– Слушаюсь, – ни чуть не обидевшись откликнулся тот, кого назвали Винсентом. – Так вот, глупышка целый месяц провозилась над отделкой, исколола себе все пальцы, вышивая розы и вензеля. Конечно же, я показал ей рисунок, в который вплетены несколько необходимых знаков. Если капелька ее крови впитается в материал, это тоже будет неплохо. Лилиана верит, что я приготовил любовное зелье. Какая дурочка! Она совсем не разбирается в травах, не может отличить безвредный состав от смертельного.

– И что дальше?

– Она подкупила горничную, которая отнесет рубашку в его комнату.

– А насколько быстро действует яд?

– Через день начнется жар, потом на коже выступит сыпь и ни один лекарь не сможет исцелить больного. Это мой лучший рецепт. Все будет выглядеть, как редкая заразная болезнь. Никто не догадается об отравление. Разве я не гений? – Винсент с самодовольным видом расправил худые плечи, золотая цепь на шее звякнула в такт резкому движению и с удивительной ловкостью вскочил на ноги, при этом умудрившись не опрокинуть стол, придвинутый к креслу почти вплотную.

– Ко мне часто обращаются за подобными одолжениями и никто никогда не пробалтывается. Не зря я семь лет проторчал в этой проклятой школе. Кстати мне пришлось сбежать оттуда на несколько дней раньше, чем закончился срок обучения, потому что наставники начали завидовать, – Винсент говорил без умолку и кажется даже звездочет постарался отодвинуться от мошенника как можно дальше.

Я поспешно отошел от двери, прежде, чем меня успели заметить. Рядом располагалась винтовая лестница и я поднялся на этаж выше. Стоило поразмыслить над тем, что я услышал. Значит, кого-то собираются отравить. Интересно, кто мог так досадить этим двоим. Они не назвали имени, поэтому я не мог предупредить несчастного об опасности. Как ловко все продумано. Заговорщики были так увлечены своими планами, что даже забыли прикрыть дверь или надеялись на свои чары, отводящие от них любопытные взгляды.

Только после ужина я поднялся к себе в башню и заметил, что один из соколов, которых мне удалось приручить уже влетел в раскрытое окно и устроился на спинке стула. Этой птице не надо было зашивать глаза, чтобы приучить ее к командам хозяина. Сокол слушался меня без всякого понукания и тренировок. Обычно сокольничие долго обучают птиц, а мне стоило только подозвать их и они тут же устремлялись на зов.

Кто-то из слуг уже растопил камин. Несмотря на летний зной, толстые каменные стены крепости совсем не пропускали тепла и приходилось поддерживать огонь в жилых помещениях. Через спинку кресла был небрежно переброшен какой-то предмет одежды. Когда я уходил, его здесь не было. В глубине сознания шевельнулось неприятное чувство. Зародилось смутное подозрение. Я подошел ближе и рассмотрел белую, шелковую рубашку. На воротнике алыми нитками были вышиты розы, другими тонами гербовые знаки и несколько смутно знакомых символов. На лбу выступили капельки холодного пота. Я с надеждой взглянул на переплет книги. Мне так нужен был совет или хотя бы подтверждение моей догадке. Ведь духи все знают, но на этот раз они слишком долго молчали.

– В огонь! – наконец посоветовал кто-то, тихий голосок прозвучал у самого уха. Так обычно шепчутся заговорщики. Я схватил сорочку, скомкал и бросил в камин, потом снял с рук перчатки и швырнул туда же.

Сокол сорвался с места, описал круг под потолком и сел мне на плечо. Взметнувшие вверх пламя заворожило птицу. В трубу взметнулся шлейф искр. За окном только начинало темнеть. Что если пройтись по знакомым местам, навестить Поля в его каморке. Он должен что-то знать о следопытах инквизиции, о подозрениях придворных и горожан. У него был удивительный талант узнавать обо всем, что происходит не только с его знакомыми, но и с совершенно чужими людьми. Если бы мне понадобился шпион неприметный на вид и ловкий, как скользящая тень, то Поль был бы единственным и лучшим кандидатом. Нужно было всего лишь застать его дома.

Когда я добрался до городских ворот уже почти стемнело. В домах зажигали свет. Экипажи с грохотом проносились по мостовой, звенели упряжи, щелкали кнуты кучеров. Возле опустевшей площади все еще была слышна мелодия шарманщика. Посетители маленького кабака затеяли драку, слышались звон бьющихся бокалов, ругань и жалобы хозяина. Фонарщик зажигал огни под стеклянными колпаками висячих фонарей. С невысокого балкона какая-то девушка послала мне воздушный поцелуй. Может это и есть та самая Лилиана. Я ведь даже не знал, как выглядит эта губительница. По вечерам в бальных залах сменяются десятки дам. Разве запомнишь имя каждой из них. Остается надеяться, что это всего лишь дочь зажиточных горожан, плененная красотой незнакомца.

Прохожие встречались все реже. Еще можно было заметить спешивших куда-то нарядных женщин и их неловких кавалеров. Под аркой моста молодая цветочница предлагала фиалки, но все мастерские портных и магазины были уже давно закрыты. Я прошел мимо прикрытой на ночь книжной лавки, свернул за угол и услышал, как кто-то шедший за мной на минуту остановился. А стоило мне отойти чуть дальше, как шаги возобновились. Снова этот настойчивый стук каблуков невидимого преследователя. Между нами всегда была соблюдена дистанция. Однако на этот раз она немного сократилась. Я четко расслышал стук сапог по мощеной камнями дороге и учащенное дыхание. Улицы опустели, только пронесся мимо, запряженный четверкой гнедых экипаж. Стук копыт очень быстро стих за поворотом дороги и снова наступила тишина. Меня больше никто не преследовал, не нужно было даже оглядываться назад, чтобы сказать, что позади лежит пустая темная улочка. Вокруг ни души, только масляные лампы освещают окна некоторых домов.

Я безошибочно отыскал низкое оконце и постучал несколько раз. Обычно Поль узнавал меня по условленному количеству ударов и тут же отпирал дверь, но на этот раз ждать пришлось долго. В каморке кто-то закопошился, чиркнуло огниво, немного приоткрылся ставень, будто хозяин решил проверить не грабитель ли бродит возле его порога.

– Ты, что не узнал меня? – я снова постучал. Если это Поль минуту назад выглядывал в окно, то он вряд ли мог принять меня за постороннего. Он сам не раз замечал, что я с моими золотистыми кудрями и очень белой кожей слишком резко отличаюсь от более смуглых и большинством темноволосых горожан. К тому же в редких случаях в дверь неприметного, нуждавшегося в ремонте домика ночью может постучать вельможа.

Я хотел постучать снова, но тут скрипнула отодвинутая щеколда и дверь медленно приоткрылась. Мой протеже, бледный и испуганный, осторожно выглянул на улицу. В его руке что-то блеснуло. Прежде чем я успел что-то сказать, ко мне развернулось дуло небольшого мушкета.

– Что это значит? – я хотел вырвать у него оружие. К тому же Поль никак не мог решиться спустить курок, будто высматривал кого-то более опасного, стоявшего позади меня.

– А, это вы! – Поль как будто только сейчас рассмотрел, кто стоит перед ним и поспешно спрятал оружие за спиной. Он смутился, на щеках выступила краска стыда.

– Ты ждал кого-то еще и довольно неплохо подготовился к приему гостей, – не без сарказма заметил я, не сомневаясь, что другой посетитель на моем месте получил бы кусок свинца в сердце.

С крыше соседнего дома, хлопая крыльями, слетела какая-то птица. Поль вздрогнул, выдернул из-за спины руку с мушкетом и выстрелил в летящую мишень. Оружие дало осечку, и вместо того, чтобы сбить птицу, пуля царапнула стену и застряла в водосточной трубе.

– Ты с ума сошел? – я перехватил дрожащую руку Поля. – Хочешь привлечь внимание ночного караула?

Никто из соседей не обратил внимание на грохот выстрела. Окна и двери ближайших домов оставались закрытыми, а ночной караул, видимо, обходил с дозором другие улицы и все-таки я быстро перешагнул через порог и притворил за собой дверь. Из мебели в каморке стояли только кровать, старый комод, низкий столик и кресло. Развернуться в узком помещение было довольно трудно. Я вынул из холодных пальцев Поля мушкет и положил в ящик комода. Оплывшая свеча в медной плошке давала скудный свет и тем не менее я смог устроиться в кресле, при этом не задев ни одну из вещей, в беспорядке разбросанных по комнате. Поль опустился на край кровати. Алые пятна на щеках проступили еще ярке. Ворот рубашки распахнулся и на шее сверкнула золоченая побрякушка, амулет или медальон, скорее всего сохранившейся от бывших разбойничьих трофеев.