«Дорогой маркиз!

Мне стыдно. Вы не сказали мне о вашем титуле. Считайте меня неблагодарной. Говорить трудно, а писать еще труднее, ибо я не умею излагать свои мысли красиво. Я не могу остаться, вот и все. Большое спасибо.

Шарлотта».

Бросив бумагу на покрывало, Ги заметил несколько строчек на другой стороне листа, где он записал адреса двух своих друзей в Париже: шевалье д’Эона и маркизы Дюдефан. Ги взглянул на Исидора:

— Что он взял с собой?

Исидор косо усмехнулся:

— Молодая особа покинула дом через окно, взяв одежду, но ни к чему больше не прикоснулась.

— Очень хорошо, можете забрать поднос. — Ги вздохнул и снова взял записку. Всмотревшись в нее, он понял, что Шарлотта вовсе не юная аристократка, переживавшая тяжелые времена. Косые буквы, робость выражений, совершенно отличавшаяся от ее манеры говорить, явно выдавала недостаток образования. Беседуя, ей удавалось скрыть свое невежество, и он почти не замечал, как она иногда путает слова, увлеченный богатыми модуляциями ее голоса и энтузиазмом. Женщины-аристократки обычно были плохо образованы, и Ги знал, что даже принцессы едва умели читать и писать, вернувшись в Версаль из монастыря в Анжере. Но они знали тысячу других вещей, неведомых Шарлотте. Ее быстрый оригинальный ум явно не был сформирован воспитанием, доступным привилегированным дамам.

Какие выводы позволяло сделать ее чтение? Казалось, знакомая с хорошей поэзией и прозой, она была захвачена тем, что читала. Манеры Шарлотты не отличались буржуазностью, однако ничто не намекало на ее низкое происхождение. Она, конечно, не дочь горожанина из какого-либо захолустного городка, ибо девушки ее возраста, занимающиеся торговлей или прислуживающие, рано теряют невинность.

Шарлотта казалась такой наивной, будто провела всю жизнь в пещере с книгами. Ги не представлял себе подобных обстоятельств ни в одном слое общества. Кто же произвел на свет такое создание? Ги пришел к выводу, что образование Шарлотты поверхностно и непоследовательно, а манеры далеки от общепринятых. Она одаренная девушка, достигшая всего сама, поэтому ее легко погубить.

Заметив, что мнет записку в руке, Ги осторожно разгладил ее. «Мне стыдно», — она сказала это откровенно. Он вспомнил, как Шарлотта стояла перед камином, прижав руки к груди и словно желая уклониться от наказания. Только ли стыд не позволил ей рассказать ему о своем прошлом? Нет, испугавшись, что он будет настаивать на некоторых ответах, она убежала в никому не известном направлении.

В ЛУВР

Теплый ветер с юга окутал пылью всех путников и животных, идущих по большой дороге. Ноги Айши покрылись волдырями, днем она пошатывалась от изнеможения. Ночи проводила под изгородями в зарослях папоротника, чувствуя, как вечер хранит дневное тепло. Часто рядом с ней лежали другие, да так близко, что она слышала, как они храпят и кряхтят. Это напомнило Айше о «Каскадах» и воскресило в памяти цель, к которой она стремилась. После Орлеана Айша видела ее яснее, ибо сейчас встретила мужчину, посмевшего заговорить о свободе. Если в Париже найдется еще один такой мужчина и при этом окажется королем, то ей придется найти слова для выражения своих мыслей.

Деньги, брошь и документы Айша завернула в одежду маркиза. Ночью этот сверток служил ей подушкой. Только на второй день она обнаружила среди этих вещей два предмета — один из них был ей знаком, другой она видела впервые. Первым оказался нож, подаренный ей Жозефом. Конечно же, Айше положили его в нагрудный карман жакета после того, как его почистили. Золотой луидор, завернутый в носовой платок из тонкого батиста, лежал глубоко в одном из карманов жакета. Обрадовавшись ножу, она остановилась посреди дороги и поднесла его к губам. Из ее глаз хлынули слезы. Айша долго стояла, держа нож, затем спрятала его и, продолжив путь, вертела в пальцах золотую монету.

Образ надменного маркиза то ярко вспыхивал в ее воображении, то приобретал неясные очертания. В одном Айша не сомневалась: записка к нему стала дерзким свидетельством неблагодарности. Она съежилась, вспоминая выведенные своей рукой каракули. Во время этой первой попытки написать письмо Айша подражала имевшимся у нее под рукой почеркам маркиза и банкира. Книги по орфографии Айша отдала Флорусу до того, как покинула Нант, понимая, что тот продаст их книготорговцу за лучшую цену, чем она, хотя он не умел читать. Айша знала, что письма полагается писать мелким почерком, но ее почерк был неровным и крупным. Айше хотелось бегом вернуться в Орлеан, схватить свою записку и разорвать ее на глазах у маркиза.

Однажды Айша встретила молодую женщину, возвращающуюся в Бургундию после того, как провела зиму в маленьких городах, выпрашивая милостыню. На простом и всем понятном французском, сдобренным местным диалектом, она рассказала Айше о своей жизни на родной ферме: когда наступала суровая зима и земля замерзала после сбора урожая, запасали дрова и животных укрывали от снега. Она поведала и о том, как в лесу собирали каштаны и откладывали их на зиму. Каждая мелочь деревенской жизни казалась Айше такой же настоящей, как галька, по которой они ступали вместе. Айша слушала как завороженная, и внезапно к ней вернулась сила, побуждавшая идти вперед.

— Вот такую историю я рассказывала в Пуату этой зимой. И главы семьи слушали, ибо это история звучала правдиво. Этой зимой я заработала гораздо больше денег, чем прошлой, и не дождусь того дня, когда смогу вернуться домой.

— Ты заработала деньги?

— Глупенькая, люди отдавали мне их. Я лучшая попрошайка в своей деревне, но моей заслуги в этом нет. Вся заслуга принадлежит одной рассказчице. Услышав эту историю, я поняла, что ее нужно запомнить, чего бы мне это ни стоило. Она рассказала лишь небольшую часть, но у меня на глазах выступили слезы! — Женщина восторженно покачала головой. — Даже священник утверждает, что не слышал ничего подобного. Он подписал для меня вот это. — Она вытащила потрепанную бумажку. — Здесь говорится, что эта история подлинная. После этого я вышла на дорогу с такой уверенностью, что мои сестры вопили от восторга. Ведь я принесла им такие ленты, как они просили.

— Сестры?

— Да, целых четыре. У меня есть и братья. Рассказчица знает, что людям придется по душе, а что нет. С такой способностью нужно родиться. Я рассказывала о своем покойном отце, и все платили за это. Но они не стали бы платить, если бы знали, каким он был при жизни — отец бил мою мать и совсем не разговаривал с нами. Люди не хотят слушать такое и не платят за это.

— Попрошаек много?

— Ой! Их и не счесть. Я тебя кое-чему научила, правда? Что ж, я не часто болтаю без умолку, но теперь весна, и я возвращаюсь домой.

На развилке дорог она поделилась с Айшой хлебом и сыром и на прощание весело помахала ей рукой.

Наконец Айша добралась до Сены и оплатила дорогу на кораблике, как и прежде, выбрав место на носу. Она с облегчением рассталась с большой дорогой, с ее грязными, уродливыми людьми и неказистыми городками. Во время плавания Айша коротала время, сочиняя в уме письма маркизу, а затем предавала их забвению. Айша убеждала себя, что из Парижа отошлет ему настоящее письмо, но придуманные ею фразы звучали плохо. Айша не разговаривала с пассажирами и ночью спала на палубе, устроившись на смотанной кольцом веревке, где ее не беспокоили попутчики.

Она спала, когда кораблик прибыл в Париж. Айша с трудом проснулась, окоченевшая и голодная, и увидела, что кораблик проплывает мимо острова, на котором теснились большие дома. Затем появился еще один остров: плоский, заставленный штабелями лесоматериалов. Потом Айша увидела огромное величественное здание и догадалась, что это собор Парижской Богоматери.

Порт назывался Сент-Пол, и даже в ночной час в нем царило оживление: кораблики то прибывали, то отчаливали. На приезжавших пассажиров почти не обращали внимания. Парижан не интересовали скромные гости, и Айша чувствовала себя невидимкой, медленно идя по набережной. Она подробнее разглядела собор, окруженный домами. Увидев поблизости большое пространство, Айша догадалась, что днем здесь работает рынок. Дальше стояло внушительное сооружение с тремя круглыми башнями и часами. Маркиз говорил, что это здание называется Консьержери. Позади него изящный черный шпиль исчезал в облачном небе. Это был шпиль часовни, построенный святым Людовиком, королем Франции. Мосты, соединявшие острова с берегом, терялись среди многоэтажных домов, где теснились магазины и мастерские.