— Эй, щеглы! Вы и вправду за малыми полезете? — бритая Вовина башка высунулась из комнаты.

— Тебе какое дело?

— Ты пасть прикрой да сюда идите. Покажу чего.

Берлога тельняшки встретила нас запахом скисших носков. Но даже тусклого свечения телевизора хватало, чтобы разглядеть порядок в комнате. Я похвалил Иру про себя: молодец баба, успевает впахивать за двоих, да еще чистоту поддерживать.

— Вовик, мы торопимся.

— Да щас, погоди ты. — Мужчина встал на колени и вытащил из-под койки пыльный чемодан.

Щелкнули застежки.

— Черт его знает, что там Самосбор оставил. Тебе сгодится.

Я развернул протянутый сверток.

— Халат химзащиты? Откуда? — вытаращился Дима.

Сосед промолчал. Такие носят только ликвидаторы да некоторые сотрудники НИИ. Редкая вещь. Дорогая. Вова, видимо, прихватил с предыдущей работы.

— И что ты хочешь за него? — я подозрительно покосился на бывшего вояку.

— Курить дай.

Я достал из пачки сигарету, положил себе в карман. Остальное протянул Вове. Выжидательно посмотрел на него — слишком уж неравноценный получается обмен.

Тельняшка встал и сразу прикурил. С удовольствием крякнул, сделав две большие затяжки подряд.

— Хочу еще, чтобы внизу вы головой думали.

— Слабо верится, что ты так о нас заботишься, — прищурился Дима.

— А я не о вас, дураках. Слушай. — Вова серьезно посмотрел мне в лицо. На миг его взгляд показался даже трезвым. — Если что-то успело проникнуть в кабину… Присмотрись к детям, прежде чем тащить их сюда. Обрати внимание на любые странности. И проверь слюну.

— Слюну?

— Будет коричневый оттенок, и завтра у малого слизь пойдет из всех отверстий. Послезавтра на этаже не останется выживших. Это относится ко всем странностям: сыпь, язвы, наросты на коже. Необычное поведение…

Я не стал уточнять, какое поведение считать обычным для напуганного, возможно раненого ребенка.

— Не спрашиваю, получится ли у вас их вытащить. Но очень интересно, хватит ли ума оставить.

— Пошел ты, Вовик… — бросил Дима севшим голосом. Все понимали, тельняшка прав. И от правоты этой становилось тошно.

— Повидайте с мое, салаги, — огрызнулся Вова и сел на кушетку. Прикурил вторую от бычка. С минуту в комнате трещал лишь телевизор.

Минуты. Сколько их так утекает впустую, на сомнения и страхи, когда время действовать?

— Великоват как-то… — я набросил плащ и осмотрел себя.

— Вот дурень. Затягивается же. Здесь и вот здесь. И тут еще. Во-о-от. Другое дело!

Плотная легкая ткань почти не стесняла движения, хорошо прилегая к телу.

— Спасибо, — кивнул я.

— Это с возвратом, ты не думай. — Ударом ноги Вова отправил чемодан обратно под кровать. — И еще: будете трепаться, что это я вам дал, зенки выдавлю!

* * *

Щелк — свет.

Щелк — тьма.

«ЖИТЕЛЬ, ПОМНИ! САМОСТОЯТЕЛЬНО ВЫБИРАТЬСЯ В ШАХТУ ЛИФТА ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!»

Я успел забыть, когда и как эта листовка появилась в кабине. Но каждый раз по пути на работу непроизвольно вчитывался в поблекшие от времени буквы.

Щелк — вдох.

Щелк — выдох.

Воспоминания о спуске ограничились проклятым звуком ламп. Помню, как пришли на четвертый, как Димка вскрыл фомкой двери шахты. Как мы обвязывались веревкой. Дальше лишь высота и дыхание по щелчку. Остается только догадываться, сколько времени я судорожно цеплялся за торчащую из бетона арматуру, которую лишь безумный архитектор этого места мог назвать лестницей, пока брат медленно стравливал веревку руками в толстых рукавицах.

Дрожь постепенно покидала скрюченные пальцы, дыхание возвращалось в норму. Голову мгновенно засыпало вопросами. Разбираться решил по порядку:

— Где твоя сестра?

Слава вжался в стенку кабины, прямо под листовкой с предупреждением, и таращился на меня. Пыль, сопли и слезы смешались в грязные разводы на бледном лице ребенка. Хотел что-то сказать, да, видимо, выражение моей физиономии пугало его даже больше, чем это место.

— Пацан, ну ты чего? Это же я!

— Дядя Сергей! — вот и новая порция слез.

— Ну, не хнычь, — я подсел к мальчику. Он протянул ручонки, вжался в мой халат. — Ты как?

Тихие всхлипы в ответ. Я отстранился, чтобы рассмотреть его получше: коленки сбиты в кровь, на лбу ссадина, будет шишка. Больше ничего, кожа чистая, цвет глаз нормальный. Задрал тонкую рубашку, повернул — тоже чисто.

— Сильно болит?

Отрицательный кивок.

— Где Катя?

— Мы пошли посмотреть этаж. — Славка шмыгнул носом. — У нас быстро кончились спички. Я испугался и побежал обратно… а Катька… заблудилась.

Я заглянул в темноту проема. Уровень этажа оказался всего на двадцать сантиметров выше, чем кабина лифта. Похоже, ловители действительно отчасти сработали, затормозив падение.

— Как вы открыли двери?

— Не мы, — мальчик пожал костлявыми плечами. — Сначала был грохот, потом нас подбросило, Катька даже подбородок разбила. А когда открыли глаза, двери уже так были.

— Ла-а-адно, — протянул я, собираясь с мыслями. — Вот как мы поступим. Я сейчас обвяжу тебя этой веревкой и подсажу к люку, чтобы ты мог выбраться на крышу. Будешь ждать меня там, понятно? А сам пойду искать твою сестру. Если меня долго не будет, кричи наверх и лезь по лестнице. Там дядя Дима, он будет тянуть веревку, и ты не упадешь. Хорошо?

Слава кивнул. Когда я посадил его на крышу, несколько раз щелкнул фонариком, подавая брату сигнал через открытый люк: «все в порядке, жди».

— Я скоро вернусь, Славка, слышишь? Потерпи еще чуток.

Тьма этажа дохнула на меня сыростью. Я постоял с минуту, принюхиваясь в попытке различить характерные для Самосбора запахи. Но не заметил ничего подозрительного. Луч фонарика пробежался по низким потолкам и серым стенам. Бетонные кишки узких коридоров расходились от лифта в четыре стороны.

Я прошел в случайном направлении десять шагов. Снова развилка. Не похоже на жилой этаж, скорее подвал с лабиринтом проходов и тесными каморками. Вернулся обратно и пошел в другую сторону. Пока мне не встретилось ни коричневой слизи, ни других последствий Самосбора. А вот и то, что я искал! Обгоревшие спички станут моими хлебными крошками. Как дети сами до такого не додумались? Им больше не читают сказок?

Сначала до меня долетел звук глухих ударов. Словно кто-то методично бил резиновым мячом о пол. Я даже представил, как скачет грязно-красный шар с двумя синими полосками. Слава и Катя постоянно таскали за собой эту самую популярную в Гигахруще игрушку. Странно только, что девочка решила поиграть сейчас, одна в полной темноте.

Я разобрал тихие всхлипы, переходящие в звонкий смех, будто кто-то пытался плакать и смеяться одновременно. Собрался было уже крикнуть, обозначить себя, позвать, но в горле предательски дрогнул ком. Дух этого места и так обдавал холодом между лопаток, еще и звуки… Шуметь расхотелось.

Я осторожно продвигался вглубь коридора, находя под ногами очередные угольки спичек, пока свет фонаря не коснулся сидевшей на корточках фигурки. Ее плечи едва заметно содрогались.

— Катя?

Девочка оторвала голову от коленок и прищурилась. Я направил луч фонаря в пол и подсел к ней.

— Ты как?

— Мне страшно, я хочу домой. — Тоненький голосок Кати подрагивал, но ее глаза оставались сухими. Похоже, от испуга она даже плакала без слез.

— Это ты смеялась?

— Что?

— Я слышал смех.

— Не знаю.

Показалось?

Девочка отстранилась и заглянула мне в лицо, будто видела впервые.

— Кать, это я, Сергей. Ты чего?

— Забери меня.

— Сейчас пойдем. — Я бегло осмотрел ее. — Ничего не болит?

— Нет.

Похоже, ни царапины.

— Кать, сплюнь, а? — запоздало припомнил напутствие бывшего ликвидатора.

Ребенок хлопал ресницами в непонимании.