– Может быть, я и приемная дочь блудницы, но зато мать самому благочестию, – сказала как-то Бриккен.

С тех пор прошло лет пятнадцать, но память ясна, как стеклянный шар, выдутый в ручную.

– Никакого первородного греха не существует, – продолжала она в тот день, глядя на меня. – Каждый человек несет свой собственный.

Старая дура.

Помню, как все внутри сжалось.

Повезло моему Бу, если правда все вот это, что она говорит – что человек не наследует гниль своих родителей, ему не надо носить ее с собой и все время ощущать ее вонь. Ему повезло еще и в том, что он получил политическое убежище в Техническом университете Лулео, так что ему не надо месить сапогами всю ту блевотину, которую мы тут накидали. Я протягиваю Бриккен блюдо с печеньем, а она поджимает губы кошачьей попкой. Смотрит на блюдо и на мои руки, но ни о чем не догадывается, а я молчу. Измена – это женщина с красивым лицом или самым обычным. Она угощает печеньем с медом, протягивая его левой рукой.

Мне кажется, все началось с того несчастного случая, начавшегося в самое обычное утро с холодного кофе. Я сидела за кухонным столом, когда завтрак был уже съеден, корма Бриккен виднелась из ягодных кустов за забором, и только блюдо, чашки да крошки на столе составляли мне компанию. Крошки я собрала в небольшую кучку, но мыть посуду не стала. Бу играл наверху. Насколько я помню, я еще не успела подняться с места, когда снаружи донесся рев мотоцикла. Мотоцикл резко остановился перед нашими воротами. Руар вернулся раньше времени? Нет, это был Даг. Через стеклянное окно я слышала, как он кричит. Его ор донесся в кухню еще до того, как он выключил мотор. Меня охватило чувство страха – вдруг он сердится на меня? Но понять ничего было невозможно, только ор в ушах, никаких слов. Несколько секунд спустя он влетел в кухню. Лицо у него было красное, глаза как у загнанного зверя.

Моя первая реакция была – бежать. Я принялась искать самый короткий путь к отступлению, размышляя, смогу ли бежать по лесу босиком. Даг шагнул ко мне и схватил меня за плечи. Я попятилась.

– Где мамаша? – выпалил он. – Она поедет со мной в город, а ты, Кора, должна остаться с Бу. На папашу упало дерево, и я не знаю, выкарабкается ли он!

Сосна упала на Руара. Слова все еще висели в воздухе. Мне хотелось сказать Дагу, чтобы он исчез – немедленно.

«Заткнись и ступай прочь!» – хотелось мне сказать, чтобы дать себе отсрочку, пока будет домыта и вытерта вся посуда, пока будет развешено белье, закатаны все ягоды, все ненавистные мне дела закончены. Этого времени мне не дадут. Я смотрела в пол. Все доказательства были у меня перед глазами, на сосновых досках пола. Грязные следы Дага. То, что произошло, произошло. Следы ног, принесших страшное известие. Теперь реальность разметана по всему полу. И вымести ее не представлялось возможным.

– Ты должна остаться здесь, – сказал мне Даг.

Я оттолкнула его в сторону. Скорее на второй этаж. Сердце стучало в подошвах и в грудной клетке. Тук-тук. Страх бежал впереди меня. Там сидел Бу с альбомом и карандашами и рисовал машины при помощи линейки. Я взяла его стакан с соком. Немного спокойствия из-за пачки мюсли. Бу уставился на меня, когда я схватила его за руку и рывком поставила на ноги.

– Мне надо будет уехать, – проговорила я, стараясь выглядеть, как обычно.

Он с изумлением посмотрел на меня, нахмурил брови.

– Ты слышишь, что я говорю? Торопись, ты должен уйти отсюда!

Голос предательски пытался дрожать, я заставляла себя говорить собранно и спокойно. Он начал собирать карандаши.

– Брось карандаши! Все хорошо, ничего не случилось!

Голос звучал слишком визгливо.

– Надевай ботинки и беги к старой Аде в Рэвбакку, скажи, что я приду позже и все объясню.

Бу попятился, как напуганная лошадь, но кивнул. Схатив его за руку, я потащила его за собой, скатилась вниз по лестнице и выпустила его только тогда, когда мы уже стояли во дворе. Мотор уже был заведен, Бриккен садилась в машину.

– Я поеду с вами, – сказала я. – Бу пойдет к Аде.

Потом я плюхнулась на заднее сидение и с грохотом захлопнула дверцу.

Стиснув зубы, Даг понесся вперед. На пустынных дорогах из-под колес летел во все стороны гравий. На Бриккен было цветастое платье, в руках сумочка, но пальто нет. Что произойдет, когда мы приедем на место? Только на полпути до больницы я вспомнила, что забыла глянуть на себя в зеркало. Даг смотрел на дорогу, то и дело косясь на Бриккен, чтобы выяснить, как она себя чувствует. Говорил он негромко.

– Вся бригада сделала перерыв на обед, но двое продолжали рубить, хотя уже просигналил свисток. Хенри и еще этот, новичок. Фошлунд, кажется. Папаша пошел наискосок со своим обедом к тому месту, где мы сидели.

Дыхание Бриккен. Даг посмотрел на нее.

– Сосна на него так и рухнула.

В ушах у меня звенело.

Когда Даг припарковал машину, я продолжала стоять на месте, не желая узнать правду. Он обнял Бриккен за плечи и повел к входу в больницу, но я застряла. Дрожала, хватала ртом воздух. Мотала головой. Сперва осторожно, потом более решительно. Вскоре голова тряслась сама, все быстрее и быстрее.

Только не смерть. Этого просто не может случиться.

– Нет.

Я произнесла это вслух так громко, что Даг обернулся.

Руар выживет.

Я так решила.

И поспешила вслед за ними.

Едва переступив порог, Бриккен замерла на месте. Ведь она не знала. Ее ноги словно пришиты к земле, я услышала, как она бормочет какое-то заклинание. Она расправила платье – провела ладонями по ткани под грудью и вниз до самых бедер. Повторила движение несколько раз, словно ритуал. Грудная клетка напряглась, словно пытаясь вырваться из ткани. Даг поковырял прыщи на лице, положил руку ей на плечо, но она не заметила. Лишь снова и снова расправляла платье. Крепко взяв ее за плечи, он развернул ее к себе, взглянул ей в глаза.

– Мамаша. Сейчас не до того. Постарайся взять себя в руки.

Стало быть, теперь настало время показать свою решительность.

Он все еще держал ее за плечи, когда их спины двинулись впереди меня вглубь больницы. Никто из них не смотрел на меня. Вокруг раздавались быстрые шаги. Слова и фразы долетали до меня, как смутное бормотание. Даг тянул себя за рукав джемпера. Заикался. Какая-то женщина улыбнулась заученной улыбкой и указала на скамейку, потом отвернулась и поспешила дальше. Наверное, скоро появится кто-то, кто заберет нас. Посидите пока. Рукой она указала на дверь. Мы уселись рядом со стойкой информации, на краешке стула.

Сидели в ряд и ждали, глядя прямо перед собой на дверь, из которой кто-то должен появиться. Какое отделение? Разница колоссальная: черепно-мозговая травма, кровоизлияние во всех желудочках сердца или сломанный палец. Нащупав руку Дага, я спрятала в нее свою ладонь. Рука у него была горячая и сухая. Он не оттолкнул меня. Ни один из нас не выпускал из виду дверь. Мы гипнотизировали ее глазами. Тоже как ритуал.

Дверь распахнулась. Женщина с внимательным лицом указала нам в помещение, пожала нам руки прохладной сухой рукой и поспешила впереди нас дальше. На белом воротнике ее халата виднелась капелька крови. Коса била ее по спине. Вслед за ней мы пошли по коридорам к постели Руара. Запах болезни, пластикового коврика и химикатов. Воздух ослепительно белый с запахом эфира. Я едва тащила ноги. Кровь на ее воротнике. Руар умер. Только что жил. А теперь его нет. Новый коридор. Старик со скрюченной спиной сжимал в руках женскую кофточку, кожа натянулась на костяшках пальцев, под ней проступали сосуды. Глаза лишены выражения – вероятно, устремлены в прошлое. Встретившись с ним взглядом, я задумалась, кто была хозяйка этой кофты и что с ней случилось. Я буду выходить отсюда с таким же лицом? Кто-нибудь стал бы оплакивать меня, будь я на месте этой женщины с кофтой?

Врач с капелькой крови на воротнике остановилась. На кушетке, окруженной светлыми занавесками, лежало тело, принадлежавшее Руару. Под одеялом угадывались очертания его ног. Под потолком мигали лампы дневного света, рядом пищали и позвякивали какие-то приборы и аппараты.