Как бы мне хотелось еще раз увидеть в арочном своде окна сверкающий силуэт феи или сильфиды. Я не смог сказать с уверенностью, кем была крылатая гостья. Спальня показалось мне особенно теплой и уютной перед наступлением ночи. Со двора доносилось испуганное ржание коней, стук копыт, будто какая-то необъезженная лошадь хотела вырваться из рук конюха. Мне это показалось странным. Вряд ли в замок мог прокрасться конокрад, но обычно животные в конюшне были послушными. Я пристегнул перевязь со шпагой и поспешил спуститься вниз. Во дворе пылали несколько факелов. Слышны были шаги часового на внешней стене. Какой-то паренек с трудом удерживал поводья огромного черного жеребца. Я раньше не видел здесь ни этого коня, ни странного мальчишки, которые как будто следил за мной. Его глаза сверкали, из под бархатного берета выглядывали чуть заостренные кончики ушей. Я прошел в теплое помещение конюшни и заметил, что рядом со стойлом моего скакуна лежит какой-то предмет. Когда глаза привыкли к полутьме я узнал в нем струнный инструмент, мандолину. Кто-то забыл ее здесь, возле моей дорожной сумки, притороченной к снятому с коня седлу. Струны холодно поблескивали, будто ждали пока кто-нибудь прикоснется к ним, пробуждая забытую мелодию.
Я потянулся к мандолине и случайно задел свою сумку, из которой тут же посыпались на пол колчан, оперенные стрелы и даже подарок хозяина кургана. Как я только мог оставить все это здесь. Можно было только упрекнуть себя за беспечность и быстро собрать вещи. Если бы кто-то из конюхов нашел рядом с сеном такую дорогую вещь, как подаренный мне крест, то скорее всего присвоил бы ее себе. Кажется, еще говорят, что дарить кому-то крест это плохая примета. Как же я раньше об этом не подумал, еще до того, как принять дар от человека, о котором ровным счетом ничего не знал, за исключением моих собственных далеких от действительности предположений. Крест выскользнул из моей руки и со звоном ударился о корпус музыкального инструмента. В следующий миг мне показалось, что стены конюшни и даже ближайших бастионов содрогнулись от подземного толчка. Раздавшийся извне грохот на миг оглушил меня, будто в окрестностях началось землетрясение. Цветные искры посыпались от лопнувших струн. В глазах зарябило от разнообразия красок. Я скорее собрал оставшиеся на полу вещи и с сожалением посмотрел на покрывшуюся трещинами мандолину. Нанесенный ущерб был настолько велик, что вряд ли кто-то из мастеровых взялся бы за починку. Конечно, лопнувшие струны еще можно было заменить, но соединить расколовшийся надвое корпус и заделать многочисленные трещины казалось невозможным. Если ее хозяин был рыцарем он бы вызвал меня на поединок, а менестрель просто потребовал бы возместить ее стоимость. Но поблизости не было никого, кто проявил бы заботу о своем имуществе. Все музыканты уже давно развлекали публику в залах наверху, а забытая мандолина, как будто ждала того, кто обнаружит ее. Краем сапога я оттолкнул с дороги обломки. Когда я вышел во двор, то не обнаружил там ни черного задиристого скакуна, ни мальчишки, удерживающего поводья.
Зубчатые стены замка погрузились во мрак, лишь окна тронного зала были ярко освещены. Я поднялся в помещение для пира, где за длинным уставленном яствами столом расположись самые именитые гости. Послы в длинных отороченных мехом дублетах вели себя осторожно и старались не сболтнуть ничего лишнего, пестрели расшитые туники придворных, несколько дам в элегантных нарядах украшали все общество, как яркие цветы. На галерее менестрелей расположились музыканты. Какая-то девушка пела кантату. Ее высокий чистый голос сливался со звуками флейт, но приглашенных на пир больше занимала собственная болтовня, сплетни, легкий ничего не обещающий флирт с придворными дамами. На миг мне показалось, что та таинственная сила, о которой говорил Винсент возобладала над моим сознанием и помогает мне прочесть мысли каждого, находящегося в зале. Я даже выделил из общего собрание несколько мелкопоместных дворян и аристократов, оказавшихся в затруднение, которые уже много недель тщетно пытались добиться королевской аудиенции. Стоило напрячь внутреннюю силу и я бы смог узнать все, даже их имена, при этом не вступая ни с кем из них в разговор. Множество взглядов устремилось в мою сторону, теперь я мог точно сказать, что в сердцах этих людей по отношению ко мне смешалось множество чувств от восхищение и страстной влюбленности, до испепеляющей ненависти.
Я прошел мимо длинного стола. Гости шумно разговаривали, пили вино, играли в азартные игры. До появления короля никто не собирался соблюдать тишину и порядок. Слышны были шутки и остроумные замечания. Находясь в центре всего этого веселья, я с волнением и страхом ожидал, когда башенные часы пробьют полночь.
Приблизившись к тронному залу, я застыл в нерешительности. Перед высокими створчатыми дверьми царило удивительное безмолвие, ни привычного шума, ни толпы, ни даже стражников с алебардами, только шторы на окне едва колыхались от ветра. С моря веет бриз, но в королевском порту все тоже как будто уснуло. Последние лучи заката уже давно угасли и теперь над морем раскинулся роскошный полог темно-синего неба. Я часто смотрел на линию горизонта и думал о том, каков мир за пределами этой нерушимой, отгородившейся от всех соседних королевств державы. Ведь за ее границей существовало множество других стран. Я уже отчаялся получить разрешение на выезд из страны, но тех обрывочных знаний, которые мне удалось собрать из разговоров с моряками и путешественниками хватало на то, чтобы нарисовать в уме неполную и не совсем точную карту мира. Все на ней казалось привлекательным, незнакомые государства, памятники неизвестной здесь архитектуры, океаны, глубокие реки, плоские блюдца озер, пустыни, тропические леса и многое другое. В тех странах другие законы и обычаи, там поклоняются другим богам или идолам. Там есть и спрятанные клады и открытые для путешественников достопримечательности. Чтобы увидеть все это, мне хотелось обрести собственные крылья.
С высоты открывалась отличная панорама на море, пристань и одинокий маяк. В эту ночь огонек на маяке погас и тем не менее, я заметил, что в порт прибыло новое судно. Свернутые паруса, переплетенные канаты и резные носы другие кораблей перед ним казались всего лишь паутиной, неровно затянувшей берег. Фонари на кормовых надстройках многочисленных судов мерцали слабо, будто тучка светлячков. Зато незнакомый военный галеон притягивал к себе лунный свет. Полотняные паруса серебрились в его лучах. Высокие мачты вздымались к небу, на смотровой площадке ни стоял вахтенный, флюгера не скрипели от ветра. Я заметил, что из открытых люков выглядывают чугунные пушки, будто на корабле все уже подготовлено для того, чтобы дать бой.
Рядом с мощными бортами незнакомого галеона корабли отцовского флота казались утлыми лодчонками, а роскошная барка для праздничных выездов короля в миг утратила все свое великолепие. Раньше я не мог допустить мысли о том, что какие-то военные корабли могут сравниться с нашей флотилией, но теперь я был очарован, будто мне явилось нечто потустороннее. Галеон был похож на плавучую крепость, с башенками для лучников, которые не выглядели лишними даже при наличие пушек. На форштевне красовалась резная фигура русалки, вокруг нее вился узор позолоты. Владелец этого корабля должно быть очень богат и предусмотрителен, с таким вооружением он никому не позволит взять судно на абордаж, хотя сам всего лишь несколькими залпами отправит на дно противника. Я бы не задумываясь променял целую армаду на один такой галеон.
Рядом со мной остановился один из советников. Он хотел завести разговор, но не решался, будто вид светящегося корабли на время лишил его дара речи.
– Это торговое судно? – спросил я у него, хотя уже заранее знал ответ, но надо было как-то завязать беседу.
– Нет, ваше высочество, – возразил он и поплотнее запахнул дублет, чтобы не простудиться на сквозняке.
– Тогда на этом галеоне прибыли послы? – допытывался я. – Возможно, они приплыли только для того, чтобы объявить войну. Отвечай!
