После Франции Берберова отправилась в Германию, так как в Дюссельдорфе находились в то время два человека, которых ей хотелось увидеть, – ее бывшая аспирантка Кэрол Аншютц и редактор издания «Курсива» на русском Винцент Зивекинг, ставший за время работы над книгой хорошим другом.

Из Дюссельдорфа Берберова поехала в Висбаден, где собиралась продолжить отдых. Именно там ее застало известие о смерти Набокова, чуть было не нарушившее все намеченные планы. Набоков скончался 2 июля, но Берберова узнала об этом лишь 5-го числа из утренней газеты, тогда же записав в дневнике: «Некролог Набокова. Звонила в Монтре, видимо, уже похоронили (хотела ехать). Вера скрывала до 4-го вечера. Может быть, была права»248.

Берберова была явно взволнована, хотя, как помнит читатель «Курсива», не общалась с Набоковым почти тридцать лет и была на него в глубокой обиде. Правда, она по-прежнему исключительно высоко ценила его как писателя. Однако желание ехать на похороны (путь из Висбадена в Монтре занимает много часов) было вызвано, думается, не только преклонением перед его исключительным даром. В реакции Берберовой были замешаны, похоже, и какие–то иные чувства, вызванные воспоминаниями из давнего, еще парижского прошлого, когда они общались с Набоковым достаточно тесно. Впрочем, у Берберовой были все основания предполагать, что похороны состоялись (или состоятся) в узком кругу и в Монтре ее вряд ли ждут. Вера Набокова и Берберова холодно относились друг к другу даже в лучшие времена. А потому, пробыв еще неделю в Висбадене, Берберова вернулась в Принстон.

Как уже говорилось, она должна была закончить связанную с «Первым свиданием» работу. К концу лета 1977 года и перевод, и комментарии были полностью готовы, и рукопись отдана в издательство. Берберова и Янечек выбрали издательство Принстонского университета, не без волнения ждали ответа, но ответ пришел неожиданно быстро. «Вечером позвонила миссис Шелд и сказала, что “Первое свидание” взяли, – записала Берберова в дневнике. – Я сейчас же позвонила Янечеку. Оба были рады»249.

А потому она с легким сердцем принялась за свой следующий проект. Речь шла о новой книге, идея которой зрела у Берберовой уже очень давно, но окончательно созрела лишь летом 1976 года. В то лето она смогла наконец отправиться в Калифорнию разбирать материалы из своего архива, проданные когда-то Б. И. Николаевскому и в результате оказавшиеся в Институте Гувера в Стэнфорде. Читая находившиеся в этом архиве письма Ходасевича, в которых часто упоминалась М. И. Будберг, Берберова решила, что пора начинать писать о ней книгу, которая станет известна читателям под названием «Железная женщина».

Вернувшись в Принстон, Берберова взяла в библиотеке необходимую литературу и в самом начале 1977-го отметила в дневнике: «Весь день дома, читала. Работала над Марией Игнатьевной Б<удберг>. Смогу ли написать книгу? Думаю, смогу. Может быть, летом начну…»250

Летом, однако, начать не получилось: Берберова продолжала собирать материал. Подводя 31 декабря итоги за год и размышляя над тем, что она хотела бы пожелать себе на будущее, Берберова назвала два желания: «…увидеть напечатанным “Первое свидание” [и] написать о Муре книгу»251.

Оба эти желания сбудутся, хотя и не сразу. «Первое свидание» выйдет в свет без малого через два года [Bely 1979]. Примерно тогда же Берберова закончит книгу о Будберг и начнет интенсивные поиски издателя. Но этот процесс пойдет не гладко, и несколько предпринятых попыток кончатся ничем. А потому итоги за 1979 год, подведенные Берберовой в конце декабря, были нерадостными. Она отметила, в частности, что погружается в «крайний мрак» от «дел издательских, которые «в общем не должны бы [ее] разрушать»: «книга о Муре написана, и это главное, а Славы я не ищу»252.

Другое дело, что через несколько дней настроение Берберовой значительно улучшится под влиянием полученной новости. Ей позвонили из недавно созданного нью-йоркского издательства «Серебряный век» и попросили отрывок из «книги о Муре» для альманаха «Часть речи», который начали готовить к сорокалетию Бродского. А потому 30 декабря в дневнике Берберовой появилась еще одна запись: «Так кончается год – повернувшись ко мне опять своей “другой” стороной»253.

В альманах «Часть речи», в котором должен был принять участие сам Бродский, а также ряд литераторов третьей волны, Берберова решила дать отрывок из первой главы «Железной женщины». У нее были все основания надеяться, что книге таким образом будет создана реклама и проблема с издательством в конце концов разрешится.

Видимо, поэтому Берберова встретила 1980 год в самом оптимистичном расположении духа, записав в дневнике: «Работать. Изо всех сил. <…> Как я была счастлива от сент<ября> 1978 г. до сент<ября>1979 г. Вернуть это счастье. Продлить. Связать все»254.

Что же происходило в жизни Берберовой от сентября 1978-го до сентября 1979-го? Как свидетельствуют дневниковые записи, именно в этот период ее работа над книгой о Будберг шла особенно споро. Проводя за письменным столом по пять-шесть часов ежедневно, Берберова продвигалась семимильными шагами, сумев полностью дописать книгу, начатую два года назад.

Словом, она мечтала вернуть себе тот же творческий настрой, ту же энергию, которые дали бы ей возможность продуктивно работать над своими следующими проектами, уже давно стоявшими на очереди. Пока рукопись «Железной женщины» лежала у нее на столе без движения, Берберова не могла за них взяться.

Но теперь ситуация с изданием книги уже не казалась ей столь безнадежной. В этом Берберову убеждали друзья, особенно те, кто был знаком с текстом. Среди них был Геннадий Шмаков, приехавший в Принстон в начале января. Берберова прочитала ему три отрывка из «Железной женщины», и он с жаром их похвалил. Что же касается потенциальных издателей, то Шмаков советовал печатать «Железную женщину» у Г. Д. Поляка, основателя и директора издательства «Серебряный век», в котором должен был выйти альманах «Часть речи». Берберова была с Поляком знакома и, следуя совету Шмакова, вскоре поговорила с ним о книге. Поляк отозвался с энтузиазмом.

В тот же свой визит Шмаков уверил Берберову, что «Железную женщину» должны с руками оторвать американские издательства. Он посоветовал обратиться не куда-нибудь, а в «Farrar, Straus and Giroux», знаменитое, в частности, тем, что многие из печатавшихся в этом издательстве авторов стали лауреатами Нобелевской премии. Следуя и этому совету Шмакова, Берберова отнесла в «Farrar, Straus and Giroux» заявку на книгу и три главы.

К тому времени «Железную женщину» уже начал переводить на английский выпускник Гарварда Ричард Сильвестр. Он познакомился и подружился с Берберовой в ходе работы над своей диссертацией о Ходасевиче, и она очень быстро стала его называть уменьшительным именем Дик. Сильвестр защитил диссертацию весной 1976 года и уже летом отправился вместе с Берберовой в Стэнфорд, чтобы начать разбирать ее архив в Институте Гувера. Таким образом, он первым узнал, что Берберова решила писать о Будберг. Эту идею Сильвестр горячо одобрил, оказавшись в результате одним из немногих, кто читал главы книги по мере их написания. Он был настолько увлечен «Железной женщиной», что, как только рукопись была готова, приступил к ее переводу, не дожидаясь контракта с издательством и – соответственно – аванса.

Сильвестр был, естественно, в курсе, что Берберова начала переговоры с «Farrar, Straus and Giroux». И хотя ответа в ближайшее время не ожидалось, он продолжал работать над переводом, снимая с Берберовой по ходу дела вопросы.