В которой Савелий с Резановым пропалывают ростки могущества России

Кончита, когда расставались, требовательно смотрела мне в глаза прикусив губки. Но потом коротко кивнула и, хотя я видел, что глаза у неё предательский блестят, знал, что она прекрасно понимает: удерживать меня бессмысленно. И даже опасно. Потому, что злюс, раздражаюсь, а мужчину держать при юбке она, дочь испанского офицера - таких мужчин она презирала.

А до того...

"Ты что это, Савелий!?" - едва я вышел от царя и угнездился в санях, накинулся до сего момента деликатно молчавший совладелец тела. - "Вашбродь, давай я тебе дома всё объясню предметно". - Резанов, поворчав для приличия, согласился.

Взлетев в кабинет, я первым делом разложил на столе карту и вновь ткнул карандашом, продолжая прерванное объяснение: "Ты же сам слышал, Вашбродь", - решил я не оправдываться, поскольку знал, что он гораздо охотнее откликается на доводы рассудка: "Напрямую получится километров почти на полтысячи короче. даром что ли Артемий Николаевич проложил здесь линию пунктиром. А это мало того, что экономия недостающей Нам пока ещё стали на рельсы, так ещё и время сбережет!" - "Так ведь там же дикие азиаты", - "Ну, Вашбродь, вот уж не ожидал, что ты станешь праздновать труса", - надавил я на "больную мозоль", - "Ты ж боевой офицер! И потом, неужели ты полагаешь, что мне домой не хочется? Или что я совсем дурак? У тебя семья вон под боком", - я махнул рукой в сторону окна, - "А мне знаешь как порой хочется вернуться к своим... Но не могу я на полдороги здесь всё бросить, пока не удостоверюсь, что всё как смог наладил!" - "Да ладно тебе, Сергей Юрьевич", - явно смутился Резанов, - "Я что, - вздохнул он, - Кончиту бы уговорить...", - При этих словах я разогнулся и бросил мимолетный взгляд в окно.

Да, вон они, опять играют. Словно и не прекращали. Да нет, отобедали, верно, а теперь с новыми силами за моё отсутствие крепость снежную возвели. Кончита как раз что твой генерал руководит обороной. И так она в этот момент напомнила мне мою Машку, что у меня Челюсти свело... Так остро захотелось назад, что плюнул бы на всё, и опрометью понёсся к тому дубу! Но минутная слабость схлынула, я овладел собой, залюбовался играющими.

Вон дворник с Орлиным Когтем, вполне себе дружно, забыв давнишний раздор, с удовольствием подчиняются приказам юной испанки. Дворник лопатой подсыпает снег, Орлиный Коготь неумело, ну да этому искусству с детства надо учиться, лепит корявые снежки и подает тем, кто умеет кидать. Сам-то он мечет уж слишком метко.

С противной стороны штурмуют предводительствуемые Акулиной с Фернандо дворовые. Даже няня Мигеля одной рукой заслоняя малыша, смеясь, по-девчачьи, неумело бомбардирует защитников снежного бастиона.

Домоправительница стратег: детвору и баб, жутко шумящих и бестолково осыпающих ледяную стенку беспорядочным градом зимних снарядов, выдвинула отвлекать защитников, а справа кучкуются мужики для решительного натиска.

Но и благоверная Резанова недаром "снежный генерал", в наиболее угрожаемом углу складирован изрядный запас отборных снежков и поблизости самые отчаянные защитники. Вот-вот грянет потеха!

А вон и Матрёна, передав грудничка болельщику деду Сидору, спешит в подкрепление к нападающим. Смех досюда волнами докатывается. Но у меня внутри жжёт новый замысел, досматривать снеговую баталию недосуг.

Сухтелен подготовил комплект карт в рекордные три дня, Карташев отметил на них линию задуманной железной дороги, поскольку я решил заодно с марш-броском проинспектировать и возведение участков насыпи. Дело в том, что, хотя производство рельс не поспевала за возведением нижнего, грунтового, строения пути железной дороги, а проще говоря насыпи, мы с Артемием Николаевичем пришли к выводу, что нечего "ждать у моря погоды", а возводить насыпи не медля ни дня и укладывать поверх них шпалы: то бишь делать Что сейчас можем. Ну, а рельсы по мере поступления укладывать станем. Рабочих, благодаря "Юрьеву дню", в акционерном обществе Российские Императорские железные дороги нахлынуло великое множество и без дела их держать не следовало. На всём протяжении будущей магистрали, в Европейской части России размеченной инженерами-путейцами почти на две трети, а за Уральским хребтом, в Сибири и, особенно, на Дальнем Востоке пока, увы где-то двадцатая часть, словно грибы после летнего дождичка вырастали постройки будущих станций и рабочих посёлков. Весело стучали топоры, задиристо визжали пилы, слышался весёлый смех, а то и крепкое словцо проскакивало.

А дальнописная линия уже оконтурила столбами будущую магистраль почти до Хабаровска. Я старался "посеять" как можно гуще "семена" перемен, чтобы преобразование моей России продолжились и без меня.

Перед марш-броском в Оренбург я отправил вдоль маршрута лошадей на расстояния перегона так, чтобы мы уложились наибольшее в две недели. Я помнил, что Пушкин из Санкт-Петербурга в Оренбург, когда писал "Капитанскую дочку", за материалом, путешествовал целых два месяца. Но я не Пушкин, нам сибаритствовать некогда, а потому двигаться будем как можно стремительнее, времени в обрез, мне "кровь из носу" надо вернуться к середине марта, когда у дочки Александра I начнут резаться зубки. Поэтому днём и ночью помчимся! Лошади нам понадобятся везде свежие перепрягаться.

Проблема возникла с орудиями. Нет, их изготовили достаточно. Но на колёсах. А по санному пути это не лучший вариант. Поставить их на полозья не получалось, не справлялись мастера, не было у них опыта такого. Пришлось поставить задачу, чтобы по мере готовности орудия догоняли нас. А снаряды в ящиках загрузили на сани, туда же уложили миномёты и мины для них.

Получился приличный Караван. Семь саней для личного состава: по пять бойцов плюс возница. Да ещё девять экипажей со снарядами, минами, телеграфными, то бишь дальнописными, аппаратами с проводами и питанием, и кое-каким общевзводным скарбом. А вот Полевую кухню заберем в Нижнем Тагиле, дотуда уже телеграф протянули, Демидов Божился, что к нашему приезду через пять дней Полевая Кухня будет стоять на полозьях. До того времени собираемся питаться сухим пайком. Ну, и где можно, в населённых пунктах, на постое горячую пищу принимать.

За три дня до Нового, 1808 года, буднично произошла встреча, которая круто переломила ход истории. 28 декабря меня познакомили с будущим изобретателем лампы накаливания. Но не стану забегать вперёд.

А Новый год встретили задорно! Кончита блистала! Молодая женщина впервые в европейском городе, да среди блистательной публики встречала столь большой светский праздник.

В Зимнем дворце Царская чета давала бал. В главном зале упиралась в высокий, словно в спортзале из моего времени, потолок великолепная ёлка. Тон задавали Императрица со своей подругой, супругой Резанова.

Я сдуру ума, послушав Какой на балу заунывный аккомпанемент, показал музыкантом, вспомнил, песню Эдиты Пьехи "Сосед", мелодию и слова, и они наяривали "на бис", все в поту раз за разом, играли только её. Чуть погодя Кончита подбежала ко мне, затеребила за рукав, чтобы показал "ну ту, которая в море". Я не сразу сообразил, что речь идёт о песне Н.П.Караченцева "Уж я к ней и так, и эдак". Пришлось снова морщить лоб, вспоминать.