– А вы чего такая злая сегодня, Марья Витальевна? – кривится Коля.

– Зуб с утра болит. Выходные нормально были, а теперь опять. Да какое тебе дело вообще, работать я сказала!

– Наверное, второй ряд режется, как у акулы, – огрызается Коля.

– Что ты сказал? Пошел вон отсюда, хамло! Ты меня услышал, выметайся нафиг из офиса, щенок! Вот же ж паскуда какая, а!

Я поднимаю взгляд на Машу и вглядываюсь в лицо, которое теперь цвета ее помады. Что-то это перебор, начальница и раньше любила нас покошмарить, но в такой ярости из-за ерунды я вижу ее впервые. Она продолжает орать и грозиться разговором с директором и даже увольнением, капельки ее слюны прилетают сверху мне на нос.

Коля хлопает крышкой ноутбука, спустя пять секунд дверью офиса. Маша продолжает орать ему вслед. Теперь шум нарастает у меня за спиной, и я поворачиваюсь на кресле, чувствуя противное щекотание между лопаток.

– Я тебе эту ручку в задницу засуну, сколько раз просила не щелкать! – орет девочка-маркетолог на соседку, которая работает здесь едва ли больше месяца.

Офис на двадцать человек за мгновения превращается в площадку реалити-шоу, над столами пролетает мусорка. В криках почти невозможно различить отдельных слов, я слышу только Машу, которая уже вскочила со стола и орет, как всех уволит и оштрафует.

Девочка из бухгалтерии тянет за волосы подругу-копирайтера, на пол сыплются бумаги, мне под ноги прилетает стакан для карандашей…

Наверное, с таким же выражением лица, как и сейчас, я смотрел на женщину с морковными волосами, а потом и на психолога после его отказа со мной работать. Дебильным выражением ничего не понимающего человека.

– Успокойтесь, пожалуйста! Что вы делаете?! – пытается перекричать остальных наш дизайнер, тихая и талантливая девочка. Похоже, кроме меня она единственная, кто не поддался всеобщему безумию.

На столе у стены звонит телефон. Его трель тонет в шуме.

– Алло. Добрый, – отвечает наш самый старший и самый опытный продажник, но через секундную паузу кричит в трубку. – Сергей, идите в жопу!

– Ты как с людьми разговариваешь?! – визжит Маша, хватает с моего стола степлер и бросает парню в голову.

Тот прижимает ладонь к уху, между пальцев течет алая кровь, капает на штаны.

Офис замолкает разом. Растрепанные, раскрасневшиеся, готовые душить друг друга шнуром от принтера, истыкать глаза скрепками или утопить в тазике с водой от кондиционера, сотрудники смотрят на яркую кровь. И не решаются взглянуть друг на друга.

Маша приходит в себя первой, бросается к менеджеру, что-то бормочет, извиняясь. Её лицо остыло, оно бледнее мела, тонкие губы в красной помаде теперь напоминают открытую рану. По рукам передают аптечку, голову пострадавшего бинтуют.

Я замечаю, что единственный в офисе остался сидеть. Выхожу в коридор, мимо лифтов, на балкон покурить. Голова слишком тяжелая, отказывается думать.

В кармане звонит телефон.

– Ну как твой зуб? – интересуется Пашка бодро.

– Болит.

– Ай, балда, всё никак не запишешься?

– Запись на пару месяцев вперед, – отвечаю на автомате. – И это платный кабинет. Медсестра сказала, что не помнит такой ажиотаж.

– У вас одна поликлиника, что ли?

Я молча смотрю на сигарету, она прогорела почти для фильтра, а я едва ли сделал две затяжки.

– Ты куда пропал? – Пашкин голос теряет бодрость.

– Здесь я. Не знаю, не одна, наверное.

– Слух, чего ты мучаешься, давай в Минск! Друга повидаешь, денег сэкономишь. У тебя бесплатный стоматолог как-никак под рукой… ну, почти под рукой.

– Дел много.

– Серег, развеяться тебе надо, говорю. Приезжай, а?

– Я что-нибудь придумаю, – лгу я.

– Ага. – Пашка все понимает. Его голос гаснет вместе со сгоревшей впустую сигаретой.

Бычок летит в пепельницу из-под кофейной банки.

***

В офис я возвращаться не стал, сразу поехал в бар. Как ни странно, меня никто и не искал.

Сколько еще будут вспоминать сегодняшний день: всё, что наговорили и услышали, боль в охрипших связках и сжатые до побелевших костяшек кулаки? Кто из коллег перестанет здороваться утром, не сядет в столовой за один стол и промолчит в курилке?

Или предпочтут забыть, оправдают душным офисом и капающем кондиционером, спишут на сжатые сроки и повышенную нагрузку? Оставят в прошлом, словно пьяный дебош или быстрый секс на корпоративе, ну было и было? Я задаюсь вопросами, глотая холодное пиво бокал за бокалом. Лишь бы не спрашивать главного: почему все вокруг сходят с ума?

Бармен пьянеет на глазах, к концу вечера он уже откровенно промахивается мимо стакана и проливает пиво на стол, себе на ноги в светлых шортах. Его напарник спит, прислонившись к стойке.

Мне кажется это забавным, и я смеюсь, и смеются те немногие, кто ходит в бары по понедельникам. Мне уже известны все ответы, они здесь, за мутной пеленой перед глазами. Осталось лишь руку протянуть, схватить, в рот положить, разжевать да переварить… Но сначала надо сконцентрироваться, чтобы не свалиться с высокого табурета, от которого так затекла задница.

… Я хотел ту задницу в аптеке. В ту секунду, лишь в тот краткий миг, но хотел…

Две таблетки обезбола утром, одну для зуба, вторую – снять тиски с затылка. Пол-лимона на литр воды. Когда организм начинает потихоньку справляться с последствиями вечера, спускаюсь к подъезду покурить. Пытаюсь вспомнить, почему не вызвал такси, а больше часа петлял дворами, держась подальше от дорог и машин.

Смутную догадку хочется списать на пьяный бред.

Из подъезда выходит сосед Витя, садится рядом на скамейку. Дрожащими пальцами прикуривает. Заросший и лохматый, он похож на медведя, разбуженного посреди зимней спячки.

– Совсем хреново? – спрашиваю я, глядя в бледное лицо. – Что отмечали?

– Да если бы, – бурчит сосед. – Траванулся, походу. Муторно… целое утро. Уже дважды к толчку бегал.

Он выдыхает дым, морщится и нерешительно смотрит на сигарету в руке. Лицо его теряет последний цвет, на лбу выступает испарина. Витя тушит недокуренную сигарету о край урны.

– От дыма еще хуже, – стонет он.

– Слушай, Вить, а у тебя зубы не болят в последнее время? – я сам удивляюсь вопросу.

– Тьфу-тьфу. – Сосед вяло касается костяшками скамейки. – Мне в прошлом году все вылечили, сразу пять штук. Бабла тогда отдал… Но тут чем раньше, тем лучше, сам знаешь.