маленькая и хрупкая Аля. Это уже был не сон, а картинки недавних воспоминаний, там, на водонапорке, они вдвоем под проливным дождиком, в самом начале испуганные и взволнованные из-за меловой грязи на машине, а потом глупые, резвящиеся в холодной воде.

5
{"b":"844325","o":1}